— Тим, почему ты пришёл сюда? — выдохнула я, когда ждать стало совсем невозможно. — Джой рассказал о школе?
Он тяжело вздохнул и отстранился. Напряжённый, собранный, словно не он только что целовал меня так убийственно нежно и просил дать ещё секунду. Просто постоять так, вместе, пока не спугнём всё слишком опасным разговором, который может разрушить даже то, что осталось.
— Нет, он лишь признался, что ты живёшь здесь с тех самых пор, как сбежала от нас, — ответил Тим, скептически оглядывая мой наряд. — Чёрт побери, как я завидую этому засранцу!
— Неужели? — я поджала губы. — Может, ещё устроишь сцену ревности?
Не знаю, зачем ляпнула, оно вырвалось само. Старая обида, до сих пор сохранившаяся где-то внутри. Тиму замечание не понравилось, он насупил брови и долго не отвечал, только потом, наконец, выдал:
— Я сказал, что завидую, а не ревную. К Джою — не ревную.
— Логично. Он не по девочкам.
— Лада! — возмутился Тим. — Я не о том. Блять… я не могу обещать, что совсем не буду ревновать, но я постараюсь. По крайней мере, научусь тебе доверять.
Предложение было лестное, такое манящее, что я едва не согласилась, а потом вспомнила другие отягчающие обстоятельства. Сейчас проблема не только в той давней ссоре из-за ревности и глупости.
— Как ты оказался в школе? — прервала его я.
— Позвонил Васе, собирался узнать, как они там, а он начал рассказывать о «новой англичанке», — неохотно отозвался Тимки. — Заметь, даже ему я не набил рожу за то, сколько он рассказывал о твоих прелестях. А хотел настолько, что аж кулаки чесались.
— И когда это было?
— Вчера.
Я невольно улыбнулась. Получается, одноклассник рассказал Тиму обо мне, и тот сразу же примчался в школу, которую упорно игнорировал. В школу… Улыбка сползла с моего лица.
— Тим, даже если мы сейчас помиримся, что будет потом? Ты мой ученик…
— Я. Не. Твой. Ученик, — упрямо повторил он.
А потом вдруг подался вперёд, подхватывая меня на руки и утаскивая в зал, словно знал, что именно диван я оккупировала на этот месяц. Тим целовал меня, обнимал, стаскивал халат с плеч, чтобы добраться до нежной кожи ключиц, прикусить, зализать.
— Подожди, — простонала я, когда он пробрался под халат уже ладонями, лаская поясницу, спину, живот, грудь. По телу расползался пожар, но я всеми силами стремилась его остановить. Боже, мы ведь поговорить должны, а не сойти с ума от страсти.
— Хватит. И так долго ждал, — прошептал он, не останавливаясь ни на секунду. — Лада, я не отпущу тебя. Никогда, ни за что. Слышишь? Выбью из головы мысли об учениках, о дурацком «нам нельзя». Вот прямо сейчас и выбью.
— Тим…
— Я упорный, ты это знаешь. Будешь прогонять, буду идти следом. Всё равно никому не позволю занять моё место.
Я хотела сказать, что никто и не сможет его занять, что не нужно ничего доказывать и показывать, лучше просто поговорить. Но поцелуи стали такими яростными, а ласки такими откровенными, что слова уже не складывались в предложения. Я стонала, цеплялась за Тима, купалась в диком возбуждении, а потом, кажется, пыталась доминировать, кусаться, изучать губами его тело — уже обнажённое — и…
Чёрт, как же рад я была, что Джой по средам не работает и точно останется у родителей. Потому что мозг полностью отключился.
— 82-
— Я тоже тебя люблю, — прошептала я, прижимаясь к его горячему боку и щекоча губами шею.
От Тима так восхитительно и привычно пахло хвоей и совсем немного табаком, он явно продолжал курить, спасаясь от нервов. Отучить его будет сложно, но немного проредить пачки сигарет — возможно. Думать о будущем хотелось только в таких мелочах, представляя, что мы спокойно можем жить вместе и снова делить мгновения тишины и абсолютного покоя.
— Что? — он вздрогнул, поворачивая ко мне голову.
— Люблю тебя, — вновь призналась я, утыкаясь носом ему в плечо. — Просто люблю, любого: вредного, ворчливого, истеричного парня, который ведёт себя, как настоящий мальчишка, — сказала абсолютно искренне, а потом сглотнула и добавила: — Но не знаю, как быть дальше. Скрываться ещё год? Не хочу терять работу в школе, мне понравилось.
Тим молчал, долго молчал, будто не знал, что ответить, или был слишком шокирован моим признанием. А может, и то, и другое, потому что в этом кромешном молчании он поймал мою руку, переплёл наши пальцы и сжал так крепко, точно никогда не желал отпускать. Впрочем, разве не так он сказал? Что не отпустит.
— Теперь мы точно друг от друга не отвертимся, — наконец, выдохнул он. — Лада, знаю, в тот раз я вёл себя как придурок. Вообще всё время, пока ты жила у нас. Мне об этом намекала ты, намекал отец, но я ничерта не понимал. Думал, что и так взрослый, куда ещё взрослеть?
— Тим, — попыталась прервать его я. Не хотелось портить это мгновение обсуждением прошлых ошибок, но Тимка упрямо продолжил:
— Так вот: я не повзрослел. И не уверен, что смогу повзрослеть так быстро. Зато я смог многое обдумать и…. в общем… — он запинался, но пытался собрать мысли воедино, а у меня в груди разливалась такая иррациональная теплота, что хотелось обнять весь мир. — В общем, я не обещаю, что перестану ревновать или не буду злиться по пустякам. Что не буду иногда вести себя, как ребёнок, или внезапно стану самым шикарным мужчиной на планете.
Дурак, ты и так самый шикарный. Хоть и мальчишка.
— Но я буду стремиться к этому. Стараться, прислушиваться, исправляться. Попробую измениться, но только если ты будешь рядом, — закончил он.
— Это шантаж? — я крепче обняла его.
— Это деловое предложение, — хмыкнул Тим. — Оно идёт вместе с предложением встречаться и даже, возможно, жить вместе, если ты решишься на такой сумасшедший шаг. Потому что я…
— Тим, жить вместе мы точно не можем, — попыталась образумить его я.
— Ну не перебивай, я эту речь репетировал недели две, если не три! — притворно возмутился он.
Я подняла голову, встретилась с Тимом взглядом и рассмеялась, получив лёгкий поцелуй в кончик носа. Егоров замер, ласково водя кончиками пальцев мне по позвоночнику.
— К слову об ученике, — тихонько проговорил он. — Я не школьник, а законный студент политеха. — И улыбнулся от уха до уха.
А я едва не выпала в осадок от такого заявления. Что? Но ведь Алевтина говорила… и ребята считают его одноклассником…
— В смысле? — едва сумела выдавить в ответ, ощущая, как дрожат пальцы. — Ты же закончил десять классов.
— Десять, — кивнул он.
— И…
— Я сдал ЕГЭ, — всё с той же широченной довольной улыбкой отозвался он, — в августе. Мы с отцом заведомо это планировали, и я даже хотел рассказать тебе, но потом подумал и решил сделать сюрприз. А потом мы поругались, после первого экзамена, к слову.
Я попыталась свести всё воедино. Тим всё время был дома и никак не мог ничего сдавать при мне, если только…
— Вы тогда ездили не к друзьям? — догадалась я.
— К друзьям, — он пожал плечами. — Но с утра у меня был экзамен, а от Лисиных до пункта сдачи пешком минут пятнадцать. Вот и уехали ночью.
Отлично, с этим разобрались. Значит, первый экзамен был в начале августа, как раз в тот день, когда Тим приревновал меня к Стасу и мы вдрызг переругались. Неудивительно, если он и так был на нервах. Но он де после десятого. Десятого! Кто вообще позволил сдавать ЕГЭ? Или богачам закон не писан?
— Вы приплатили за возможность сдать, да?
— Если обязательная выплата в пять сотен считается, то да — усмехнулся Тимка. — Лада, успокойся, всё по закону. Любой ученик имеет право сократить программу обучения и сдать экзамены после десятого, если полностью освоил учебную программу. Нужно только заявление от родителей и мозги, чтобы сдать экзамены, — терпеливо пояснил он. — Не веришь, можешь в сети почитать!
А я почитаю. Поищу закон, почитаю, проверю. Как вообще до такого можно было додуматься? Егоровы. Что отец, что сын — чёртовы безумные гении! Потеряли год, поздно отравив в первый класс? Не страшно, восстановим, не посещая одиннадцатый.