Дальше все четко по уже виденному и, кажется, навсегда въевшемуся в мозг, сценарию: шаг, второй, обхват широкого ствола, скольжение по нему с уже знакомым звуком, но резкой, нетерпимой, болью в руках, и мягкое, беззвучное приземление. Отжимаюсь от ствола, прилипаю к стене, оглядываюсь и прислушиваюсь. Но я слепа и глуха - бешеный стук сердца перекрывает все посторонние звуки, - и, решив не тратить время, беру курс на темнеющую за освещенной дорожной лентой стену из деревьев.

Но едва ступаю на влажный асфальт, как слышу за спиной тихий, но звенящий злостью голос:

- Сделаешь еще шаг, и я выстрелю тебе в спину. Поверь, я не шучу. И уж точно не промахнусь.

Мгновенно замираю, автоматически отмечая, что Сойер говорит по-русски. Возможно, это чтобы остаться непонятным, на случай, если его кто-то услышит. Ведь увидеть его, а тем более разглядеть наставленный на меня пистолет - если Сойер действительно тычет им в меня, - в такой темнотище практически невозможно, разве что у подглядывающего зрение как у кошки. И только я, замершая на краю дороги прямо под фонарем, отсвечиваю на потеху всем неспящим в столь позднее время.

Не оборачиваясь, делаю шаг назад, чтобы выйти из света, и спрашиваю:

- Разве я здесь не для того, чтобы ты меня защищал?

Мысленно радуюсь тому, что мне удается скрыть дрожь, охватившую меня при первых звуках этого голоса. В моем нет ни намека на то, что творится у меня внутри. И это далеко не только страх. Даже, я бы сказала, совсем не страх, но, к счастью, никто меня об этом не спрашивает.

- Резонное замечание, - спокойно соглашается Волчек, щелкая предохранителем - значит, пистолет-таки был. - Ну хорошо, не в спину, а пониже… в бедро. Уйти ты уже вряд ли сможешь, и увечий никаких.

Я кожей чувствую его взгляд - а, может, дуло пистолета, - и шерсть на мне немедленно встает дыбом. Но одновременно я чувствую и нечто похожее на ликование - я будто рада, что он меня поймал. Словно ждала этого…

Какой бред…

Противоречивое ощущение заставляет меня разозлиться. Я резко поворачиваюсь к нему.

- Да пошел ты!

Сойер делает шаг и оказывается совсем рядом. Между нами, кажется, нет и сантиметра свободного пространства. У меня внутри все обрывается, я едва дышу и чувствую себя полной идиоткой, понимая, что замерла в ожидании, когда он возьмет мою руку. Но он избегает касаний, лишь нелюбезно подтолкнув в сторону дома.

- Можешь послать своего мужа, когда он завтра позвонит. Меня не надо. Если послать не терпится, я дам тебе телефон хоть сейчас. А до тех пор ты сидишь в своей комнате и не высовываешься. Меня достало тебя ловить! - добавляет с прежней злостью.

Сопровождаемая им, я вхожу в темный дом. И его сразу как подменяют.

Если до этого Сойер сохранял видимость спокойствия и обходился без грубости в мой адрес, то, оказавшись вдали от возможных свидетелей, он со мной более не церемонится. Не включая свет, хватает меня за предплечье и тащит по лестнице наверх. Заталкивает в комнату и входит следом.

Застыв посреди комнаты, наблюдаю, как он в два шага подлетает к окну, с силой опускает оставленную открытой оконную створку, отчего она громко стучит, и запирает на ключ замок, предусмотренный для безопасности детей. Мне хочется съязвить, что я уже не ребенок, но остервенение, написанное на его лице и свозящее в каждом его порывистом жесте, велит мне держать язык за зубами.

Он возвращается к двери, обходя меня по кругу, чтобы не коснуться даже случайно, и, остановившись на пороге, не поворачиваясь, роняет мрачно:

- С этого момента будешь сидеть взаперти.

- В смысле? - подскакиваю я и подбегаю к нему, но он захлопывает дверь перед моим носом. - В смысле взаперти? - повторяю, грохнув ладонью по двери.

В ответ тишина.

- Окно запер, теперь дверь. Ты хочешь, чтобы я здесь задохнулась? - я пинаю дверь ногой несколько раз и планирую не останавливаться, пока не добьюсь своего. Зная упрямство моего тюремщика, я настраиваюсь, что упражняться в кикинге мне предстоит до утра. - Сомневаюсь, что тебе позволено так ме…

Фразу я не заканчиваю и, вообще, едва не падаю, потому что дверь вдруг распахивается, и моя нога с размаху пинает воздух. Едва удержав равновесие, я замираю в удивлении - столь быстрой капитуляции не ожидала.

- Будешь буянить, запру в подвале, - заявляет уверенно, но не угрожает, просто обрисовывает перспективы.

Я сразу решаю, что идти на конфликт неразумно, так, реально, можно в подвале оказаться. Лучше попытаться договориться.

- Слушай, Сойер, я накосячила, признаю. Но мне просто осточертело сидеть в этой комнате.

- А как же телевизор? Разве он не должен скрашивать твое заточение?

Я не удерживаюсь и строю гримасу.

- У меня передоз замкнутого пространства, и нужно средство помощнее дурацких шоу, чтобы снять интоксикацию.

Он едва заметно дергает головой в неопределенном жесте.

- Не я тебя сюда определил. Но пока ты по моей охраной ты не сбежишь. Уясни уже, и нам обоим будет проще. Караулить тебя круглые сутки и глаз не спускать я не нанимался. Хотя посмотреть, безусловно, есть на что.

От неожиданного комплимента я икаю, а он подается чуть вперед и шепчет, почти касаясь щетиной моей щеки:

- А, может, ты желаешь спать, пристегнутой ко мне наручниками?

- Заманчивое предложение, - отшатываюсь я, как от чумного. - Но нет. Эта комната меня достала, однако, не настолько.

- Жаль… - тянет он, будто ему и правда жаль, хотя по лицу ничего прочитать невозможно.

Более непроницаемого выражения я не видела никогда и ни у кого. Сыночку Рассела бы в покер играть - озолотился бы!

- Если я пообещаю больше не убегать, - спрашиваю, меняя тему, - ты оставишь идею ухудшения условий моего содержания?

Он приподнимает одну бровь, видимо, таким образом выражая непонимание. Или несогласие со мной.

- Ну, не будешь запирать? - поясняю нетерпеливо.

- А я могу тебе верить? - к первой брови присоединяется вторая.

- Конечно!

Его усмешка говорит красноречивее любых слов - он мне не верит.

- Это какая твоя попытка - третья? - фыркает скептически.

Я собираюсь возмутиться, но он опережает меня:

- Еще был звонок. Кому, кстати, ты тогда звонила? И куда бежишь с таким завидным упорством? Явно ведь не к отцу. Он привезет тебя обратно…

И взгляд, и интонация говорят, что это не вопрос ради вопроса, ему действительно любопытно. Но ответа у меня нет. Не могу же я сказать ему, что бегу от него самого. Тогда Волчек меня точно запрет.

Первое, что приходит в голову - соврать, что хочу помочь брату, но не сделать бы хуже. Пусть я знаю, что у Сойера не самые доверительные отношения с отцом, все же не могу быть уверена, что он не сдаст Хайдена Расу. Но ничего вразумительного не придумывается, и я недовольно бурчу:

- Не твое дело. Дай телефон.

Он вновь играет бровью, но вопросов не задает. Протянув гаджет, прислоняется плечом к косяку, давая понять, что уходить не собирается. Но я и не скрываюсь.

- Прости, что разбудила, - говорю, когда слышу в ухе заспанный голос мужа. - Но сидеть в этом доме я больше не могу. Я хочу на воздух. Или отправь меня куда-нибудь в горы, или забирай домой. И это не обсуждается!

Я сделала это!

Не могу поверить, но я смогла!

Убедила - скорее уж, вынудила, но какой смысл углубляться в терминологию?.. - мужа отпустить меня в горы, и вот я уже в кресле самолета. И пусть у меня центральное место, и я зажата между Сойером - куда я ж без него… - и каким-то перманентно потеющим и раздражающе чавкающим толстяком, но я чувствую себя так, будто выиграла в лотерею, и не могу сдержать счастливой улыбки. Так и лыблюсь все время полета и ерзаю от нетерпения, считая минуты до того момента, как шасси коснутся холодного асфальта ВПП на другом конце страны.

Рассел настоял, чтобы мой выбор пал на курорт на противоположном побережье, подальше от столицы, против чего я ничуть не возражала. Тем более в этой части Штатов никогда не была, хотя много слышала о самом известной горе Орегона, и могла лишь порадоваться возможности покататься с неё. Хотя компанию я бы предпочла другую, но выбирать не приходится.