Восемнадцатая свеча. Последняя. Вспыхнула, пылает — пламя пляшет в легком ветерке жаркого летнего вечера. И внутри меня тоже что-то горит, пылает. Слишком обжигающе, потому что это просто неправильно, но невероятно ярко и приятно. Стоит подняться, поблагодарить подопечного и предложить позвонить Стасу с сестрой, например. Уйти и не поддаваться очарованию сверкающей гирляндами сказки, которая должна принадлежать не мне.

Но вместо этого я улыбнулась и ответила:

— Согласна. С днём рождения?

— Именно, — кивнул он.

Наверное, это огоньки затуманили мне разум, ослепили. Но праздник должен продолжаться, чтобы в голове играло: «show must go on» и всё было приторно прекрасно. Так что я потянулась к торту и поправила слегка покосившуюся свечку, случайно заляпав мизинчик кремом. «Не страшно, не побрезгует», — хмыкнула мысленно, облизывая палец.

Тим смотрел. На меня. Смотрел и улыбался. А в глазах его мерцали огоньки, как у кота, наблюдающего за новогодней ёлкой. Примерно так же Фай любовался гирляндой за пару минут до того, как свалить дерево к чёртовой матушке.

— Ну, вперёд, — предложила я, разрывая тишину и подаваясь чуть ближе к свечам.

Подопечный усмехнулся, покачал головой, замер на пару минут у самого торта и резко задул свечи, одним рывком. Запахло дымом и тёплым воском, дышать стало болезненно тяжело. Мы замерли вместе где-то над свечами, среди тонких колечек дыма, вздымающихся над тлеющими фитилями, всего в нескольких сантиметрах друг от друга, близко-близко. Взгляд глаза в глаза, ловя отблески гирлянд.

— Загадал желание? — почему-то шёпотом поинтересовалась я.

— Угу, — Тим кивнул, но взгляда не отвёл.

— Расскажешь?

— Исполню… — пробормотал он.

А потом вдруг подался вперёд, едва касаясь губами моих приоткрытых губ. На пару секунд, легко и почти невесомо, не требуя большего, не пытаясь настоять, как в прошлый раз. Просто касание, нежное и аккуратное, которое сразу же закончилось.

— Ита-ак, торт! — воскликнул подопечный, хватая со стола нож. — Мне плевать, что сладкое отбивает аппетит. Торт со сливочным сыром, вкусный, любимый и вообще… тебе какой кусочек?

— С цветочком? — неуверенно выдавила я, сглотнув.

— Отлично, сейчас будет, — покивал Тимка.

Словно, чёрт побери, ничего не случилось! А я до сих пор не могу ни дышать, ни говорить. Щёки пылают, сердце бьётся, даже голова болит, словно взрывается. От одного простого, невесомого поцелуя, к которому всё и шло. Потому что не могло быть иначе.

Но не могло быть и так. Я прекрасно это понимала, только не хотела ничего менять. Думать буду завтра, сегодня мы празднуем.

И мы праздновали, наслаждались вечером. Ели, болтали, сидели на качелях… Было как-то так легко и сказочно, словно всё это не с нами, не здесь и совсем не сейчас. Невероятная атмосфера. Даже удивительно, что ни Алевтина, ни Алексей ни разу не заглянули в сад. Надеюсь, не заглянули.

А наутро на подопечного нахлынуло похмелье, несмотря на то, что он не пил ничего крепче газировки, шутливо называя её детским шампанским. Надо запомнить: детское шампанское тоже может окончательно снести голову и сделать тебя к утру мерзким злостным врединой. Во-первых, пацан отказался заниматься; во-вторых, не разбудил меня на утреннюю прогулку, а после завтрака даже огрызнулся за вопрос о ней; в-третьих… в-третьих, Тим стал дёрганым. Честно, каким-то бесконечно нервным, словно у него через пару часов экзамен, а лекции ни разу не были открыты. Он метался по дому, напоминая того дикого хищника, которым был первые недели моего пребывания здесь, игнорировал половину вопросов и старался остаться в одиночестве.

Ближе к вечеру в голову даже пришла дурацкая идея. Может, у него кризис? А почему нет? Переступил порог совершеннолетия, начал ощущать себя старым. У меня так было после прошлого дня рождения: осознала, что третий десяток пошёл, заработала депрессию на пару недель. Правда, состояние Тима мало напоминало депрессию, скорее буйство и бесконечное раздражение, словно он наоборот с головой окунулся в подростковый возраст, не желая выныривать и «вступать во взрослую жизнь».

Утром следующего дня всё стало ещё хуже, только к раздражению подопечного добавилась рассеянность. Он внезапно присоединился ко всем за завтраком, сбил локтём солонку, залил чесночно-сметанным соусом какие-то бумаги, которые за едой изучал Алексей, едва не уронил стул матери… а потом долго о чём-то разговаривал с ней в зале. Катастрофы закончились, когда Тим устроился за компьютером у себя в комнате — и даже тогда из-за двери раздавалась ругань и удары по столешнице. Кажется, игра не желала поддаваться.

Моя книга тоже. В уголке кровати Тимки среди кучи подушек читать было гораздо удобней, но сунуться в комнату дикого зверя я не рискнула. Нет уж, успокоится, тогда и зайду! А пока решила спуститься вниз и поискать кота — даже Фай чувствовал, что с его обожаемым Тимом что-то неладное, а потому держался подальше.

В «кошачьей комнате» была найдена Алевтина. Домашняя, в простом платье и с распущенными волосами. Красивая, хоть уже и не юная — заметны были тонкие морщинки у глаз, меж бровей. Тим у неё не первый ребёнок… Так сколько Алевтине? Тридцать восемь? Сорок? Выглядит гораздо моложе.

Словно почувствовав движение, женщина подняла голову, отрываясь от расчёсывания Моник, и посмотрела на меня. Не знаю, что удержало сегодня Алевтину от поездки на работу, но у бизнес-леди в принципе график гибкий, так что гадать смысла нет.

— О, Ладочка! — воскликнула она. — Замечательно, что вы спустились.

— Да, решила проверить котов, пока Тим играет, — улыбнулась я, не зная, чего ожидать после такого бурного приветствия.

— Да, я сегодня тоже решила провести немного времени дома, — Алевтина улыбнулась.

Только внимательней приглядевшись, я поняла: вымученно. Она устала. И на самом деле это читалось в каждом жесте, в каждом слове, нужно было просто смотреть под правильным углом. Надеюсь, Тим так бесится не из-за мамы. У неё ведь нет никаких проблем со здоровьем, кроме затяжного шока после аварии сына?

— Да, иногда стоит просто отдохнуть, — заметила я, пытаясь аккуратней подобраться к нужной информации. Любопытство сгубило кошку, когда-нибудь оно погубит и меня.

— Стоит, — согласилась Алевтина и вдруг тяжело опустилась на пуфик.

Та-ак, вот сейчас надо успокоиться и не выдумывать никаких неизлечимых болезней. Нервозность подопечного не обязательно должна быть связана с матерью, она может быть из-за возраста. Правда же?

— Ох, Ладочка, я так вымоталась за последние недели, — выдохнула Алевтина, качая головой. — Никогда не пытайтесь взвалить на себя половину компании. Если муж будет заниматься бизнесом — пусть занимается он.

Я облегчённо выдохнула. Она просто устала, ничего серьёзного! Впрочем, как тут не устать? Они с Алексеем две недели почти не бывали дома: то в офисе, то куда-то по делам… а я ещё вчера удивлялась, почему они не выглянули в сад? О, знаю гениальный ответ: спали.

— Всё так ужасно? — поинтересовалась я, занимая соседний пуф.

— Наоборот, — Алевтина рассмеялась, — всё прекрасно. Мы недавно стали счастливыми обладателями поглощённой фирмы, растём, расширяемся… Но дел от этого только больше: реорганизация, проверка всех работников, планы, планы, планы. Мне они уже снятся. Лёша сегодня заметил, что я какая-то бледная и настоял, чтобы осталась дома. Он всегда обо мне заботится. А мне просто всю ночь снились нерешённые за день дела.

Я не знала, что сказать в ответ. Увы, я не рождена для бизнеса — нет хватки, нет огонька. В эту сферу пробиваются те, кто готов вкладывать в проекты всего себя, рисковать, верить, стараться. Или же потомственные бизнес деятели, как тот же Тим, который настолько жаждет влиться в дела родительской фирмы, что подпольно просматривает отцову документацию и «договаривается с секретаршей». Хм, а вдруг его дикое настроение из-за компании? Послушал невысказанный совет, поговорил с отцом, пока я спала, получил от ворот поворот и теперь злится?