— Я убила Валлаго.

— Я знаю, конечно, — процедила Эблис, с предупреждением сверкнув глазами. — Убираемся отсюда. Я взяла тебе одежду, — потом она, наклонившись к самом уху подруги, едва слышно прошептала: — Как давно ты поняла?

— Поняла? — переспросила Сирокко, нервно засмеявшись. — Узнала точно — когда увидела тебя в его постели, а догадалась, когда перед самой смертью Нимфея рассказала мне о таинственной любовнице Валлаго, которая — о совпадение! — обожает вафли с карамелью.

* * *

Лошади, украденные из господской конюшни, были хороши — цвета вороного крыла, они без устали неслись по бескрайним полям. Пуансеттию увезли в Бригон, с которым у Эблис связаны не лучшие воспоминания. Она не говорила, но Сирокко чувствовала, как сильно подруга не хочет туда возвращаться.

Сирокко, в отличие от Дейтерия и Эблис, впервые сидела на лошади — друзья лишь поверхностно объяснили ей основы верховой езды, ограничившись коротким рассказом о том, как управлять конём. На счастье Сирокко, ей досталось довольно спокойное животное, которое, казалось, обладало ментальной связью с наездницей.

Поля мелькали быстро, ледяной ветер нещадно бил в лицо, но Сирокко уже почти не чувствовала его. Несмотря на тщательно подобранную Эблис одежду — костюм для верховой езды, который предназначался именно для такой погоды, девушка замёрзла. Даже горячий ветер, вившийся вокруг спутницы, мало согревал её.

Высокие ботфорты были жутко неудобными: Сирокко привыкла к легкой обуви, которая почти не чувствуется на ноге, поэтому она неосознанно пыталась сбросить их с себя. Так же, как и замотавший половину лица шарф — Дейтерий говорил, что иначе она может простудиться.

Так или иначе, Сирокко чувствовала себя мумией, которую замотали в сотни слоёв ткани. Она с трудом двигалась, её обзор был крайне ограничен. Ещё и постоянно приходилось оставаться начеку — время от времени она угрожающе наклонялась в сторону, теряя равновесие, и единственное, что её спасало — хорошая реакция.

Сирокко провела в седле лишь несколько часов, но казалось, что целую вечность. До Бригона придётся добираться ещё пару дней, и она с ужасом думала о предстоящей дороге — шея и поясница уже болели.

Дейтерий поравнялся с Сирокко и опустил с лица шарф.

— Скоро сделаем привал, — крикнул он, и девушка облегченно вздохнула. — Потерпи немного.

— Мне даже нравится, — ответила Сирокко и тут же закашлялась, когда ледяной воздух попал ей в лёгкие. — Но очень холодно.

Дейтерий ничего не ответил и лишь кивнул на прощание. Припустив поводья, он позволил лошади вырваться вперёд.

Сирокко с облегчением прикрыла глаза. У неё было достаточно времени для того, чтобы обдумать все произошедшее. Несмотря на всю свою нелюбовь к философии и психологии, осознание своего «я» может помочь ей в открытии Врат.

Они с Эблис так и не нашли книгу, которая могла бы им помочь. И сейчас Сирокко склонялась к тому, что такой книги нет вообще; возможно, для каждого процесс открытия Врат индивидуален. И остаётся лишь догадываться, что для этого нужно.

Если рассуждать логически, то можно прийти к простому выводу. Сфера Стихий — концентрация огромного количества энергии, как светлой, так и темной. И без должного контроля эти две энергии способны уничтожить целый мир. Значит, каждый человек в Сфере Стихий обязан целиком и полностью контролировать свою силу, не допуская даже малейшего её всплеска. А для этого нужна жесткая самодисциплина, полное понимание своего внутреннего мира и стихии.

Но Сирокко не способна себя контролировать — в этом и проблема. Как бы она не старалась, гнев все равно находил выход. Да ещё и её необдуманные, импульсивные поступки — решения, принятые на горячую голову. Все это соответствовало тому, что она, вполне вероятно, не откроет Врата. Но подобного нельзя было допустить. Сейчас у Сирокко была цель, к которой, казалось, стремился и ветер. Это странно, ведь господство человека означало покорение стихии.

Сирокко гордо подняла подбородок. Она сильная, она справится. Её никто не остановит. Если для достижения цели нужно покрыть чувства льдом, она сделает это без раздумий.

Сирокко — воплощение свободы, силы и бездушности. Ей никто не нужен, кроме ветра и поля. Эблис — подруга, сестра… Но жить можно и без неё. Дейтерий — любит ли она его? Наверное, но эта любовь не затмевает ей рассудок. Ей не нужны чувства, чтобы достичь свою цель. Эмоции на замок, и тогда, только тогда она станет тем, кем хочет быть.

Лёд, гораздо холоднее того, что ветром пробивался под одежду Сирокко, пророс под кожей и медленно приближался к сердцу, почти ласково беря его в кольцо. Но сердце сопротивлялось. Его жара не хватало, чтобы согреть все тело, однако достаточно, чтобы оно не превратилось в прекрасную ледяную скульптуру.

Сирокко старательно подавляла в себе боль. Ей казалось, что в грудь ей вонзается горячий металлический прут, который пытается заставить её двигаться и разогнать чернеющий лёд. Сирокко отпустила поводья; конь понёсся вперёд, перепрыгивая через небольшие канавы и замёрзшие ручьи. Вскоре изумленный Дейтерий остался позади, а впереди — лишь постоянно теряющийся в дымке горизонт.

Будущее всегда будет впереди.

Как горизонт. Как цель, к которой нужно стремиться. И это правильно. Человек, блуждающий во мраке, всегда будет сворачивать не туда.

Конь бежал все быстрее, его чёрная грива развевалась на ветру. Сильные мышцы перекатывались под бархатистой шкурой, и Сирокко мягко погладила животное по шее. Уноси её в даль, милое существо. Туда, где её никогда не найдут.

Чувства постепенно возвращались к Сирокко, и на их место пришёл всепоглощающий страх. Что она творит?

Вспоминая слова Дейтерия, она начала медленно тянуть поводья на себя. Конь, явно раздосадованный, подчинился, и вскоре его стремительный бег перешёл на прогулочный шаг, а потом животное и вовсе остановилось.

Сирокко спрыгнула с седла и с облегчением почувствовала под ногами твёрдую почву.

— Сирокко! — Дейтерий остановился рядом и тоже спрыгнул на землю. — Ты что творишь? Жить надоело?

— Нет, — прошептала она, с ужасом вспоминая свои недавние мысли. — Извини.

Сирокко не понимала, что с ней происходит. Словно что-то мощное рвалось наружу из её души, и она не могла это удержать. Она с непониманием смотрела перед собой, ничего не видя. Мыслями снова и снова возвращалась в тот миг, когда стала так похожа на одно из тех чудовищ, о которых ей в детстве рассказывала мама. Ледяные… Без чувств. Без эмоций. Лишь оболочки — кристально чистые, прекрасные своим изяществом. Идущие за разумом.

С одной стороны — это хорошо. Ничего не чувствовать, значит, совершать правильные поступки, о которых не будешь жалеть. Это максимально снижает вероятность ошибки, допущенной по неосторожности или на эмоциях.

Но с другой стороны это страшно до дрожи в коленях. Жизнь без любви, дружбы и вдохновения — значит, перестать быть человеком. Останется ли одиночество? Или лишь пустота?

Ночь была холодной. На небе не было ни луны, ни звёзд: от горизонта до горизонта протянулась череда низких темных облаков.

Сирокко вышла из маленькой комнаты, которую они сняли на ночь. Гул пьяных путников на первом этаже давил на слух, вызывал ноющую головную боль. Никем не замеченная, она спустилась по широкой деревянной лестнице и выскочила на улицу. Морозный воздух пробрался в легкие, дышать стало легче.

Сирокко отошла в сторону от таверны, углубившись в небольшой лесок. Когда высокое здание со светящимися янтарем окнами осталось далеко позади, она облокотилась на шершавый ствол какого-то дерева и всмотрелась в чёрную даль.

Она бы хотела побеспокоиться о том, что ждёт её впереди, но не могла. Мысли возвращались к маминым сказкам, которые, возможно, оказались не совсем вымышленными. Ледяные чудовища. Точное, меткое название — его, конечно, придумал человек, который был лично знаком с таким «чудовищем». Но если в Сфере Проклятых не было сведений о подобных людях, это значит…