Кассий Кольхаун, так же как и отец Луизы, чувствовал большое удовлетворение от того, что Луиза отказалась от своих далеких прогулок верхом, — он-то и был инициатором этого запрета. Так же как и отец Луизы, он не подозревал, чем было вызвано увлечение Луизы новым спортом — стрельбой из лука, и смотрел на это как на невинную забаву.

Он даже стал льстить себя надеждой, что, в конце концов, равнодушие к нему Луизы могло быть лишь притворством с ее стороны. За последнее время она была менее резка в обращении с ним. И он уже готов был усомниться в своих ревнивых предположениях.

Итак, он спокойно курил сигару, повернувшись в сторону реки. Появление всадника на дороге почти не удивило его. Для него было понятно желание человека путешествовать ночью, пользуясь прохладой, вместо того чтобы томиться в дороге под знойными лучами солнца.

При лунном свете он не узнал всадника, да особенно в него и не всматривался. Он просто машинально следил за ним взглядом. Только когда всадник въехал в рощу, Кольхауну показалось это странным.

«Что это может означать? — подумал он. — Сошел с лошади и направляется сюда, к изгибу реки. Спустился с обрыва. Повидимому, с местом он хорошо знаком… Что ему надо? Неужели же он думает пробраться в сад? Но как? Вплавь? Не вор ли это?»

Это была первая догадка, которая пришла ему в голову, но он тут же почувствовал необоснованность этого предположения.

«Всплески весел… Он перетянул лодку и переправляется на ней. Что же, наконец, ему понадобилось здесь?»

Кольхаун уже решил было потихоньку спуститься вниз, разбудить мужчин и пойти всем вместе на облаву. Он уже собрался идти, когда другой звук, долетевший до него, изменил его решение. Послышался скрип не то двери, не то открываемого окна. Звук раздался внизу, почти под тем местом, где он стоял.

Капитан перегнулся через перила и посмотрел вниз, чтобы узнать, в чем дело. И вдруг смертельная бледность покрыла его лицо: окно было открыто в комнате кузины. А сама Луиза, вся в белом, стояла на лестнице, ведущей в сад.

Кольхаун сразу понял, что ее появление как-то связано с приближением человека в лодке. Он понял также, что переправлялся не кто иной, как Морис-мустангер.

Ошеломленный, стоял Кольхаун, не в силах двинуться с места. Только после того, как белая фигура исчезла и в саду послышались голоса, у него созрел новый план.

Он решил, что сейчас будить никого не надо: он один должен стать свидетелем позора Луизы. И Кассий Кольхаун поспешил по ее следам, дрожа от негодования.

Он слышал их клятвы, их любовные признания, решение мустангера уехать завтра на рассвете, его обещание скоро вернуться. Он был свидетелем их страстных объятий.

И тут у него загорелось желание вонзить нож в своего соперника и повергнуть его безжизненным к ногам возлюбленной. Но он не решился на это. Не оттого ли, что при свете луны он заметил, как блестел за поясом мустангера шестизарядный револьвер Кольта?

Капитан поспешил удалиться, оставив влюбленных наедине.

Куда же отправился Кассий Кольхаун?

Конечно, не в свою комнату. Разве мог человек, терзаемый такими муками, спать?

Он пошел в комнату своего двоюродного брата, Генри Пойндекстера.

Он направился прямо туда, даже не теряя времени на то, чтобы захватить свечу. Свеча, впрочем, и не была нужна — лучи лунного света достаточно хорошо освещали комнату. Можно было различить ее незатейливую обстановку: умывальник, небольшой столик, пару стульев и кровать с пологом из кисеи — для защиты от надоедливых москитов.

Кольхаун приподнял кисею и стал будить беззаботно спавшего юношу.

— Проснись, Генри, проснись! — произнес Кольхаун, сильно тряся за плечи спящего.

— О-а! Это ты, Каш? Что такое? Надеюсь, не индейцы?

— Хуже, гораздо хуже! Скорее! Вставай и смотри. Скорее, а то будет поздно! Вставай и посмотри на позор нашей семьи. Скорее же, иначе имя Пойндекстеров будет посмешищем для всего Техаса!

После такого предупреждения, конечно, никому из членов семьи Пойндекстеров не захотелось бы спать. Юноша моментально вскочил на ноги и с недоумением смотрел на кузена.

— Не теряй времени на то, чтобы одеваться, — заявил взволнованный капитан. — Скорее! Прошу тебя, скорее!

Незатейливый костюм, который юный Генри обычно носил, через несколько секунд уже был на нем. Юноша поспешил за капитаном в сад.

— В чем дело, Кассий? — спросил он, когда Кольхаун знаками дал ему понять, что нужно остановиться. — Скажи же мне, что все это означает?

— Смотри сам. Стань поближе ко мне. Смотри через этот просвет между деревьями, в том направлении, где всегда стоит твоя лодка. Видишь ли ты что-нибудь там?

— Кто-то в белом. Как будто женское платье… Это женщина.

— Ты прав, это женщина. Кто же она, как тебе кажется?

— Я не знаю. А ты знаешь, Кассий, кто это?

— Рядом с ней другая фигура, в темном.

— А это как будто мужчина… Да, это мужчина.

— А кто он, как ты думаешь?

— Как же я могу знать, Каш? А ты знаешь?

— Да, я знаю. Этот мужчина — Морис-мустангер.

— А женщина?

— Это Луиза, твоя сестра, в его объятиях.

Юноша бросился вперед.

— Стой! — сказал Кольхаун, схватив его. — Ты забываешь, что ты не вооружен, а у мустангера есть оружие. Это я знаю. Возьми вот это и это, — продолжал он, передавая ему свой нож и револьвер. — Я хотел сам пустить их в ход, но подумал, что лучше будет, если это сделаешь ты как брат и защитник своей сестры. Вперед, Генри! Только смотри не попади в нее. Подкрадись тихонько, предупреждать не надо. Стреляй ему в живот. А если все шесть пуль не прикончат его, тогда заколи ножом. Я буду стоять невдалеке и приду к тебе на помощь. Беги!

Генри Пойндекстер не нуждался в этих подлых наставлениях. Он бросился спасать честь своей сестры.

— Низкий негодяй! — закричал он. — Луиза, отойди в сторону и дай мне убить его! Отойди, сестра, отойди, я тебе говорю!

Вместо того чтобы вынуть револьвер и защищаться, Морис-мустангер пробовал лишь освободиться из объятий девушки, боясь за нее, но она сильнее прижималась к нему.

Выстрелить в мустангера значило для Генри рисковать жизнью сестры. Генри остановился и не спустил курка.

Это промедление спасло их всех. Оставив мустангера, Луиза схватила за руки брата. Она знала, что Мориса нечего было бояться, нужно было только остановить брата.

— Беги, беги! — закричала она мустангеру, стараясь удержать негодующего брата. — Генри введен в заблуждение, я все объясню ему сама. Скорее, Морис, скорее спасайся!

— Генри Пойндекстер, — сказал молодой ирландец, уже готовый выполнить дружеский совет, — вы напрасно считаете меня негодяем. Дайте срок, и если я окажусь недостойным уважения и любви вашей сестры, тогда вы можете убить меня у всех на глазах, как трусливого койота. А пока прощайте.

Желание Генри освободиться из рук сестры постепенно ослабевало: речь мустангера его успокоила. Сопротивление становилось все слабее и слабее, и в момент, когда Морис бросился вплавь через реку, руки юноши опустились.

— Брат, ты ошибся в нем. Уверяю тебя, ты не знаешь его! — воскликнула Луиза. — О Генри, если бы ты только знал, какой это прекрасный человек! Он никогда не даст меня в обиду и тем более не обидит меня сам. Я не могу не любить его, и мне все равно, кем бы он ни был.

— Луиза, скажи мне правду. Говори со мной так, как будто бы ты говорила сама с собой. Из того, что я видел здесь, я понял, что ты любишь этого человека. Скажи мне правду: был ли он действительно порядочным человеком? Не злоупотребил ли он твоей доверчивостью?

— Нет! Нет! Нет! Клянусь тебе! Генри, зачем ты так незаслуженно оскорбил его?

— Я оскорбил его?

— Да, ты это сделал, Генри, грубо, несправедливо.