— Добро и зло всегда есть, как бы мир не делился? — переспросила Сирокко.

— Они уравновешивают друг друга, — Дореми кивнул. — Это справедливо. И я не буду рушить это равенство, а попытаюсь пройти по ребру, не склоняясь ни к одной из сторон. Может быть, тогда я смогу что-то поменять. Нельзя навсегда избавиться от всего зла, можно лишь выбрать иное зло.

Сирокко улыбнулась. Дореми уже не пугал её так сильно, как раньше. Не казался кровожадным тираном, который пойдёт по горло в крови ради достижения цели. Можно даже сказать, что она испытывала к нему симпатию: враждебность исчезла, ведь он показал себя обычным человеком со своими страхами и желаниями. Открылся, сделал шаг навстречу — разве можно остаться к этому равнодушной?

Некоторое время они шли молча, и Сирокко обдумывала сказанные Дореми слова. Он собирался изменить устои закостенелого общества, и наверняка это ему удастся. Для кого-то он будет героем, для кого-то — тираном, но это не делает его ближе ни к одному, ни к другому.

Сирокко остановилась возле дверей тренировочного зала. Оставшееся до осады время она собиралась уделить учебе, хотя всей душой ненавидела это занятие. Но она понимала, что без прочных знаний техники сражения невозможно выжить в войне, поэтому приходилось наверстывать упущенное в детстве. Если все пройдёт успешно, то в мирное время она выучится наукам — в Зеленеющих Холмах не было школ, и Цикута сама учила детей. Знания были поверхностными, непрочными, и Сирокко чувствовала, что ей чего-то не хватает. Было сложно общаться с Дейтерием на пространственные темы, касающиеся каких-либо даже элементарных школьных знаний.

Дореми тоже остановился. Он повернулся к Сирокко и протянул ей половину разрезанной ранее монеты.

— Символ нашего единства? — улыбнулся он.

— Символ нашего единства, — эхом отозвалась Сирокко, принимая подарок.

Дореми кивнул и, развернувшись, быстро ушёл. Сирокко бросила быстрый взгляд на монету, которая поблескивала в глухом желтом свете. Профиль короля смотрел куда-то в сторону.

* * *

Мишень дрожала перед глазами. Руки были напряжены, но Сирокко никак не могла сосредоточиться на маленьком красном круге.

— Локоть выше, натягивай сильнее, — Сиг, тренер, бесплотной тенью стоял за спиной Сирокко. — Смотри, куда упирается наконечник. Мысленно следи за траекторией.

Слева от Сирокко просвистела стрела. Скосив глаза, она увидела Геде — одну из лучших лучниц в отряде. Её огненно-красные волосы были собраны в высокий хвост, опускались ниже плеч. Красавица криво усмехнулась, наблюдая за тем, как стрела пронзает сердцевину мишени. С самого начала их с Сирокко отношения не задались. Геде была высокомерной эгоисткой, красивой и сильной, рьяной мятежницей. Она безупречно владела луком, парными катанами и прекрасно метала кинжалы. Помимо этого активно взаимодействовала с Огнём, и рождённая от этого взаимодействия сила оказалась в разы больше, чем некогда исходила от Пуансеттии. Она была воплощением свободы и могущества, чем не могла похвастаться Сирокко. Та оказалась не приспособлена к общению в большом коллективе, не признавала чужого мнения и была, как многие говорили, «дикаркой». Несмотря на это, она могла составить конкуренцию Геде — её владение стилем боя в виде танца оказалось уникальным умением, которое идеально ей подходило.

Сирокко отвернулась от соперницы и сосредоточилась на цели. Руки больше не дрожали, от сердца по мышцам растёкся лёд. Ветер кружился рядом, незаметно поправляя направление наконечника. Сирокко отпустила тетиву, и тот миг, когда стрела была в полёте, растянулся для неё на минуты. Острие вонзилось в границу, разделяющую красный сектор и белый.

— Неплохо, — похвалил Сиг, выходя из-за спины Сирокко. Это был человек лес тридцати, мускулистого телосложения, с отливающими синевой белыми волосами и голубыми глазами. — Но тебе нужно больше попрактиковаться. Завтра мы начнём наступление.

— Я знаю, — кивнула Сирокко. — Но хочу больше времени уделить тренировкам. Нужно найти ошибки в моих техниках и исправить их.

— В таком случае, сейчас мы потренируемся на холодном оружии.

Сиг отошёл к стойке со всевозможными режущими предметами, и Сирокко ничего не оставалось, кроме как терпеливо ждать. Учитель уже рассказал ей об основах владения мечом и ножами, но ни одно, ни другое оружие ей не нравилось. Они казались слишком грубыми, лишенными грации. Тонкость ветреной натуры отвергала эту грубую силу, искала что-то такое же изящное.

Сирокко краем глаза завистливо следила за фигурой Геде, которая одну за другой выпускала в мишень стрелы. Они, со свистом рассекая воздух, вонзались в самый центр. У Сирокко не получалось так же хорошо: хотя она и тренировалась почти по пять часов в день, Геде оставалась далеко впереди.

— Меньше завидуй, — рядом с ухом Сирокко раздался насмешливый голос Сига. — И больше усилий прикладывай на то, чтобы хоть на шаг приблизиться к ней.

Геде, прекрасно понимая, что речь идёт о ней, самовлюбленно улыбнулась, так и не повернув головы. Сирокко закатила глаза, но подавила приступ раздражения и повернулась к учителю. Она удивленно взглянула на странное оружие, которое было похоже на меч, закруглённый в форме серпа.

— Это меч хопеш, — сообщил Сиг, видя изумление ученицы. — Его родина — страна палящего солнца и пустынных ветров. Очень редкое, можно даже сказать, уникальное оружие. Надеюсь, хотя бы с ним ты сможешь поладить.

— Спасибо, — Сирокко взяла оружие в руки и сделала несколько взмахов.

Хопеш был достаточно массивным, но не намного тяжелее обычной сабли. Простой, без орнаментов и рун, которые гравировали на многих мечах, отливающий медным блеском. Он твёрдо лежал в ладони, успокаивая своим холодом. Чем-то хопеш напоминал Сирокко о доме: это были полузабытые, туманные воспоминания, которые она не хотела вспоминать. Но в памяти все равно вспыхивали картины из детства: ярко-синее небо, желтые колосья несжатый пшеницы и блестящие на солнце серпы. Прошлое дохнуло полуденным жаром и кисловатым ароматом травы.

— Скоро ты перестанешь замечать его вес, — сообщил Сиг. — Поверь, это один из самых лёгких мечей. Несмотря на название, правильнее относить его к саблям, но так уж повелось… Да и какая разница, как он называется — главное, чтобы врагов убивал.

Сирокко поудобнее перехватила хопеш. Интересно, как далеко зайдёт революция? Может быть, однажды она пройдёт через родную деревню — но не как гостья, а как завоевательница?

Словно в ответ на её вопросы, за окном протяжно завыл ветер.

Сирокко вернулась в свою комнату далеко за полночь. Та была маленькой, но достаточно уютной, чем-то даже напоминала о доме. В ней постоянно витал сладковатый запах свежих досок, дающий чувство защищенности. Сирокко зажгла лампу и в изнеможении опустилась на кровать.

Тянущее чувство одиночества, которое преследовало её весь день, нахлынуло с новой силой. Не к этому она стремилась, не об этом мечтала. Где то поле пшеницы, которое являлось ей в снах? Почему синее небо вдруг оказалось затянуто облаками? Сирокко взяла со стола большую коробку, в которой собрала проходимые для первой помощи лекарства. Она не хотела идти к врачу — проще было обработать раны самой. Многие были достаточно болезненными, а она не хотела, чтобы кто-то видел её слабость.

Сирокко быстро перетянула кровоточащие разрезы полосками бело-коричневой ткани, смоченной в спирте, и откинулась на подушку. Тишина резала слух, кровь все ещё бурлила после тренировки. У неё не было ничего, кроме этой революции — ведь Дейтерий ясно дал понять, что не поддерживает решение возлюбленной.

Сирокко вновь приняла сидячее положение, с тоской в который раз осмотрела комнату. Завтра начнётся штурм, который определит исход войны. Мелкие восстания в других округах мало могли повлиять на ситуацию — только если король отошлёт стражу для их устранения. Но король, пожалуй, не был идиотом и прекрасно понимал, каким будет следующий шаг мятежников. Это значит, что он готов и ждёт их во дворце… Сирокко не любила политику даже больше, чем философию. Разбираться в этих науках было слишком сложно и долго, поэтому она предпочитала избегать их любой ценой. Пусть этим занимается Дореми — в этой сфере она ему полностью доверяла.