— Индейцы?

— Ну да! Целое племя! Представьте себе, мисс: как я уже вам сказал, я спокойно спал. Вдруг слышу шелест бумаги, как будто кто-то раздает карты… Святой Патрик, что же это?

— Что?

— Разве вы ничего не слыхали? Вот и опять! Топот лошадей!

Фелим бросился к двери:

— Святые угодники! Мы окружены отрядом всадников. Их целая тысяча. Надо дать знать старику Зебу. О господи! Теперь, может быть, уже поздно!

Схватив ветку кактуса, Фелим выбежал из хижины.

— Боже мой! — воскликнула креолка. — Это они! Мой отец… Что сказать? Святая дева, охрани меня от позора!

Инстинктивно бросилась Луиза к двери и заперла ее. Но, подумав немного, поняла, что это бесполезно. Те, что были снаружи, вряд ли остановятся перед подобным препятствием. Луиза узнала голоса регуляторов.

Зияющая в стене щель попалась ей на глаза. Бежать?

Но было уже поздно. Топот копыт раздался позади хижины. Всадники окружили хакале со всех сторон.

Да и все равно ее присутствие здесь уже не может быть тайной. Крапчатый мустанг привязан около хакале, не узнать его невозможно. Но и еще что-то удерживало девушку от бегства. Морис был в опасности. Она должна взять больного под свою защиту.

«Пусть я потеряю свое доброе имя, — подумала креолка, — потеряю отца, друзей, все — только не его! Это моя судьба. Буду я опозорена или нет, но ему я останусь верна».

И Луиза спокойно опустилась у постели больного, решив рисковать для него всем, хотя бы и жизнью.

Никогда еще около хижины мустангера не было такого топота копыт, даже тогда, когда его кораль был полон только что пойманными дикими лошадьми.

Фелима, выбежавшего из двери, остановило несколько десятков голосов.

Один голос раздался громче других; ирландец решил, что это предводитель отряда.

— Остановись, негодяй! Бежать бесполезно! Еще один шаг — и ты никогда не двинешься с места! Остановись, говорят тебе!

Гальвейцу ничего не оставалось, как покориться.

— Уверяю вас, джентльмены, я совсем не собирался бежать, — произнес Фелим дрожащим голосом, стоя под перекрестным огнем свирепых взглядов и под угрозой поднятых на него ружей. — У меня не было таких намерений. Я только собирался…

— Ну беги, если тебе удастся. Начало было хорошее… Сюда, Дик Троси! Давай сюда людей! Свяжите его! Чорт побери! Вряд ли это тот, кого мы ищем.

— Нет-нет! Это не он… Это его слуга, Джон.

— Эй вы там, оцепите хижину! Не спускайте с нее глаз. Мы еще не добрались до главного. Никому не давайте бежать… А теперь говори: кто там внутри?

— Вы хотите сказать — кто в хижине?

— Отвечай, дурак, на вопросы, которые тебе задают! — сказал Троси, хлестнув гальвейца веревкой. — Кто внутри хижины?

— Там прежде всего мой хозяин.

— Странно… Что же это такое? — спросил только что подъехавший Вудли Пойндекстер, заметив крапчатого мустанга. — Ведь это лошадь Луизы?

— Да, это она, дядя, — ответил Кассий Кольхаун, ехавший рядом с ним.

— Интересно, кто ее привел сюда?

— Наверно, сама Луиза.

— Что за ерунда! Ты шутишь, Кассий?

— Нет, дядя, я говорю совершенно серьезно.

— Ты хочешь сказать, что моя дочь была здесь?

— Она и теперь здесь. Я в этом не сомневаюсь.

— Невозможно!

— Посмотрите-ка туда!

В широко открытой двери хижины была видна женщина.

— О боже, моя дочь!

Пойндекстер быстро соскочил с седла и поспешно направился к хакале. За ним последовал и Кольхаун. Оба вошли в хижину.

— Луиза, что это значит? Раненый? Кто это? Генри?

Прежде чем плантатор успел услышать ответ, его глаза остановились на шляпе и плаще Генри.

— Это он! Он жив! Слава богу!

Пойндекстер бросился к постели. Радость его мгновенно исчезла. Плантатор со стоном отшатнулся.

Кольхаун, казалось, был взволнован не менее его. У него вырвалось восклицание ужаса. И, весь съежившись, он потихоньку вышел из хижины.

— Что же это? — прошептал плантатор. — Что же это? Можешь ли ты мне объяснить, Луиза?

— Нет, я не могу, отец. Я здесь только несколько минут. Я нашла его уже в этом состоянии. Он лежит без сознания, как ты сам видишь.

— А… а… Генри?

— Они мне ничего не сказали. Мистер Джеральд был один, когда я вошла. Его слуги не было, он только что вернулся. Я не успела еще расспросить его.

— Но… но… как ты могла попасть сюда?

— Я не могла оставаться дома. Меня мучила неизвестность. Я была совершенно одна. Это было ужасно!.. Я не в силах была больше выдержать. А мысли о несчастном брате… Боже мой! Боже мой!

Пойндекстер посмотрел на дочь растерянным и все еще вопрошающим взглядом.

— Я думала, что, может быть, найду здесь Генри.

— Здесь… Но откуда ты знала, как сюда попасть? Кто проводил тебя? Ты здесь одна?

— О отец, я знала дорогу. Ты помнишь день охоты, когда меня понес мустанг? На обратном пути мистер Джеральд показал мне, где он живет. И я запомнила эти места.

Пойндекстер по-прежнему казался озадаченным, но от слов Луизы лицо его стало мрачным.

— Неосмотрительно это с твоей стороны, дочка. Неприличная и весьма рискованная выходка. Ты поступила, как глупая девчонка. Надо тебе сейчас же отсюда уйти. Пойдем, пойдем! Здесь не место для девушки. Садись-ка на свою лошадь и возвращайся домой. Тебя кто-нибудь проводит. Здесь могут произойти всякие неприятности. Тебе нельзя оставаться. Ну, пойдем, пойдем!

Отец вышел из хижины, дочь последовала за ним с явной неохотой.

Всадники все уже спешились и столпились на поляне перед хижиной.

Кольхаун известил всех о положении дел. Люди разбились на группы. Некоторые стояли молча, другие беседовали между собой. Много народу столпилось около Фелима. Он лежал связанный на земле. Его расспрашивали, но, повидимому, не придавали особого значения его ответам.

При появлении отца с дочерью все обернулись в их сторону. Большинство из них знали девушку. Все были удивлены, больше того — поражены, увидя ее здесь. Сестра убитого юноши под кровлей убийцы! И теперь больше чем когда-либо все они были убеждены, что виновником преступления был мустангер. Кольхаун сообщил о шляпе и плаще, найденных в хакале.

Но почему же Луиза Пойндекстер здесь одна, без провожатого?

Шопот облетел толпу. Но даже эти грубые люди боялись оскорбить отцовское чувство, и все терпеливо ждали объяснений.

— Садись на лошадь, Луиза. Мистер Янси проводит тебя домой.

Молодой плантатор, к которому обратились с этой просьбой, был несказанно рад. Он был одним из тех, кто особенно завидовал мнимому счастью Кассия Кольхауна.

— Но почему мне не подождать тебя? — спросила девушка. — Ведь ты же долго здесь не останешься?

— Мне хочется, дочка, чтобы ты сделала так, как я тебе говорю.

Луиза очень неохотно села в седло. Молодой плантатор поехал впереди, Луиза медленно следовала за ним. Янси не мог скрыть своей радости, она — своего горя. Но вдруг лицо креолки преобразилось — оно словно озарилось какой-то надеждой.

Луиза остановилась. Ее провожатый вынужден был сделать то же самое.

— Мистер Янси, — сказала девушка после некоторого молчания, — у меня ослабла подпруга седла. Мне очень неудобно сидеть. Будьте добры, подтяните.

Янси соскочил с лошади и осмотрел подпругу. Ему казалось, что туже затягивать не следует. Но он не хотел в этом сознаться и затянул ремень изо всей силы.

— Постойте минуточку;-сказала юная всадница. — Дайте я сойду, так вам будет удобнее.

Не дожидаясь помощи, Луиза соскочила на землю и стала около мустанга.

— Теперь, мисс Пойндекстер, мне кажется, все в порядке.

— Да, так будет хорошо, — ответила она, положив руку на седельную луку и попробовав седло. — Но знаете что: я только что приехала сюда и мчалась во весь карьер. Моя бедная Лу?на не успела передохнуть. Давайте побудем здесь немножко, а она тем временем отдохнет. Ведь жестоко заставлять ее скакать обратно без передышки!