На станции Оленья, когда до поезда было меньше часа, он вдруг сказал Ксандре:

— Я хочу спеть тебе на прощанье.

— Что ж, пой.

— Отойдем немножко!

Отошли в безлюдный лесок к озерку.

— Слушай, Ксандра! — И Колян, перебирая гусли, запел, что давно уже обдумал, но не решался высказать:

Ты озером станешь —
Я стану скалой
И буду так вечно
Стоять пред тобой.
Ты берегом станешь —
Я стану водой
И озером вечно
Сверкать пред тобой.
Ты солнышком станешь —
Я стану землей.
И будем кружиться
Вместе с тобой.

— Мы и так вместе. Зачем нам становиться горой, водой? — недоуменно проговорила Ксандра.

Наступил для Коляна самый подходящий момент сказать: «Ксандра, не надо становиться ничем таким, стань моей женой». Но не сказалось.

Ксандра уехала в Мурманск, Колян пошел обратно в Веселые озера. В Мурманске она пробыла всего несколько часов: сдала в отдел народного образования список желающих ходить в школу и стала просить, чтобы позаботились о школьном помещении; если не могут построить новое, то расширили бы как-нибудь прежнее. Крепость, как называла Ксандра про себя заведующую отделом сельских школ, сказала:

— Строить у вас новое в ближайшие годы не будем, вы не попали в первую очередь. Расширяйтесь, как другие, за счет местных ресурсов!

— Каких?

— Займите дом попа!

— У нас нет такого. Ближайший поп в Ловозере.

— Дом лавочника.

— Тоже нет. Ближайший там же, в Ловозере.

— Обратитесь в сельсовет!

— И этого нет, и этот в Ловозере.

— А что же у вас? Совсем нет Советской власти?

— Есть один член сельсовета, Оська. Но он такой охотник, такой бродяга, что его никогда не увидишь, как солнышко полярной ночью.

— И все-таки добивайтесь там, на месте! — отчеканила Крепость.

Чтобы успокоиться и скоротать время до поезда, Ксандра зашла к Люде Крушенец. Прозвище мужа пристало и к ней. Свидание получилось неприятным. Сразу после «Здравствуй!» Люда спросила:

— Милая Ксандрочка, нет ли у тебя тех бумажек?.. Помнишь, отоваривали вместе?

— Нет. Я еду домой и теперь ни о чем не стану хлопотать.

— Достань парочку для меня! Отоварю я сама.

— А что тебе нужно?

— Материи на обивку дивана.

— Купи.

— Давно купила бы, да не продают. Такая есть только в пароходстве. Ее можно добыть только по просьбе. Достань бумажку в отделе образования: что нужно, мол, для школы на занавес.

— Нет, не достану. Это нечестно, стыдно. Школе пока не нужен никакой занавес. — И Ксандра вышла.

Вслед ей Люда крикнула:

— А ночевать у нас было не стыдно?!

Ксандра зашла в гостиницу, спросила, сколько стоит одиночный номер, подсчитала, что пришлось бы заплатить ей за время, прожитое у Крушенцев, и положила им эту сумму в почтовый ящик.

Вагоны набивали пассажирами, не считаясь с количеством мест, до отказа, и Ксандре досталась самая верхняя, третья полка. Эти полки, предназначенные для багажа, сделались в первые годы революции пассажирскими. Ксандра сильно устала и скоро заснула. На молодом, еще не окрепшем пути, вагон сильно мотался, пассажиры нижних мест, ехавшие в сидячем положении, без сна, громко разговаривали, паровоз резко дергал, но Ксандре все было нипочем: она спала и спала, совсем тихо, совсем неподвижно, как могут только вполне здоровые люди. С полки давно спустился хвост ее пышной белой косы.

— Жива ли? — встревожились соседи по вагону.

Один моряк дотянулся до третьей полки и успокоил встревоженных:

— Жива. Дышит. Румяная.

Проснулась Ксандра уже за Северным Полярным кругом, на его южной стороне.

— Однако, вы того… Умеете. Так, знаете, можно и совсем заспаться.

— Ну, обошлось, и хорошо. Значит, с добрым утром! — заговорили соседи, охотно уступая место.

Они насиделись, и было приятно постоять, а еще лучше обменяться с Ксандрой местами и полежать. Это счастье выпало старушке; ее общими силами подняли на третью полку. Ксандра получила место внизу, против моряка. В оправдание, что спала так бесстыдно долго, она сказала:

— Виноваты здешние дороги. Умаяли меня чуть не до смерти.

— Где же это, какие дороги? — заинтересовался моряк. — Я знаю только одну, по которой вот едем.

— Я неточно сказала. Виновато бездорожье, — поправилась Ксандра. — Я долго шла пешком.

— Сколько?

— Трое суток.

— И много ли прошли?

— Сто верст.

— Сто верст? — удивленно переспросил моряк. — И все с камня на камень, с кочки на кочку, из лужи в лужу? Я знаю здешние дороги, будь они не так названы! По тридцать три версты в день.

— Под конец ноги стали опухать, — пожаловалась Ксандра. — И болеть, будто их разрывало что-то.

— Да вы — героиня! — похвалил моряк.

— Какая героиня, всего-навсего сельская учительница.

— А разве учительница не может быть героиней?

— Наверно, всякий может.

…Разговорились. Моряк рассказал о себе: капитан дальнего плавания. Бывал во многих странах. Считается жителем Мурманска, но фактически живет в море на корабле. Сейчас в отпуске, едет отдыхать.

— Отдыхать в такое время? — удивилась Ксандра.

— В какое?

— Летом, в самую навигацию. Я думала, что моряки отдыхают только зимой, как учителя — только летом.

— Вы забыли, что Мурманск — порт незамерзающий. Там всегда навигация. И мурманцы, мурманчане, мурмаки, мурмаши — вон сколько у нас имен, выбирайте любое! Словом, мы, связанные с незамерзающим морем, отдыхаем в разные времена года.

Ксандра рассказала о себе: по рождению волжанка, работает в Лапландии шкрабом. Тогда учителей называли школьными работниками, а сокращенно — шкрабами.

— Я тоже не мало поплавал здесь пешком в гражданскую войну и вполне представляю обстановку. Что вас кинуло… — капитан замялся, — …не обижайтесь на резкое слово — в эту дыру?

— Надо кому-то, — ответила Ксандра.

— Верно, но невесело. Там же на сто верст кругом нет русского человека. Вы молодая, красивая, вам надо в Мурманск, замуж за моряка. Будете украшением корабля, всего Северного флота.

— Не украшением, а вдовой при живом муже, — поправила его Ксандра. — Слыхала я от моряцких жен, как живут они. Замуж еще успею. А вообще странно: как только заневестится девушка, все начинают усиленно тянуть, толкать замуж, будто замужество, дети — обязанность.

— А по-вашему что? — спросил капитан.

— Личное дело каждого. Хочу — выхожу, хочу — остаюсь старой девой.

— Нет, девушка, нет. Совсем наоборот: всяк рожденный обязан иметь потомство. И напрасно чураетесь этого. У вас будут здоровые, красивые дети. Вы же — сама Волга, сама Россия.

— Довольно обо мне, довольно, не то я сгорю от ваших похвал, — остановила капитана Ксандра, вспыхнувшая от смущения.

Капитан замолк. Но другие подхватили разговор.

— В самом деле, обязаны люди иметь детей или не обязаны, может ли каждый поступать как хочет?.. Не слишком ли много валят на женщину — она и служи, и рожай, да еще мужа ублажай?!

Разговор быстро захватил весь вагон и тянулся до Петрограда. Там Ксандра пересела в другой поезд, который шел на Волгу.

Большая гражданская война кончилась, последние громы ее откатились на самые дальние восточные края России. Но ездить на поездах и пароходах все еще было тесно, долго, трудно, грязно. Ксандра ехала больше недели, набралась вшей, умывалась за это время только раз в Москве, при пересадке.

В вагонах воды не было, а доставать ее на промежуточных станциях умели только особо способные ловкачи: у станционных водопроводов и водогреек собирались толпы жаждущих. Добыв воду с боем, надо было выдержать еще и другой бой, при обратной посадке в вагон. Большинство пассажиров ехало в жажде, иногда выпрашивая глоточки воды у счастливых ловкачей, иногда покупая ее через окошко. На всех станциях появились торговцы водой.