- Его убили, но он сам виноват? Это жестоко, папа…

- Правда не бывает милосердна. Она правдива. И беспощадна.

- Судя по тому, что он говорил, он понимал, что у него не получится. Знал, что должен попрощаться.

- Мне тоже так показалось. Я пытался его отговорить, но он скинул звонок и, видимо, телефон. Отследить его по нему Кристине не удалось.

Когда в столовую возвращается Спенс, он находит нас не за чаем и блинами, а за бутылкой коллекционного бурбона - бар Раса набит ими доверху. И ни одна не повторяется. У мужа фетиш на дорогой алкоголь. Из каждой командировки он привозит новую бутылку, какой в его коллекции еще нет. Надеюсь, та, что я выбрала, не самая редкая или любимая.

Нет. Не надеюсь. Мне пофиг.

Пасынок негромко присвистывает.

- Будешь? - приподнимаю бокал.

- Блинами обойдусь.

Берет с навесной полки для специй кленовый сироп.

- Мне тоже хватит, ребенок, - поднимается отец. - И с мужем твоим встречаться не хочу.

"Я и сама не хочу", усмехаюсь мысленно.

А, проводив отца, выливаю себе остатки виски из бутылки - его там было еще прилично - и выпиваю залпом. Без тоста. Не чокаясь.

- Блинчик? - протягивает Спенс мне свернутый треугольник.

Мотаю головой и, недолго подумав, топаю к бару.

Душа требует продолжения.

Открываю глаза и сразу снова зажмуриваюсь с громким стоном.

Оу фак, какая же чудовищная резь в глазах! Будто в них кислотой брызнули. Но кислотой, вроде, некому.

Через минуту снова пытаюсь разлепить веки, медленно и осторожно, постепенно приучая глаза к свету, хоть и приглушенному, благодаря блэкаут шторам. Но все же день уже явно в разгаре, и солнце шарашит на полную, несмотря на ноябрь.

Когда глаза адаптируются и нервные окончания перестают долбить по мозгам, я скидываю одеяло и сажусь в кровати. Чтобы в ту же секунду вновь упасть на спину с еще более громким стоном - голова просто чугунная. Неподъемная и грозит лопнуть от малейших перегрузок, коей является и разлучение ее с подушкой.

Сколько же я вчера выпила? И, главное, чего?!

Неужели от этого марочного виски похмелье как от самой дешевой паленки? Я разочарована и зла на себя. Лучше б водки напилась! После нее я проблем с вставанием не имею.

За следующие полчаса кое-как соскребаю себя с кровати, доползаю до душа и встаю под струю терпимой холодности, надеясь выморозить из себя остатки хмеля.

- Ну его нафик, я больше не пью!

Говорю это вслух уверенно и убежденно.

Хоть план мой, похоже, сработал, и я снова избежала секса с мужем, мне придется искать себе другую уважительную причину. Вчера это было хоть как-то объяснимо - приходил папа, мы вспомнили Хайдена, помянули, и дальше я заливала горе в одиночестве. Однако поминки каждый день будут выглядеть подозрительно. Как бы ни любила я брата, но спиваться из-за его гибели… Рассел в это не поверит.

Вернувшись в комнату, застываю на пороге, обнаружив на прикроватном столике со своей стороны стакан с газированной водой и блистер с таблетками от головной боли - скорая антипохмельная помощь.

Чувство вины сбивает с ног, и я падаю на постель лицом вниз.

Ощущаю себя последней сволочью, и сама себе противна. Рас заботится обо мне, создает все условия - в кровать ведь с кухни тоже он меня принес, сама я была не в состоянии, и вряд ли этим озаботился Спенс, - а я, мало того, что изменила ему, разлюбила, так еще и не хочу честно в этом признаться. Наоборот, обманываю и строю планы, как буду врать ему дальше и больше.

- Хватит, - решаю вслух. - Надо сказать ему правду.

Сойер прав. Так нельзя. И вместо того, чтобы придумывать, как и сегодня отмазаться от супружеского ложа, мне стоит сосредоточиться на откровенном разговоре с мужем. До его возвращения со службы я должна решить, что скажу - правду или полуправду. И какой должна быть эта полуправда…

Но сначала таблетка. Мне нужна ясная голова.

Когда ставлю бутылку с водой обратно на тумбу, экран лежащего рядом телефона оживает именем и профилем мужа.

Ответить удается не с первого раза - из-за внезапного волнения пальцы не слушаются, я едва не роняю мобильник на ламинат, - и мое "да" получается нервным.

- Проснулась? Как голова? - в голосе забота и участие, и сочувствие - в общем, все, что заставляет меня чувствовать себя дрянью.

Точнее - еще большей дрянью, чем минуту назад.

Но Рас ждет ответа, поскулить и пожалеть себя я могу и позже. Без слушателей.

- Благодаря твоей таблетке, скоро будет лучше.

- Спенсер сказал, к тебе приходил отец…

- Да, и мы… Прости меня, Рас, не знаю, что на меня нашло. Я… я уничтожила, наверное, половину твоих запасов.

- Не льсти себе, детка. Половину ты не осилила бы и за неделю, - смеется легко и по-доброму, совершенно не злясь на меня за выходки последних дней.

И это обезоруживает. Я на его месте злилась бы нереально. Вот почему он лучше меня…

И в этом тоже.

- Может, сходим вечером куда-нибудь?

Его предложение неожиданно, и я настораживаюсь. Бояться мне нечего, но сейчас я боюсь даже ничего.

- Есть повод?

- Просто так. После твоего возвращения мы толком и не поговорили ни разу. Я скучаю, Хэвен, - на этих словах сердце подпрыгивает и начинает биться где-то в горле. - Утром я убегаю, вечером ты меня не дожидаешься. Обещаю освободиться сегодня пораньше и приглашаю тебя, жена, на свидание.

Мысль отшутиться или отговориться состоянием непригодным для свиданий я отметаю сразу - это и грубо, и после всего сказанного попросту неуместно. А, кроме того, это мой шанс признаться ему во всем. Ну или не во всем, но сказать то единственно важное, что я должна ему сказать. Что ухожу от него.

От ужаса сердце уже сейчас начинает пропускать удары.

- Да, было бы здорово! - изображаю фальшивую радость.

- Буду дома часов в шесть…

- Я сама могу приехать, - перебиваю.

- Мне тоже нужно переодеться к ужину, - мягко напоминает муж, а я кусаю себе губу в наказание за нетерпение.

Уж соберусь как-нибудь, нацеплю маску хорошей жены на лишние полчаса, не убудет с меня. Я должна Расселу даже больше.

- Не подумала, - виновато улыбаюсь.

- Ну, до вечера.

- Дресс-код? - тороплюсь уточнить, пока он не положил трубку.

- На твой вкус. Это не будет официальное мероприятие. И даже не театр.

Откидываю телефон на кровать и тру пальцами виски. Таблетка помогла, и голова больше не раскалывается, так я стимулирую себя к мыслительному процессу.

Завтракаю вместе со Спенсом, который тоже поздно встал - до утра тусил со старыми друзьями, - а потом сбегаю от него типа на пробежку. Сегодня мне компания не нужна.

Одеваюсь как для бега - леггинсы, кроссы, легкая куртка, - но в городском парке недалеко от дома сворачиваю с дорожки, опоясывающей водоем, на которой обычно толпятся раннеры, в укромный уголок. В глубине парка есть деревянная скамейка под раскидистой вишней, красиво цветущей весной, сейчас ветви голые, травяной ковер под ногами пожух и истоптан, но место мне все равно нравится.

Скрещиваю пальцы на руках - хоть бы она была свободна, - и мне везет. Невольно ускоряюсь, усаживаюсь на край и, повернувшись боком, перекидываю ноги через подлокотник. И… зависаю. Я пришла сюда подумать в тишине, без ненужного внимания, без внешних раздражителей, даже телефон оставила дома. Урвала уединенное место, расположилась с комфортом, казалось бы - думай не хочу, но ничего не выходит. В голове пустота. Я так долго откладывала, так долго собиралась начать думать, так готовилась, будто мне нужно лишь освободить время, найти место, а дальше все получится само собой. Нет. Так не работает.

Думалка не включается просто так, по желанию. Думать - это не ткнуть в "плей" на айподе, и из него польется музыка. И не нажать на кнопку "старт" на стиралке или кофеварке, и они запустят свой процесс. Мысли и идеи - любые, даже в виде изощренного вранья - либо есть, либо их нет. И никакой правильный настрой и антураж не помогут им появиться.