В хижине тоже все было тихо, и лишь время от времени слышно было, как ерзал гальвеец на подстилке из мустанговой шкуры, не веря больше в защиту кабриэсто.

И за стеной хижины тихо. Лишь один звук нарушал тишину. Это было нечто среднее между шипеньем крокодила и кваканьем лягушки. Однако, поскольку этот звук вылетал из ноздрей Зеба Стумпа, вряд ли он мог быть чем-нибудь другим, как храпом заснувшего охотника.

Почти целый час длился этот концерт.

— Спасайте! — закричал неожиданно гальвеец, разбудив не только своего хозяина в хижине, но и гостя на поляне. — Святая дева! Заступница беззащитной невинности! Спаси меня! Спаси меня!

— Спасти тебя? От чего? — спросил Морис Джеральд, еще раз вскочив со своей кровати и торопливо зажигая свет. — Что случилось?

— Другая змея, ваша милость. Ох! Честное слово, это была гадюка, хуже той, которую убил мистер Стумп. Она искусала мне всю грудь. Я чувствую, как у меня все тело горит, точно меня обожгли раскаленным железом.

— Чорт бы тебя побрал! — закричал Зеб Стумп, показавшись в дверях с одеялом на плече. — Второй раз будишь меня, дурак! Извините меня, мистер Джеральд. Мне кажется, что дураков во всех странах достаточно — в Америке так же, как и в Ирландии, но такого идиота, как ваш, я еще нигде не встречал. Это сущее несчастье! Я не знаю, удастся ли нам сегодня заснуть, разве только после того, как мы его искупаем в речке!

— Ох, мистер Стумп, дорогой, не говорите так! Клянусь вам обоим, что здесь опять змея! Я уверен, что она еще в хижине. Только минуту тому назад я чувствовал, как она ползла по мне.

— Это тебе приснилось, наверно, — ответил охотник более снисходительным и более доверчивым тоном. — Я говорю тебе, что ни одна техасская змея не переползает через кабриэсто. Первая змея наверняка уже была в хижине, прежде чем ты успел положить лассо. Не похоже, чтобы две зараз могли вползти. Впрочем, это нетрудно узнать.

— Ох, спасите! — кричал ирландец, сдирая с себя рубашку. — Вот он, след змеи, как раз на ребрах. Разве я неправ? О милосердная дева, что будет со мной? Я горю, как в огне!

— Змея! — воскликнул Стумп, приближаясь к перепуганному гальвейцу и держа над ним свечу. — Змея на самом деле! Клянусь адом, это не змея! Это хуже змеи!

— Хуже змеи? — воскликнул Фелим в отчаянии. — Хуже, вы сказали, мистер Стумп? Вы думаете, это опасно?

— Как тебе сказать… Все зависит от того, найду ли я поблизости лекарство. Если же нет, то я не отвечаю…

— О, мистер Стумп, не пугайте меня!

— В чем дело? — спросил Морис, с первого же взгляда заметивший на груди Фелима ярко-красную полосу. — Что же это в конце концов? — повторил он с возрастающим беспокойством, когда заметил, каким сосредоточенным взглядом охотник рассматривал странные следы. — Я ничего подобного не видел. Это вызывает у вас тревогу?

— Большую, мистер Джеральд, — ответил Стумп, уводя с собой мустангера за дверь хижины и разговаривая шепотом, чтобы не услышал Фелим.

— Но что же это такое? — взволнованно переспросил Морис.

— Это проползла тысяченожка.

— Ядовитая тысяченожка?! Неужели она его укусила?

— Нет, я не думаю. Но этого и не требуется. Хватит и того, что тысяченожка проползла, — это смертельно.

— Небесные силы! Неужели это так опасно?

— Да, мистер Джеральд. Не раз я был свидетелем, как хорошие люди отправлялись на тот свет с такой полосой. Если не принять мер, и к тому же срочных, у него начнется невероятный жар, а потом он лишится рассудка, все равно как после укуса бешеной собаки. Не стоит, однако, пугать его, пока я не выясню, что можно сделать. В этих краях встречается одно растение. Если мне удастся быстро его найти, тогда вылечить Фелима будет нетрудно. К несчастью, спряталась луна, и мне придется искать на ощупь. Я знаю, что на обрыве много этого зелья. Вы идите обратно и успокойте парня, а я посмотрю, что мне удастся сделать. Через минутку я вернусь.

То, что разговор велся шепотом и притом за дверью хижины, привело Фелима в паническое состояние.

Не успел старый охотник отправиться на поиски лечебного растения, как гальвеец с дикими воплями выбежал из хижины. Морис долго провозился, пока ему удалось успокоить своего слугу.

Несколько минут спустя в двери снова появился Зеб Стумп. Выражение его лица сразу обрадовало присутствующих; ясно было, что целебное растение найдено. В правой руке охотник держал несколько овальных листьев темно-зеленого цвета, густо и равномерно усаженных острыми шипами.

Морис узнал в них листья хорошо знакомого ему растения, известного под названием cactus oregano[24].

— Не бойся, мистер Фелим, — сказал старый охотник, переступая порог хижины: — теперь ничего страшного нет. Я достал цветочек, который живо вытянет весь жар из твоей крови. Прекрати свой вой, говорят тебе! Ты разбудил всех птиц, зверей и пресмыкающихся на двадцать миль вверх и вниз по реке. Если ты будешь продолжать в том же духе, сюда сбегутся все команчи, а это, пожалуй, будет похуже тысяченожки. Мистер Джеральд, приготовьте повязку, пока я буду препарировать растение.

Охотник прежде всего снял ножом шипы. Удалив затем кожицу, он нарезал кактус толстыми ломтями и покрыл ими воспаленную полосу на теле Фелима, после чего перевязал пострадавшего чистой тряпкой, приготовленной мустангером. Воспаление было вызвано не тем, что тысяченожка просто проползла, как думал Зеб, а тем, что она искусала спящего гальвейца своими ядовитыми челюстями.

Кактус быстро оказал свое действие — его сок был хорошим противоядием. Успокоенный, Фелим скоро заснул. После неудачной попытки найти тысяченожку врач-самоучка вернулся на свою лужайку, где спокойно проспал до утра.

На заре все трое были на ногах. Позавтракав остатками жареного индюка, они стали собираться в путь. Фелим уже чувствовал себя вполне здоровым и вместе с охотником подготовлял диких лошадей к перегону через прерию. Морис тем временем снаряжал в путь своего коня и крапчатую кобылу. Особенно большое внимание он уделял прекрасной пленнице. Он тщательно расчесывал ее гриву и хвост и счищал с блестящей шерсти пятна грязи — следы упорной погони.

— Бросьте это, — сказал Зеб, наблюдая не без удивления за мустангером. — Вы напрасно так стараетесь. Вудли Пойндекстер не из тех людей, которые отказываются от своего слова. То, что вы получите двести долларов, так же верно, как то, что меня зовут Зебом Стумпом. Чорт возьми, она ведь сто?ит этих денег!

Морис ничего не ответил, но, судя по улыбке, появившейся в уголках его рта, можно было думать, что Зеб Стумп совсем не понял причины его особенного внимания к крапчатому мустангу.

Не прошло и часа, как мустангер двинулся в путь на своем гнедом коне, ведя за собой на лассо красивую пленницу. Остальные мустанги следовали рысью за Фелимом. Зеб Стумп на своей старой кобыле с трудом поспевал за ними.

Позади всех, осторожно ступая по колючей траве, не торопясь бежала Тара.

Никто не остался охранять хижину; закрыли лишь дверь, обтянутую конской шкурой, чтобы не забрели в нее четвероногие обитатели прерии. Некоторое время тишина, царящая кругом, нарушалась лишь криком совы, пронзительными завываньями пумы и унылым воем голодного волка.

На высоком флагштоке форта Индж развевается флаг, усеянный звездами; он отбрасывает колеблющиеся тени на своеобразную и необычайную панораму.

Это картина настоящей пограничной жизни — полувоенной, полугражданской, наполовину дикой, наполовину цивилизованной.

Здесь можно видеть и разнообразные костюмы и белых и цветнокожих людей, людей разных профессий, занимающих различное положение в обществе.

И самый форт имеет какой-то необычайный вид. Здесь нет ни казематов, ни потайных ходов, ни рвов, ни гласисов[25] — почти ничего, что напоминало бы крепость. Навес-конюшня для двухсот лошадей обнесена простым частоколом из стволов тропической алгорабии. За пределами его — десяток построек незатейливой архитектуры, с плетеными стенами, обмазанными глиной. Сзади расположены госпиталь, склады; с одной стороны — гауптвахта, с другой — столовая и офицерские квартиры.