Подавшись вперед, перехватываю ладонями ее лицо, впиваюсь в мягкие податливые губы. Заталкиваю своим языком ее язык вглубь и жадно исследую ее рот.

Она впускает меня, страстно отвечает, продолжая ручками ласкать мой член.

Перемещаю руки ей на затылок, не позволяя отстраниться, и терзаю рот дикими, безбашенными поцелуями, от которых губы горят и бешено пульсируют.

Да я весь пульсирую. Мышцы подрагивают от нетерпения так, будто это мой первый секс с ней. Да и не только с ней, а вообще. Последний девственник, блин…

Запускаю алчные руки под джинсовую ткань шортов - какое счастье, что их так мало! Наощупь нахожу клитор и скольжу пальцами по разгоряченной, скользкой от возбуждения и выделившейся смазки, плоти. Сжимаю.

- А-а-ах, - снова поет она на выдохе, до невозможности распахнув и так огромные глазищи.

Ее рука на члене замирает, и я резко встаю вместе с ней, крепко обхватив за талию.

Ставлю на ноги и, содрав шорты вместе с трусиками, отбрасываю, не заботясь о том, куда они упадут. Хэвен судьба ее белья тоже совершенно не интересует. Снова запрыгнув на меня, намеренно вжимается влажной промежностью в мой торчащий вертикально член, трется об него, а я почти теряю сознание.

Теперь уже не я, а она впивается в мои губы поцелуем и буквально трахает мой рот языком. Это нереально возбуждает, я чувствую, как из меня толчками выделяется секрет.

Сил нет терпеть, хочу войти в нее, ощутить, как она вновь сожмется вокруг меня, обнимет влажными упругими стенками, и я снова улечу… Падаю обратно на диван и, откинувшись на спинку, приподнимаю ее попку.

Ловлю помутневший взгляд.

"Давай, красивая"…

Похотливо и пьяно улыбнувшись, Хэвен обхватывает пальчиками мой ствол и, удерживая его, медленно, не отводя взгляда, садится сверху, принимая меня в себя. И тут же в наслаждениии закатывает глаза. Припухший от бешеных поцелуев рот приоткрывается, с влажных губ срывается протяжный стон. И сливается с моим.

Я сдавленно хриплю, когда через секунду она приподнимает бедра и потом снова насаживает себя на меня. Резко. Глубоко. До основания. И еще раз. И еще...

Как же в ней мокро и узко. Вот же фа-ак. Я в нирване.

На секунду будто отключаюсь. Открываю глаза - она прыгает на мне, ее грудь прямо напротив моих глаз, а соски зазывно торчат, и я не отказываю себе в том, чтобы поймать их губами. Поочередно. Разводя ее на громкие жалобные всхлипы.

Воздух вокруг, кажется, вибрирует от моего и ее пульсов, от гортанного рваного дыхания, похабных шлепков и прочих звуков, сопровождающих чумовой секс. Но этот наичумовейший из всех.

Отлипаю от нее, взгляд падает туда, где наши тела соединены друг с другом, туда, где сосредоточены и оголены все нервные окончания. Меня ведет, и… я срываюсь… Хватаю Хэвен за талию, сдавливаю и забираю инициативу себе. Ритмично и жестко толкаюсь бедрами, всаживая член все глубже. От перенапряжения в мозгах искрит, в глазах темнеет, бедра судорожно сводит от набирающего обороты оргазма.

Ее короткие коготки вспарывают кожу на плечах, расширяя географию ощущений, ее стоны переходят в сдавленные крики, она зажимает рот влажной от моей смазки ладонью. На миг ее глаза встречаются с моими, и меня окончательно уносит. В ушах нарастает гул, я глохну, потом слепну… а на следующем резком толчке она кончает.

Бурно, мощно, оглушительно. Конвульсивно содрогается всем телом, горячими пульсациями своего лона вытягивая меня на финальный кайф. И оргазм накрывает, пронизывая насквозь, я едва успеваю вытащить член из крышесносной тесноты.

Перестав дрожать, Хэвен обессиленно падает на меня, я так же без сил утыкаюсь губами в ее мокрое, солоноватое от капель пота плечо. И вместе с ней откидываюсь на спинку дивана. Закрываю глаза.

Не могу отдышаться. Горло саднит, а в груди разливается что-то обжигающе приятное, и порхают бабочки эйфории. Но возбуждение не отпускает. Я хочу еще раз.

Хэвен встает с меня. Нехотя приоткрываю один глаз. Я еще не отошел.

- Слушай, а я думала, мне это приснилось.

Голос меня еще не слушается, поэтому задаю вопрос поднятием бровей.

- Та ночь в охотничьем доме… - поясняет.

Ммм… поняла…

Хочу спросить как, но думаю, что сейчас не время.

- А тебе раньше такие сны снились? - выдавливаю из себя с усилием.

Качает головой:

- Нет.

Мне кажется или она краснеет?.. Ерунда. Ее лицо излишне румяное, да, но я знаю этому причину.

Лениво пожимаю плечами:

- И мне нет…

Подхватив с пола шорты, она берет свой недопитый стакан, в котором остатки и так разбавленного виски еще доразбавились окончательно растаявшим льдом и, приподняв вверх, с торжественной серьезностью объявляет:

- Я никогда не спала со своим пасынком, - выпивает. - Два раза, - допивает бокал до дна и со стуком ставит на стол.

- Иди сюда, - зову хрипло. - Мне понравилась твоя игра. Поиграем еще?

Хэвен

Как же приятно пробуждение после ночи, полной любви и страсти, и… снова любви.

Я уже и забыла, как это бывает.

Конфетно-букетный период в отношениях с Расом был недолог и закончился уже давно. Очень давно…

Оказывается, мне ужасно не хватало вот такой примитивной, но безумно волнительной и чертовски важной романтики. Когда сбившееся дыхание, сумасшедшая аритмия и бабочки-пираньи в животе. И мир схлопывается до размеров одного-единственного человека.

Твоего человека.

- Ты как? - мурлычет мне в ухо Сойер, касаясь губами чувствительной кожи и посылая волны тепла по телу.

Тихо смеюсь в ответ, счастливо и игриво. Даже - о, ужас! - кокетливо, чего никогда себе не позволяю. И ужасно бешусь, когда вижу подобные игрища где-то на улице или в кафе, или в кино. Для меня это повод переключить канал или перейти дорогу. Но явно не сегодня.

Сейчас из меня прет всё то, что раньше я ненавидела.

И из Сойера, похоже, тоже.

- С ума сойти, - шепчет он. - С ума сойти, какими мы были дураками, - не унимается, хотя мне совершенно не хочется говорить и, возможно, рушить невообразимо прекрасный момент.

Счастье любит тишину.

В нашем случае точно.

Нет, не буду сейчас об этом думать! Мыслями разрушить момент так же просто, как и неправильными или неуместными словами.

Повернувшись лицом к нему, ресницами щекочу его щеку. Не специально, но он тоже смеется, и никогда раньше я не слышала у него такого радостного, такого беззаботного смеха. Не видела такой сокрушительной улыбки.

Хотя до поездки в горы я вообще не видела, чтобы он улыбался.

Резко приподнимается, оттаскивает меня подальше от края кровати, на которой я и не помню, как и когда мы оказались, подминает под себя и пленяет мой рот своим. Целует жадно, глубоко, упоительно. Я таю и воспламеняюсь. Снова.

Какое же доброе это утро…

И это, и следующие три, что остаются до нашего возвращения на восточное побережье.

Эти три дня я абсолютно, непоколебимо, отчаянно, неприлично счастлива.

Мы не расстаемся ни на секунду, да что там, мы практически не отлипаем друг друга.

И мне, и ему жизненно важно чувствовать другого, обнимать, касаться. Без этого я вяну. И тухну.

Во время редких, но необходимых вылазок на свежий воздух или на ужин, туда, где есть люди и где мы не можем позволить себе никаких нежностей, мы воздерживаемся от видимых тактильных контактов. Я ненавязчиво, мимолетно, типа случайно задеваю его коленом под столом, а он в ответ касается меня взглядом. Таким, что до мурашек.

До ожогов.

До багровых волдырей.

Я вспыхиваю и тлею.

И хочу поскорее оказаться с ним наедине.

Чтобы вновь плавиться под его руками, улетать и возвращаться. И снова летать. И думать, какое же это счастье - любить его.

Никогда не думала, что способна ТАК любить.

Но я люблю. Люблю в нем все - каждую родинку на коже, каждый волосок на теле, каждую морщинку в уголках глаз, когда он улыбается. Люблю и когда не улыбается. Когда из глаз испаряются искорки веселья, и взгляд становится тягучим, долгим, невыносимым. Сердце тогда ухает куда-то вниз. И я не хочу знать, о чем он думает.