Муж, конечно, согласился не сразу. И, конечно же, не собирался отпускать меня одну. Но я включила на полную и свое красноречие, и дар убеждения, и сумела-таки внушить Расу, что так буду в еще большей безопасности. Уговаривая его, даже не гнушаясь ультимативного тона, я до последнего сомневалась, что добьюсь этой временной амнистии, и, честно говоря, сильно удивилась, когда услышала:

- Хорошо. Да. Поезжай. Только обещай, что будешь максимально осторожна.

- Лучше перебдеть, я помню, - скороговоркой вторила ему я, не веря ушам своим.

Потом еще долго сидела, пришибленная, пытаясь понять, почему он повелся на мои никуда не годные аргументы - сама я ни за что бы на них не купилась. Но появление Волчека с непроницаемым лицом отвлекло меня от размышлений.

- Рейс завтра в пять двадцать утра, советую быть готовой к трем, - сообщил, не глядя на меня, и тут же ушел.

По лицу и интонации невозможно было считать его отношение к моей "прихоти", но то, с каким грохотом захлопнулась дверь моей спальни за его спиной, не оставляла сомнений, что его чувства прямо противоположны моим. Если я внутренне - и не только - ликую, то ему эта поездка как серпом по… важному месту.

Ну, это я переживу.

У меня большой опыт по части игнора изначально неприятных мне личностей. Даже когда они вели себя по отношению ко мне с куда большим желанием угодить, чем мой тюремщик. Мой биологический отец, например, все годы, что я жила в России, очень старался растопить лед между нами, который я, в свою очередь, с не меньшим старанием поддерживала и подмораживала. И справилась со своей миссией лучше, чем он. Вахрушеву так и не удалось пробиться через мою неприязнь. Хотя, по большому счету, ничего плохого он мне не сделал, даже, наоборот, всегда во всем поддерживал, ни в чем не отказывал, вставал на мою сторону в войне с матерью и баловал. Но я продолжала его кошмарить. Скорее, из вредности и упрямства, чем за дело, признаю, но иначе не могла.

А вообще-то мне следовало ему спасибо сказать. Ведь если бы они с мамой не расстались еще до моего рождения, она не познакомилась бы с отцом, и я так и осталась бы простой советской девочкой Райкой, никогда не став Хэвен Вандербилт О'Грейди. Правда, в том, что они расстались, его заслуги, как оказалось, не было, и инфа о его подлой измене была даже не сильно преувеличена, а тотально выдумана, поэтому мама и вернулась к нему, когда правда вскрылась. Но не говорить же мне, в самом деле, спасибо тем, кто пустил грязную сплетню. Обойдутся!

"Спасибо, дядя Денис", мысленно говорю, прикрыв глаза и свято веря, что этого достаточно.

Когда самолет "Дельты" приземляется, мы с Соейром разделяемся. Я иду ждать багаж, а он - на аэропортовскую стоянку, где должен забрать заранее арендованную тачку.

Загрузившись в классический трехдверный "Вранглер", мы покатили в сторону гор, точнее, горы, самой высокой в штате. Стратовулкан Маунт-Худ, покрытый не одним, а сразу несколькими ледниками. Это не просто гора, это настоящее снежное царство и, как следствие, единственное место на континенте, где кататься на горных лыжах можно и летом. Сейчас уже далеко не лето, но еще и совсем не зима, поэтому радость катания доступна не везде.

Администратор отеля, расположенного у подножия горы и в шаге от подъемников, провожает нас в номер.

- Мы что, живем не в разных номерах? - выражаю я свое искреннее удивление на русском, останавливаясь на пороге комнаты на втором этаже в левом крыле здания.

- Естественно, - цедит в ответ Сойер и проходит мимо меня внутрь, занося чемоданы.

- Ничего естественного не вижу, - повышаю я голос, начиная закипать и собираясь зубами выгрызать свое право на уединение, но он взглядом призывает меня заткнуться и с улыбкой закрывает дверь перед слегка офигевшей девушкой.

- Стоило подумать об этом до того, как ты организовала нам этот... отдых, - мне Волчек тоже улыбается, но от этой улыбки у меня в желудке резко повышается кислотность. - Хотела вырваться на свободу, мамуля? Наслаждайся!

Отвернувшись, он рывком отодвигает часть стены, которая оказывается дверью, ведущей в еще одну комнату - судя по большой кровати, спальную, и я облегченно выдыхаю. Уже понимаю, что спорить бесполезно - он ни на шаг не отступит от инструкций, выданных ему отцом, будет сторожить меня по всем правилам, как какая овчарка или доберман. И я могу неделю биться в истерике, но не добьюсь отдельного номера или катания в столь желанном одиночестве, а вот его мои попытки уж точно позабавят...

Нет уж! Перебьется. И эту неприятность я переживу. Тем более раздельные комнаты немного упрощают дело и вполне примиряют меня с его нежелательным соседством. Ну... я надеюсь...

Нацепив максимально независимое выражение на лицо, я принимаюсь за разбор своих вещей.

Сойер справляется куда быстрее меня и первым занимает душ. Уходя, он запирает дверь номера на ключ, который кладет в карман, а еще выдергивает из розетки и забирает с собой телефонный аппарат с прикроватной тумбочки, к счастью, обходясь без демонстративности и не сопровождая свои действия никакой едкой шуточкой. Еще пара едкостей от него, и у меня откроется язва или, как минимум, будет изжога.

От "мамули" уже давно тошнит…

Закончив с вещами, я заваливаюсь на кинг-сайз кровать, которую Волчек великодушно - или по каким-то корыстным причинам - уступил мне, себя определив на диван за стенкой. Я практически без сил - сказывается отсутствие сна прошлой ночью - и тупо разглядываю потолок. Снова… Будто никуда и не уезжала.

Но тут есть что разглядывать.

Потолок, как и стены, деревянный, выкрашенный белой матовой краской, но массивные балки, разрезающие пространство пополам и горделиво нависающие над головой, притягивают внимание. А в сочетании с настоящим камином придают номеру какого-то деревенского уюта и шарма.

Я почти засыпаю, когда Сойер появляется из двери у изголовья кровати.

- Какой план? - спрашивает, дефилируя мимо меня в гостиную.

Взбудораженная шальной мыслью, а не вышел ли он из ванной в полотенце, я приоткрываю один глаз - но, слава Богу, он одет! Такого испытания мое бедное сердце могло не выдержать. И то, что мы практически родня, вряд ли стало бы для него серьезным аргументом.

- Тоже хочу в душ, - прячу возникшее на пустом месте волнение за банальными фразами.

- А дальше?

- Завтракать и спать.

- Боюсь, завтрак мы пропустили, но ранний обед, думаю, нам подадут в одном из ресторанов. Это не проблема.

- Он тут не один? - спрашиваю без интереса.

- Три. Кататься сегодня не планируешь?

- Планирую, - заставляю себя встать с кровати. - Если проснусь.

Когда я встаю, за окном уже темно.

Ну как темно - небо на горизонте черно-серое, но в комнате, тем не менее, светло, почти как днем, из-за многочисленных источников искусственного света, заглядывающих в два небольших, будто решетчатых, деревянных окна.

С разбега вскочив на придвинутый к окнам диванчик, я прижимаюсь лбом к стеклу и, затаив дыхание, любуюсь невероятной красотой снаружи. Подсветка лампочками и огнями различных форм и свечений серебрит густой снежный покров склона, заставляя его искрить и переливаться перламутром множества оттенков. Верчу головой, разглядывая внушительное семейство пушистых заснеженных елей слева, провожаю взглядом кабинки кресельного подъемника с пассажирами, перемещающиеся между высоченными столбами справа, и примеряюсь к будто причесанной гребнем широкой трассе на ближайшем ко мне склоне. Представляю, как буду съезжать по ней и даже, увлекшись фантазией, автоматически принимаю стойку для скоростного спуска и выставляю колени на воображаемых поворотах…

- Ты бы оделась, - слышу за спиной хмурый совет-тире-просьбу и холодею от ужаса. - Моя психика не настолько крепка, чтобы с легкостью переварить вид полуобнаженной мачехи в непреодолимо соблазнительной позе. Так и просит пристроиться сзади и… - не договорив, он ухмыляется. - Надеюсь, у тебя это случайно получилось, а не часть коварного плана по приру…