- Ты не понял, - едва уловимо, но для меня заметно, мрачнеет его голос. - Мы его уже нашли. И теперь ищем тех, кто сделал с ним это.

От услышанного гаджет словно раскаляется и почти падает из моих рук, ловлю, когда он скользит по животу.

В голове очередью проносятся все знакомые мне с детства хлесткие и ёмкие словечки из русского мата. Но вслух я ограничиваюсь сухим безэмоциональным:

- Как?

Так же сухо и коротко Райан обрисовывает случившееся с Хайденом. Никаких соплей, никаких деталей. Голые факты. Но и от них внутри становится еще холоднее. Хоронить брата Хэвен точно будут в закрытом гробу.

- Прости, - повторяет Эттлин. - Марк носом землю рыл. И мы все, но… не успели. Они, видимо, как-то связались с ним, выманили обещаниями или угрозами и…

- Ты найдешь? - перебиваю.

Это всё, что я хочу знать.

- Без вариантов.

- Ок.

Больше говорить мне не о чем.

Не с Райаном.

Не глядя, отшвыриваю мобилу в сторону, но не сомневаюсь, что упадет она точно на кровать. Да если и нет - пофиг. У меня сейчас траблы посерьезнее. Мне нужно сказать Хэвен, что мы облажались.

Нужно сказать ей, что ее брата больше нет.

Сука! Как это сделать? Как ей сказать?!

Луплю кулаком в стену, до крови обдирая костяшки пальцев, но не чувствую боли. Даже жаль, что не чувствую.

И еще больше жаль, что не причиняю стене никакого вреда - до жути хочется ломать и крушить. Злость и бессилие ищут выход, но не находят. Теперь, кажется, я больше понимаю Хэвен и вандальские замашки в ее первый день здесь.

Фак! Фак!

Луплю второй раз, третий, меняя руку, и тут же испуганно замираю - опасаясь, что могу нечаянно ее разбудить. Это не тот звук, что способен потревожить сон Хэвен в обычное время, но и закон Мерфи никто не отменял. Может, именно сегодня, сейчас она спит чутко и среагирует. И мне придется объясняться. А делать этого сейчас не хочется. Эта не та новость, что требует немедленного донесения, эта точно подождет до утра. Ни помочь брату, ни что-то изменить Хэвен уже не сможет. Но, черт, как бы я не хотел быть этим вестником смерти…

Провалявшись до утра без сна, обнимая ее и старательно - трусливо - оберегая ее сон, я так и не сумел придумать, как ей сказать, и когда ее дыхание изменяется, она начинает ёрзать на моей руке, я напрягаюсь. Я не готов огласить приговор, но я должен.

Ничего не подозревая, не предчувствуя бури, первым делом Хэвен тянется своими припухшими и влажно-теплыми губами к моим, и лишь после распахивает безмятежно счастливые, кричащие о любви глаза. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не отвести свои, и она вдруг замирает. Растерянное лицо выглядит так, будто она споткнулась, с размаху врезалась в стену. Глаза ее враз гаснут, блекнут, моментально наполняясь слезами.

Без слов, по одному моему виду побитой бездомной собачонки она понимает, что случилось страшное. Мне даже не нужно ничего говорить.

Резко отстранившись, она садится и дрожащими губами спрашивает лишь одно:

- Хайден?

- Прости, - все, что мне удается выдавить из себя.

Знаю, как нелепо, как жалко это звучит, и знаю, что прощения мне нет - я обещал ей, что все будет хорошо, обещал, что спасу ее брата, и не сдержал слово.

Я, блять, ей обещал!

Тянусь к ней, чтобы обнять, но она поднимается и отходит к стене, с которой не так давно - а ощущение, будто в прошлой жизни - скинула старый телек.

Знаю, я это заслужил, но от осознания заслуженности ощутимый толчок в грудь, будто от удара, не становится менее болезненным. Чувство вины накрывает с головой.

И ее понимаю - я бы тоже не захотел даже срать рядом сесть с кем-то, кто так меня подставил. Обманул.

Поэтому тоже встаю, чтобы уйти, оставить ее одну. Но когда подхожу к двери, слышу в спину умоляющее:

- Не уходи…

[1] поближе познакомиться с Райаном можно в книге "Принцип Талиона"

Глава 29 Кошмарное комбо

Хэвен

- Ты в самом деле хочешь это сделать? - спрашивает Сойер с сомнением во взгляде и голосе.

Киваю дергано, даже как-то механически, как робот. Скрипучая угловатая машина. Я такая уже второй день.

Новость о гибели брата сразила меня, подкосила, выбила почву из-под ватных ног. Утопила в чувстве вины и ответственности за то, что с ним случилось. Подробностей я не знаю, Сойер заметно обходит эту тему, и я отчаянно трушу задавать вопросы. Не хочу знать, какие ужасы сотворили с Хаем его враги.

Сотворили по моей вине. И от этой мысли глаза моментально наполняются соленой влагой. Поднимаю глаза к потолку, чтобы по старой детской привычке удержать слезы, и, на удивление, это работает. Впервые с тех пор, как мне было тринадцать…

Сойер тактично отводит взгляд.

Я вижу, знаю, что он тоже чувствует себя виноватым, чувствует, что обманул мое доверие, нарушил данное мне обещание, и хочу утешить, сказать, что я его совсем не виню - снова, - но не могу найти подходящих слов. Боюсь, что снова начну рыдать.

Киваю еще раз и добавляю твердое:

- Да. Я должна это сделать.

И я действительно хочу. Я готова. Готова, наконец, сказать мужу, что все эти недели он искал не тех и не там. Признаться, что я знала об этом, но сознательно вводила его в заблуждение.

Я не боюсь его гнева или осуждения. Теперь не боюсь. А мой прошлый страх кажется мне глупым. Даже ироничным - бояться нужно было совсем не Раса, он точно был наименее опасен Хайдену. Моя глупость и вранье обернулись против меня. Брата уже нет и прикрывать мне некого.

Как и некем прикрываться.

Сойер больше не прячет от меня телефоны, и я спокойно беру с острова в кухне мобильник для связи с мужем.

И только когда почти оттараториваю свое заезженное многократным прокручиванием в голове признание, как едва не складываюсь пополам от пронзившей меня ужасной, убийственной мысли - Рас же сразу вернет меня домой! Мне ведь нет нужды прятаться в доме Сойера, и теперь муж об этом знает.

Осекаюсь, не договорив окончание фразы, желая откусить себе язык - ну почему я не подумала об этом раньше?! Отчаянно мечтаю отмотать время назад, едва не застонав из-за собственной глупости, как тут же забываю о своей оплошности, когда Рассел произносит сокрушенно:

- Мне очень жаль, детка, что с твоим братом случилось такое. И еще сильнее жаль, что я вел себя так, что вместо того, чтобы обратиться ко мне за помощью, тебе приходилось скрывать его от меня.

- Ты уже знаешь… - выдыхаю шокированно, но и с прослеживаемым облегчением.

- Вчера узнал. Сразу и про то, что он вышел в тот день, и о том, что, - муж едва заметно запинается, - новость безнадежно опоздала. Кошмарное комбо.

Сглатываю комок в горле.

В голову приходит лишь банальное "прости", но это слово давно себя обесценило, потеряло заложенную в него изначально искренность. Мы торопимся пульнуть "прости" не потому, что, действительно, чувствуем, что виновны и должны извиниться, а чтобы прикрыться им как щитом. Действуем на опережение, бросаем его в лицо - в моем случае в ухо - собеседнику, в надежде заткнуть ему рот и пресечь возможные встречные обвинения и нападки. Это уловка. Фальшивка. А я нафальшивила уже достаточно. Не разгрести. Поэтому мне бы промолчать, но, как всегда, в стрессовые моменты не молчится, и я вдруг брякаю:

- Ты меня заберешь?

Краем глаза вижу резкое движение Сойера - он вскинул голову и смотрит на меня с непониманием и недоумением. Точно таким, которое испытываю я сама.

Только что я едва не сломалась от запоздалой мысли, что муж вернет меня домой, но спустя пару минут сама предлагаю ему это. Почти прошу. Я сбрендила?!

В ужасе таращусь на Сойера, взглядом умоляя придумать, как исправить то, что я натворила. Его взгляд мягчеет, он делает пару шагов ко мне. Я уже готова протянуть ему трубку, когда Рассел отвечает:

- Не сейчас.

И вновь я испытываю облегчение, но теперь с примесью настороженного удивления. Сойер замирает рядом.