В возне с меловыми оленями незаметно прошел весь первый урок. На перемену Ксандра отпустила ребятишек побегать. Они поиграли между собой, с собаками, а через десять минут вернулись на свои места. Собаки снова чинно, строго уселись возле тупы.

Весь второй урок считали пальцы на руках, пуговицы у своих рубашек, мелки, которые показывала Ксандра. После второго урока она отпустила ребятишек домой, а Коляна попросила остаться и сказала ему:

— Мне неудобно, стыдно: столько всяких забот взвалила на тебя. И снова приходится просить.

— Проси, Ксандра, проси. Спасибо, что просишь! Для тебя, для школы я рад делать.

— У тебя есть свои заботы. Я буду платить, нанимать тебя. В Мурманске мне дали денег.

Колян удивился:

— За что платить? За то, что я люблю свой поселок, свою школу, свой народ? Я ничего не возьму. Я люблю даром. Мне это хорошо. Проси, Ксандра, не обижай меня!

— Ладно, для школы можешь делать, — согласилась она. — Но для меня делаешь слишком много. Я не могу брать бесплатно мясо, рыбу.

— А я не могу брать с тебя деньги. Мясо, рыба мне ничего не стоят.

— Как — не стоят? Тратишь время, треплешь обувь, сети.

— И дарить нельзя?

— Дарить каждый день, как ты, нельзя. Больше не буду брать. Я могу купить, мне платят деньги.

— Ах, Ксандра, не надо покупать. Зачем? — сожалел Колян. — Мясо, рыба — стоит ли разговора?

— Стоит. Я хочу есть свое, заработанное. Оно слаще. Ты понимаешь это?

— Немножко понимаю.

— Подумай и пойми лучше!

— А куда девать, если убью большую птицу, поймаю большую рыбу? Бросать?

— Отдай соседям! Не все же мне. В поселке всегда есть голодные люди. Бей, лови меньше. Птицы и рыбы тоже хотят жить.

— У кого будешь покупать? — спросил Колян.

— У всех, кто будет продавать. Оська набивается сам. Могу у тебя.

— Нет, тебе не продам. Проси что-нибудь так.

Она попросила сделать каждому школьнику по небольшой черной доске для письма мелом и дала образец — крышку от картонной коробки, в которой привезла посуду.

Весело насвистывая, Колян вышел из школы, окинул взглядом поселок: где искать доски? Доски привозили издалека — в поселке даже пилы, делающей их, не было, — тупы крыли сучьями, мхом, дерном, крылечек, оконных наличников не делали.

Шел по поселку и прикладывал образец ко всем доскам, попадавшимся на глаза: к дверям туп и амбарчиков, к спинкам легковых санок. С каким бы наслаждением снял он дверь у колдуна! За примеркой этой двери Коляна заметил Оська и спросил, что делает он. Колян решил разыграть жадного Оську:

— Ищу самую хорошую дверь.

— Зачем?

— Снять.

— Сня-ять… Для чего?

Колян рассказал, какая объявилась в школе нужда.

— Снимай свою! — посоветовал Оська. — Никто другой не отдаст дверь.

— Моя не годится.

— А чья годятся?

— Лучше всех твоя.

— Я не отдам. — Оська начал быстро-быстро мотать головой, как птица трясогузка хвостом. — И не проси, не пробуй!

— Просить будет учительница.

— Все равно не отдам. Никому!

Но это была только запальчивость; на самом деле Оська знал, что учительнице, да еще на школьную надобность, нельзя отказать. Откажешь — осудит весь народ. Спасать дверь надо было не отказом, а заменой. Оська попросил Коляна повторить, что нужно учительнице. Небольшие, черные доски. Оська бешено перебрал в уме все черное, что было в поселке, и нашел лучше двери — засмоленную лодку.

— Можно, — согласился Колян. — Когда отдашь?

— Завтра. — Оська взял образец и ушел к озеру, где стояли лодки.

На другой день он позвал Коляна на охоту, завел на дальний берег озера, показал разбитую лодку:

— Вот. Дарю!

Лодка была молодая, разбитая кем-то сознательно и совсем недавно. Так разбить не могло тихое, обмелевшее озеро. Колян догадался, что Оська дарит ему чужую лодку, которую угнал и разбил минувшей ночью. Брать такой подарок было опасно: что будет, если узнает хозяин лодки, узнает Ксандра?! И Колян сказал:

— Нужна не лодка, а доски.

— Вот бери, делай что хочешь!

— Зачем — я? Дари сам прямо учительнице и получай спасибо. Я не хочу отнимать его у тебя.

— Но доски просил ты.

— Не для себя, а для школы. Хочешь — неси в школу, не хочешь — жги здесь.

Переглянулись, поняли друг друга и мирно расстались. Колян вернулся в поселок. Оська задержался, много раз стрелял, разводил костер, домой пришел только вечером и тем же часом принес в школу аккуратные, гладкие, черные доски. Ксандра вся сверкала от радости. Оське сказала много раз спасибо и дала ароматный заморский чай.

Колян молча, в душе, досадовал и на себя и на Оську: он сам, один пустоголовый тюлень, не предупредил, что доски еще могут понадобиться, а другой тюлень, Оська, не догадался об этом, оставил от лодки меньше и сжег больше, чем следовало.

Вскоре колдун объявил, что у него бесследно исчезла лодка, исчезла, когда ни мелкой водой, самоплавом, ни летним сухопутьем такую большую невозможно увезти. Мотя принесла эту новость домой. Оська выслушал и сказал уверенно:

— Огонь да вода не оставляют следа.

— Думаешь, сожгли?

— Определенно.

— Кто?

— Я.

— Зачем тебе?

— За того голубого песца, что колдун выманил у тебя. — Оська не мог забыть этого редкого песца.

— Ты за него получил жену, меня. Тебе кажется мало, плохо? — начала придираться Мотя.

— Не плохо. Но жена в голубом песце еще лучше.

Оба засмеялись довольные, что объяснились так мирно и приятно.

Родители учеников догадывались по доскам, как исчезла лодка, но распространяли не это, а выдумку, шутки ради над колдуном, что другой, более сильный колдун обратил ее в камень. И даже нашли валун, похожий на лодку. Колдун сердился, выходил из себя: он-то знал, что всесилие колдунов — сплошной обман, что лодка погибла, возможно, от кого-нибудь из этих насмешников. Но узнать от кого, не хватало колдовской силы.

Вслед за слоном «олень» пошли в науку слова: «Колян», «корень», «Ленин», «мама», «рама», «папа», «лапа», «луна», «тупа». Их тоже рисовали и писали и на стене и каждый на своей дощечке. Мелки и дощечки ученики получили в постоянное пользование и могли практиковаться дома. Кроме того, по примеру Ксандры, совершенствовались в рисовании и письме на стенках родительских туп и еще придумали свое — на закоптелых ведрах, чайниках, котлах написали: вода, ведро, чай, котел, уха…

Со взрослыми Ксандра занималась так же, как и с детьми, и если бы иметь попросторней тупу, можно бы соединить всех в один класс. Раздельное обучение вдвое увеличивало работу. Кроме того, Ксандра каждый день обходила больных, делала перевязки, разносила порошки, отсчитывала капли. Некоторые уже подвели ее: все данное в запас приняли сразу, и она выдавала только на один прием.

Свободные, беззаботные минуты выпадали редко. Ксандра старалась провести их одна, в тишине. Уходила к озерам, бродила по перешейкам между ними. Мелководье обнажило множество интересных камней. Бродила в лесу, где осень расцветила деревья, кустарники, травы неправдоподобно яркими красками, где моховики были усыпаны спелой брусникой и клюквой. Из кустов постоянно выпархивали куропатки. Следила, как тают в небесной дали и выси улетающие птицы. Она кричала им: «Путь-дорога! Путь-дорога!» Махала руками, шарфом, и казалось: если взмахнуть посильней, она тоже полетит.

Колян в такие минуты старался быть поблизости, но так, чтобы Ксандра не замечала его. Однажды он сунулся ей на глаза и увидел на ее лице такую досаду, что потерял всякую охоту к таким встречам. Хочет побыть одна. У него тоже бывает такое желание.

Недоступная, недотрога в одиночестве, Ксандра возвращалась в поселок веселая, приветливая, общительная.

Пришло время, когда совершенно необходим стал букварь. Ксандра несколько раз писала об этом в Мурманск. Оттуда отвечали: ждут, но пока нет. Писала матери, но ответа не было. Письма шли долго. Забота о букваре стала постоянной, не уходила из головы даже во сне, будила Ксандру. Заменить печатный букварь самодельным, нарисовать хотя бы один — надо истратить всю бумагу. И как читать его — поочередно, хором?