— Прошу вас, я ведь всего лишь рабыня! И мой ошейник уже принадлежит вам, вы заберёте его, как только ваш знакомый колдун снимет его с меня… Я ничего больше не могу вам дать, я просто не умею…

Но как я ни пыталась вывернуться из его мускулистых загорелых рук, у меня ничего не получалось — Джус продолжал бесцеремонно ощупывать мою грудь, придавливая меня к стене. Мои мольбы вызвали в нём лишь очередной приступ смеха.

— Не умеет она! — хохотал он. — Я и сам могу взять то, что мне нужно.

В раскрытую дверь заглянули, и я зажмурилась от ужаса. Расплата за предательство наступала слишком быстро. Я не успела бы ничего предпринять. Я не могла даже вырваться и броситься в воду. Джус обернулся и исторг отборное ругательство — его помощник мигом испарился, прикрыв каюту.

— Пожалуйста, не отдавайте меня матросам! Пожалуйста! — задыхаясь, просила я.

Взгляд капитана стал жёстким и злым. Он ухватил меня за волосы и посмотрел мне в глаза.

— Ты слишком несговорчива для рабыни, тебя следует проучить! — прорычал он.

— Наверное, да, следует. Но пусть это сделают мои хозяева!

— Теперь я твой хозяин, девка. И я буду решать, что с тобой делать. Станешь противиться мне — будешь подыхать долго и мучительно, как прежний хозяин этой посудины. Поняла?

Я поспешно закивала, и Джус выпустил меня, указав на койку. Прикрыв грудь, я села на самый краешек. Меня била крупная дрожь, а пальцы стали холодными как лёд.

— Меня никогда… — всхлипнула я. — Никогда ещё… никто не трогал. Я не знаю, что нужно делать.

Капитан, ещё мгновение назад скрипевший зубами от ярости, вновь расплылся в злой улыбке.

— Врёшь ведь, — сказал он.

— Клянусь. — Я потрясла головой.

— Что ж, я сделаю вид, что поверил. Так и быть, пока будешь только моей, но, если провинишься, — привяжу снаружи голышом. Обещаю — замёрзнуть тебе не дадут. В моей команде горячие парни!

От страха у меня зуб на зуб не попадал, я могла только беспрестанно кивать, как деревянный болванчик на лотке рыночного торговца.

— Снимай эти лохмотья, — скомандовал мой новый хозяин, а сам принялся расстёгивать ремень на штанах.

Когда-нибудь это должно было случиться. Юные невольницы редко остаются нетронутыми до девятнадцати лет. Мне просто несказанно везло с хозяевами: магистр Гедрис никогда не прикасался к рабыням, считая, что это унижает его достоинство, а Мартейн Фоули без памяти любил жену. Конечно, в любом поместье есть ещё множество мужчин, но ни охранники, ни наёмные работники не осмелятся покушаться на рабыню, если знают, что это может навлечь гнев её владельцев. Никто не захочет потерять работу из-за воплей капризной девки.

И всё-таки я понимала, что рано или поздно это произойдёт. Как ни старалась я вести себя скромно и делать вид, будто ничего не замечаю, мужчины обращали на меня внимание. Но я и помыслить не могла, что всё будет вот так — в полумраке каюты чужого корабля, по пути в неизвестность.

Пока Джус неторопливо расстёгивал широкий кожаный ремень, я смотрела на притороченные на нём справа и слева изогнутые кинжалы и думала о том, что оставлять меня в живых — потом — капитану нет никакого смысла. Ошейник можно снять и с трупа, для этого не понадобится колдун.

— Меня можно… можно выгодно продать. За девственницу дают больше золота, — прошептала я, не в силах отнять рук от обнажённой груди.

Капитан Джус расхохотался, словно это была удачная шутка.

— Мы в море, крошка! Вряд ли моих парней интересует твоя невинность, а уж акул — тем более. И уж точно ни у кого из них нет золота. Раздевайся!

Я опустила глаза и трясущимися руками расстегнула уцелевшие пуговицы. Не буду смотреть на него, на это чужое смуглое лицо, блестящее от пота и воняющее ромом. Но думать ни о чём другом не получалось.

Платье безжизненной кучкой свалилось к моим ногам, и я чувствовала себя примерно так же. Лишённой сил и содержания никчёмной вещью, которая даже не знает толком, как угодить хозяину. Никто не учил меня искусству соблазнения.

— Ты хороша, маленькая врунишка! — Джус отбросил носком ботинка мою одежду и, ухватив меня за запястья, заставил раскрыться перед ним. — Говоришь, ты никогда не бывала с мужиком? От кого же ты бежала? От чокнутой старухи? От немощного старика? Смотри на меня!

Я подняла голову и заглянула в его глаза, в которых плескалась опасная смесь веселья и злости. У меня не было сомнений, что Джус способен пустить в ход кинжалы, если что-то пойдёт не по его желанию. И всё же мне не хватило решимости назвать имя моей хозяйки или советника Фоули. Я закусила губы и промолчала.

Капитан не стал дожидаться ответа, он подцепил пальцами мой ошейник и вздёрнул меня на ноги, пожирая глазами оголённую грудь. На мне оставались только короткие штанишки из лёгкой ткани, и я была уверена, что их сейчас постигнет та же участь, что и платье.

— Я же сказал тебе снять всё, — напомнил мне Джус, проведя рукой по моему животу и спустившись ниже.

Горячие пальцы сгребли в кулак больше не нужное бельё и рванули. Штанишки больно врезались мне между ног, но уцелели: ткань оказалась крепкой. Я едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть, а после кое-как сбросила с себя бельё под пристальным взглядом капитана. Он никуда не торопился, ему явно нравились мои смущение и страх. Да и куда можно торопиться в открытом море?

Направляемый парусами ветер гнал судно на юго-восток, к неизвестным островам, а я понятия не имела даже о том, доживу ли до утра. Линия моей жизни потерялась в сгустившейся за бортом темноте. Словно отвечая на мои обрывочные мысли, капитан толкнул меня обратно на лежанку и погрозил пальцем.

— Ты будешь тихой и послушной кошечкой и тогда, быть может, останешься в живых.

— Да, господин, — выдавила я, не сводя с него глаз.

Он расстегнул рубашку с закатанными до локтя рукавами и почти сразу же навалился на меня сверху, жадно ощупывая моё тело смуглыми мозолистыми руками, покрытыми чёрными завитками волос. Я вспомнила, как Мартейн зажигал свечи в гостиной — плавные движения сильных и изящных пальцев аристократа. Сколько раз я мечтала, чтобы муж хозяйки ненароком коснулся меня?

Я задыхалась от жара чужого мускулистого тела и нахлынувшего отвращения. Капитан Джус грубо целовал меня, удерживая за шею, и я осознавала, что только покорность и смирение спасут меня от гибели. Пусть делает, что хочет, а потом, когда он выпустит меня, я улучу момент, чтобы вырваться из каюты и броситься в море.

Однако наше тело не всегда бывает подчинено разуму. Как ни старалась я сдержать себя внутренними уговорами, незнакомая сила прорвалась во мне, заставила выкручиваться, бить Джуса кулаками, кусаться и кричать. Усилий хрупкой девчонки ни за что не хватило бы, чтобы сбросить с себя мужчину, который был намного выше, крупнее и к тому же был закалён морем и сражениями, но я всё равно до последнего пыталась отсрочить неизбежное.

— Прекрати дёргаться! — разозлившись, прорычал Джус и сжал меня так, что, казалось, затрещали кости.

— Нет, я не буду! Нет! — ещё громче вскрикнула я.

Он ударил меня по лицу, и я сразу же ощутила во рту вкус крови от разбитой губы. Вслед за этим меня пронзила другая, ещё незнакомая мне боль, и я поняла, что бороться стало бесполезно. Мне было не справиться с этим рычащим чудовищем, даже если бы у меня внезапно открылся дар. Но никакого дара не было и в помине, было только глупое и непокорное тело, никак не желающее подчиниться завладевшему им мужчине.

Казалось, что с каждой секундой мой мучитель проникает всё глубже и глубже, что время замерло и мир вокруг перестал существовать, осталась одна темнота, заполненная болью, моими сдавленными стонами и грозным сопением Джуса. Единственное, что внезапно всплыло в моей памяти, — это то, что когда-нибудь он должен меня выпустить. Это не может продолжаться вечность, у всего на свете бывает конец. Стиснув зубы, я ждала и ждала этого конца, а он всё никак не наступал.