— Блять… — простонал Тим, прижимая меня к груди. Сильно, до боли в рёбрах. Потом отпустил, вновь заглядывая в лицо, и добавил: — Ты же уезжаешь скоро. Совсем-совсем скоро.

Это хорошо или плохо? Радует его или печалит? Я могу спокойно ответить, что не уеду, но что получу в ответ?

Пока что ответом стали губы, мазнувшие по щеке, по шее. Тим сгорбился, не отпуская меня из объятий, уткнулся носом в основание шеи, щекоча дыханием и вызывая по телу дрожь. Нужно было или расслабиться, запрокинуть голову и совсем потеряться в этих руках, или собрать все силы и не шевелиться. Поступать как профессионал. Я выбрала второе.

— Даже если уезжаю, — отозвалась я, попытавшись оттолкнуть его от себя, — разве это проблема?

Тим не ответил, он выпрямился, резко выдохнул и потребовал:

— Поцелуй меня.

Именно потребовал. Настырно, упрямо, уверенно, словно хотел подчинения. Но я не двинулась, лишь подняла глаза, встречаясь с ним взглядом, пытаясь понять. Зачем ему всё это? Зачем это нам?

Ожесточённое, резкое лицо Тима смягчилось. Он вздохнул, прикрыл глаза, сглотнул — стал самим собой, а не наглецом, намеревающимся получить желаемое любым способом. И повторил уже шёпотом:

— Поцелуй… — почти прося.

И я готова была сдаться, потому что давно уже прижималась животом к его животу, давно ощущала в ушах биение собственного сердца, а на кончиках пальцев приятное покалывание. Разумная частичка упала в обморок, уступая власть той, что желала совершать глупости: коснуться горячих губ, обнять крепко-крепко и зарыться пальцами в волосы. Вновь почувствовать напор, как тогда, в подвале. Повторить каждую эмоцию.

Но Тим позволил моему самоконтролю остаться на месте и оправдать свой срыв:

— Черт побери, — тихонько выругался подопечный, — это желание. Я исполнял твои после игры, у меня тоже три осталось!

Я усмехнулась, Тим понял это по-своему.

— Ты же уезжаешь, а это…

Он не договорил. Склонился ко мне, легко касаясь губ, словно спрашивая разрешения, а я улыбнулась, позволяя совести и благоразумию спать спокойным сном, и слегка приоткрыла губы, ответила на поцелуй. Правильно, это всего лишь желание.

Тим резко выдохнул, принимая ответ. Руки крепче прижали меня к груди, к телу, угол стола за спиной стал совсем не ощутим — то ли мы отступили от него, то ли всё затмили другие ощущения. Этот поцелуй был совсем иным, не таким, как в подвале. Нежнее поначалу, спокойным, размеренным, но таким же сносящим голову. Сознание уплывало куда-то, остались только губы, руки на спине и желание отвечать, соглашаться, целовать дальше, дольше, глубже.

Поцелуй длился, становясь настойчивей. С нотками чего-то пряно-болезненного. Горечи? Отчаяния? Желания продлить этот миг до бесконечности? Губы Тима стали твёрже, движения резче, и я подстраивалась в ответ. Обвивала его руками за шею, открывалась, позволяя нашим языкам сплетаться и ласкать, распалять пламя, которое выжигало всё внутри.

Нежный, но настойчивый и немного отчаянный поцелуй. Да, не как в подвале. Тогда мы сублимировали, сплетали ярость в страсть. Сейчас же позволили желаниям себя поглотить.

«Одному желанию. Карточному», — напомнила совесть, когда я, тяжело дыша, оторвалась от губ Тима, но так и не смогла убрать пальцы из его волос.

Губы подопечного нежно коснулись моей щеки и замерли на шее, у самого уха, вызывая желание выгнуться навстречу, окончательно убить совесть. Тим тяжело дышал, сжимая меня в объятиях и ни капли не заглушая мысли о том, что его родители точно прибьют меня, если узнают. И плевать, что он уже мальчик совершеннолетний.

Тиму казалось, он сходит с ума. Медленно и планомерно, вполне логично и, кажется, даже предсказуемо. Возбуждение охватывало с головой, поглощало, требуя продолжения — даже душ помогал с трудом. Тим стоял под прохладными струями, глубоко дышал и просто пытался успокоиться.

Вдох-выдох. Выкрутить кран на полную, чтобы вода стала совсем ледяной. Вдох-выдох. Вот бы Димка поржал, узнав, что он готов был кончить от одного поцелуя. Супер, добро пожаловать в шестнадцать лет — снова! Вдох-выдох. Зато какой был поцелуй…

Тим едва не застонал, уткнувшись лбом в холодный кафель. К чёрту сумасшествие! Он готов был подохнуть от возбуждения или позорно кончить в штаны, лишь бы сейчас этот поцелуй длился, и длился, и длился. А всего-то и нужно было упасть на кресло, затянуть Ладу к себе на колени — в крайнем случае, прикрыться подушкой, чтобы не сильно напрягать эрекцией, а то нянька у него чопорная, мало ли? — и целовать, целовать, целовать. Держать в объятиях, ощущать, как прижимается к телу мягкая грудь, и получать ответ снова и снова.

Когда из очередной домомучительницы новая няня превратилась в девушку, которой он готов продаться за один поцелуй? И вообще в девушку. Когда Димка сказал про «девочку-конфетку»? После вечеринки, пока они сидели в квартире Джоя? Или когда она кормила его с ложечки? Увы, ответа Тим не знал, но кое-что понимал:

а) это того стоило,

б) у него ещё полтора дня… и два желания.

Ледяной душ от этой мысли сразу стал нежнее и приятней.

Второе желание подопечный потратил на следующий день. Оно не отличалось оригинальностью, но, честно говоря, где-то в глубине души я его ждала. Прошлое желание Тима закончилось так же внезапно, как началось: подопечный в последний раз коснулся губами моей шеи, резко отстранился… и ушёл. К себе, потом в душ и на кухню за очередной бутылочкой воды из холодильника. А через час уже, как ни в чём не бывало, валялся на кровати и читал очередную приключенческую книгу. Само спокойствие, словно не он истерил половину дня.

Забавно, но спокойствие передалось и мне. А вместе с ним странное, неправильное, но чертовски манящее желание снова вывести подопечного из себя. Нарушить все правила и вместо правильной гувернантки поиграть в девушку. Я всеми силами боролась с ним — логикой, а вот неосознанно явно потакала. Поэтому, чтобы справиться с порывами, занялась единственным, что полностью отключало голову — уборкой. Врубила музыку в наушниках, заткнула плеер за пояс и выудила из кладовки пылесос. Настя, конечно, возмущалась и требовала сиюминутно отпустить пленную технику, но я была непоколебима. Честное словно, с тех пор как Фай повадился сидеть у подопечного, рядом с нашими комнатами целые горы шерсти!

Решив, что нужно срочно от неё избавляться — и неважно, что Настя последний раз убиралась три дня назад, — я принялась за дело. Первой на очереди стояла моя комната, потом Тимкина, а коридор я оставила напоследок. И с первым пунктом пришлось провозиться дольше всего. Оказалось, комнату я захламила: книги на столе, подушки раскиданы, штора привычно задёрнута (а как иначе следить за гимнастическими тренировками подопечного?), под кроватью пыль, на шкафу тоже… Но справилась я бодро: подпевая орущей в наушниках музыке расставила по местам вещи, сбегала за тряпкой, протёрла все поверхности, пропылесосила ковёр и грязное логово истинного бугимэна, а когда перебралась к пункту два…

Вот тут я и зависла, потому что дверь Тима была закрыта. Пришлось постучать, но прошла минута, две — подопечный открывать не спешил. В итоге, я пожала плечами и сначала принялась за третий пункт плана. Вперёд, смерд, ковровая дорожка в коридоре сама себя не отчистит от шерсти!

— What have you done now! — мурлыкала я, вторя музыке в наушниках. — I… I've been waiting for someone like you…[1]

…когда со спины меня перехватили горячие руки, заставляя выронить палку от пылесоса и испуганно дёрнуться в сторону. В сторону не получилось, зато одна из капелек наушников выпала — теперь музыка гудела только справа, слева же раздался голос Тима:

— Ждала кого-то такого, как я? — усмехнулся он, щекоча дыханием ухо и вызывая волну мурашек. — Но я ускользаю?

Гул затих — это Тим ногой дотянулся до кнопки и выключил пылесос. Отпускать меня он не собирался, руки крепко обнимали талию, прижимая меня спиной к телу своего обладателя, тёплое дыхание касалось щеки.