— Тоже я, все я. Выпадет снег — вернусь к вам, увезу.

— А теперь бросишь на все лето. Это с твоей стороны нехорошо, — начала было Катерина Павловна упрекать Коляна. — Ломаешь уговор: не бросать нас до Хибин.

Но Сергей Петрович остановил ее:

— Говоря по правде, мы нарушили уговор — отложили отъезд до зимы. Ехать сейчас Колян, пожалуй, согласен. Да?

— Ехать можно, — согласился Колян.

— Но почему не хочешь пожить с нами до зимы? — не унималась Катерина Павловна.

Колян с помощью Сергея Петровича, уже испытавшего лопарскую жизнь, растолковал ей, почему одно может сделать, а другое не может. Не из каприза и упрямства пойдет он за оленями. Всякий лопарь накрепко привязан к ним, без оленей нет ему жизни. На олене он ездит, кормится его мясом, из шкуры шьет одежду, обувь. Олени не живут на одном месте, а постоянно бродят, собирая разный корм. Зимой — в лесах, где снег бывает рыхлей, чем в тундре, и легче из-под него достать ягель. Весной перебираются из лесов на открытые места, где раньше сходит снег, устанавливается тепло и появляется летний корм: трава, листья, молодые побеги. Летом в Лапландии распложается несметно много комаров и гнуса. Эта «комариная пора» самая тяжелая для оленей. Единственный спаситель от комаров — сильный ветер, и олени уходят к нему, либо высоко в горы, либо к морю. Осенью они делают обратный переход в леса.

Иногда оленей отпускают бродить без надзора: пусть сами ищут пастбища, сами спасаются от диких зверей. Но допускают это только по нужде, когда пастухи заняты другим важным делом — охотой, рыбной ловлей.

Колян не собирается затевать большую рыбалку или охоту на медведей, волков, диких оленей: ему не надо делать запасы, а на текущий прокорм он всегда добудет какую-нибудь рыбешку, пичужку. Ему гораздо выгодней хранить оленей. Максим обещал платить но голове с десятка. Если Колян сбережет всех, скоро у него будет десяток своих.

А дрова, вода, о чем беспокоится Катерина Павловна, совсем недалеко от куваксы, вполне может приносить Ксандра.

— Конечно, — согласилась она.

Олени паслись невдалеке от стойбища. Колян жил пока в куваксе рядом с докторской, но раза два-три на дню проверял стадо. Ксандра часто выезжала с ним и училась арканить оленей. Наконец она так наловчилась, что могла поймать любого, по заказу. Затем попросила:

— А теперь научи меня править оленями!

— Садись, пробуй!

Они тут же сели в легковую нарту, на которой Колян проверял стадо. Ксандра взяла хорей, вожжу. Почуяв неопытные руки, олени пошли вилять, затащили нарту в кустарник и остановились щипать листья.

— Приехали. Здравствуй! — сказал Колян, смеясь. — Олешкам дальше не надо, им хорошо.

А Ксандра была готова расплакаться.

— Ничего, выедем. — Колян тоже взялся за хорей и вожжу. — Будем править вместе.

Толкнул хореем вожака, тот прянул вперед, дернул своих пристяжных, и нарта выбралась из кустарника на чисть. Обогнув стадо и попутно сгрудив его потесней, Колян вдруг сказал:

— Мы делаем большую ошибку… — И объяснил, что сначала Ксандре надо выбрать себе упряжку — три, четыре головы — и учиться ездить потом на них. Олени привыкнут к ней, она привыкнет к ним, и будет хорошо.

— Делай как лучше! — сказала Ксандра.

— Выбирай, лови, каких хочешь!

Ксандра выбрала Лебедя, Лебедушку и еще одного, под масть им, безымянного оленя. Ему тут же, недолго думая, дали имя — Беляк. Колян сказал, что Беляк не ходил в упряжке и его надо отдельно поучить этому делу. Оленя заарканили. Рога у него были молодые, еще не окостеневшие, каждым рывком он причинял сам себе острую боль и бунтовал недолго. Аркан заменили веревкой, один конец ее накинули хомутиком на шею оленя, другой привязали к тонкой березке. Колян легонько толкнул оленя хореем. Олень дернул веревку, гибкая береза качнулась вслед ему, а затем, распрямившись, сильно отбросила его вспять. Он дернулся еще и еще, а береза проделывала все ту же штуку — склонялась и разгибалась. Поняв, что в эту сторону выхода нет, олень принялся бегать кругами. Веревка становилась все короче и постепенно прикрутила его к дереву.

Ударил олень ногами в землю. Полетели из-под копыт мох, камни, глина. Выкопал олень порядочную яму, обнажил у березы корни, но не мог вырвать ее — крепко вцепилась, — не мог, как хотел, унести на могучих рогах в тундру. Заревел олень и сунулся перед березой на коленки. Ходуном ходили вспотевшие бока, изо рта падала пена.

— Отпусти его, отпусти! — Ксандра схватила Коляна за руки. — Мне не надо. Я на другом буду ездить.

— Другого так же учить надо. Хочешь ездить — надо учить.

Олень устал, затих. Тогда Колян раскрутил веревку, обвившуюся вокруг березы, и снова погнал его хореем. Олень опять рыл землю, кружился, ревел, падал на коленки.

— Упрямый дурак! — бранил его Колян. — Ну, бегай, бегай! Ищи ум!

И еще много раз олень наматывал вокруг ненавистной березы всю веревку, вплоть до своего лба, пока понял, что так ему не убежать. Поняв это, он начал рваться в одну сторону. Береза нагибалась и распрямлялась, то давала ему шаг вперед, то осаживала назад. Обманутый ее податливостью, олень прыгал и прыгал, и ему представлялось, что он убегает, что свободен.

— Вот молодец! — нахваливал его Колян. — Вот и нашел ум!

Пожалуй, самое главное в ездовой науке — приучить оленя не кружиться, а тянуть вперед: не приученный к этому будет ходить вокруг санок, на нем не уедешь и шагу.

Оленя запрягли в санки. Для начала Колян решил проехаться один. Бывало, что олени при первых выездах сильно буянили и выбрасывали седоков.

— Фиу-уть! — свистнул Колян.

Олень вздрогнул — что еще такое? — дернул санки и понял, что можно бежать, и пустился с громким, радостным ревом по мягким мшарам, огибая камни и островки кустарника. Хомутик не сильно и уже привычно — после веревки — щекотал шею. Но олень хотел обязательно сбросить его: ведь если он удрал от березы, то можно удрать и от хомутика, от санок, от надоедливого седока, надо только бежать умело. Ему приходилось спасаться от волков, и тут он повторял то же: на всем скаку вдруг делал большие прыжки, крутые повороты, быстро на миг оглядывался и грозно вскидывал рогатую голову. В иные моменты санки так заносило, что они скользили на одном полозе, а другой летел, не касаясь земли. Оленю казалось, что еще прыжок, еще поворот, и он будет свободен. Но хомутик не переставал щекотать, санки неслись по пятам, и человек сидел в них.

Вернувшись к стаду, Колян снова привязал оленя к березе и продержал там еще сутки: пусть учится бегать прямо. После этого олень действительно начал бегать прямей, меньше делать прыжков в сторону, поворотов, хотя и не нужно быстро. Медленному ходу его учили грузом: Колян и Ксандра усаживались вместе. В то же время обучали понимать окрики: стой, пошел! Беляк наконец присмирел, стал послушен. Тогда его запрягли в тройку с опытными ездовыми оленями — Лебедем и Лебедушкой.

Через неделю упрямых стараний, всяких промахов, падений с нарты, ушибов, скрытых и явных слез Ксандра научилась править оленями. Тогда Колян сказал ей:

— Дарю!

— Не говори глупостей! Какой ты дарильщик, сам ходишь без рубашки. Мы купим оленей.

— Не надо покупать, езди так, — начал уговаривать Колян: он не мог взять деньги от Ксандры. — Дарю до осени, потом ты подаришь мне обратно. Идет?

— А что скажет Максим?

— Осенью эти олени будут мои. Я заработаю их.

— Но сейчас Максимовы. Что скажет он?

— Ничего не скажет. Ему все равно, возят ли кого три оленя или бегают так, пусто.

— А что скажет моя мама? Она вон какая строгая.

— Сперва возьми, потом услышим, что скажет.

Колян дарил тройку оленей, санки, давно служивший, хорошо обласканный многими руками хорей и лайку Черную Кисточку. Оленному человеку нельзя без собаки.

Ксандра подумала, что подарок на время, только до осени, никому не принесет ни убытка, ни обиды, и согласилась принять его.