Молодой человек бредил во сне. С его запекшихся губ срывались какие-то странные слова. Это был то призыв страстной любви, то бессвязные речи о каком-то убийстве.
Глава LI
ДВАЖДЫ ПЬЯНЫЙ
Вернемся снова в уединенную хижину на Аламо, так внезапно покинутую картежниками, которые расположились под ее кровом в отсутствие хозяина.
Близился полдень следующего дня, а хозяин все еще не возвращался. Фелим попрежнему был единственным обитателем хижины. Попрежнему он лежал пьяный, растянувшись на полу.
Чтобы объяснить все, надо рассказать, что произошло дальше в ту ночь, когда игроки в монте так внезапно покинули хижину.
Вид трех краснокожих дикарей, расположившихся вокруг стола за карточной игрой, протрезвил Фелима больше, чем сон.
Что было дальше, он ясно себе не представлял. Помнил только, что трое раскрашенных индейцев внезапно прекратили игру, швырнули карты на пол, обнажили кинжалы, угрожая его жизни. Потом вдруг оставили его в покое и, повинуясь четвертому индейцу, который пришел за ними, поспешно покинули хижину.
Все это произошло в течение каких-нибудь двадцати секунд. И когда он пришел в себя, то в хакале уже никого не было.
Спал ли он или же бодрствовал? С пьяных ли глаз он видел все это или во сне? Было ли это реальностью или же каким-то новым, непостижимым для его ума явлением, подобным тому, которое до сих пор стояло в его памяти?
Нет, это не могло быть привидением. Он видел дикарей слишком близко, чтобы ошибиться в том, что они были настоящими людьми. Он слышал, как они разговаривали на непонятном для него языке. Больше того — ведь они оставили на полу свои карты.
Фелим и не подумал поднять хотя бы одну из них, чтобы убедиться, настоящие ли они. Он был в достаточно трезвом состоянии, но просто у него не хватило для этого мужества. Разве мог он быть уверенным, что эти странные карты не обожгут ему пальцы? Почем знать, ведь они могли принадлежать самому дьяволу!
Несмотря на спутанность мыслей, Фелим все же сообразил, что оставаться в хижине опасно. Ряженые игроки могут вернуться, чтобы продолжать игру. Они оставили здесь не только свои карты, но и все имущество хакале. Правда, что-то важное заставило их внезапно удалиться, но так же внезапно они могут и вернуться.
При этой мысли ирландец решил действовать. Из осторожности потушив свечу, он крадучись вышел из хижины. Через дверь он не решился выйти. Луна ярко освещала площадку перед домом. Дикари могли быть где-нибудь поблизости. Он содрал лошадиную шкуру со стены и протиснулся в образовавшуюся щель. Очутившись снаружи, Фелим проскользнул под тень дерева.
Он не успел еще далеко отойти, когда заметил впереди себя несколько темных предметов. Послышался звук, словно лошади жевали траву; время от времени доносились удары копыт. Фелим остановился и спрятался за ствол кипариса.
Скоро ирландец убедился, что это действительно лошади. Нет сомнения, что они принадлежали тем четырем воинам, которые превратили хижину мустангера в игорный дом. Повидимому, лошади были привязаны к деревьям, но могли ведь быть около них и хозяева.
При этой мысли Фелим хотел уже повернуть и пойти в другом направлении. Но в этот момент он услышал голоса, доносившиеся с противоположной стороны, — то было несколько мужских голосов, угрожавших кому-то. Потом последовали отрывистые восклицания испуга, за ними лай собаки. Затем наступила тишина, нарушаемая лишь треском ломавшихся ветвей, точно несколько человек спасались в паническом бегстве сквозь лесные заросли.
Фелим продолжал прислушиваться: люди приближались к кипарису. Через несколько секунд они были уже около своих лошадей и, не останавливаясь, вскочили в седла и ускакали.
Когда четыре беглеца попали в полосу лунного света, Фелим отчетливо увидел яркокрасную окраску их обнаженных тел. Он узнал в них четырех индейцев, которые были в хижине мустангера.
Фелим не двинулся с места до тех пор, пока по звуку доносившегося топота не определил, что всадники поднялись по крутому откосу на равнину и поскакали быстрым галопом по прерии.
Тогда он вышел из своей засады и, всплеснув руками, воскликнул:
— Святой Патрик! Что же это может означать? Что этим чертям здесь нужно? И кто вздумал преследовать их? Но, видимо, кто-то их здорово напугал. Интересно: может быть, это тот самый? Клянусь, что это так. Я слышал, как рычала собака, а ведь она убежала за ним. О господи, что это такое? А вдруг он в погоне за ними направится в эту сторону?
Боязнь снова повстречаться с загадочным всадником заставила Фелима опять спрятаться за дерево. В состоянии трепетного ожидания он простоял там еще некоторое время.
«В конце концов, это, наверно, лишь шутка мистера Мориса. Он возвращался домой, и ему захотелось напугать меня. Хорошо, что подоспел как раз вовремя и напугал краснокожих — ведь они собирались ограбить и убить нас. Прошло, должно быть, уже порядочно времени. Помню, что выпил я изрядно. А теперь как будто ничего и не было… А вот что интересно: не попалась ли моя бутыль на глаза индейцам? Я слыхал, что они любят этот напиток не меньше нас, белых. Боже, если они почуяли запах, ведь там, наверно, и капли не осталось! Надо вернуться и проверить. Их теперь нечего бояться. Судя по тому, как они помчались, и след их давно уже простыл».
Выбравшись из своей засады, Фелим направился к хакале. Он пробирался с опаской, несколько раз останавливался, чтобы проверить, нет ли кого поблизости. Несмотря на выдуманную для своего успокоения гипотезу, Фелим все же боялся еще раз повстречаться с всадником без головы.
Однако желание выпить заглушало страх, и Фелим, хотя и нерешительно, продолжал свой путь. Наконец он тихонько вошел в хижину.
Света он не зажег — в этом не было надобности. Найти бутыль на ощупь не составляло для него труда: он слишком хорошо знал место, где она стояла.
Но в заветном углу бутыли не оказалось.
— Чорт бы их побрал! Похоже, что они до нее добрались! Иначе — почему ее нет на месте? Я поставил ее туда. Отлично помню, что поставил ее на свое место… Ах, вот ты где, моя драгоценность! — продолжал он, когда наконец нащупал предмет своих поисков. — Ах, скоты, да ведь они осушили ее! Чтоб на том свете черти припекли этих краснокожих воров! Пусть им покажут, как красть вино у спящего человека! Ай-ай! Что же мне теперь делать — опять ложиться спать? Но разве заснешь с мыслями о них и о том, другом? Наверняка без выпивки я не найду себе покоя. А ведь ни капли не осталось… Стой! Святой Патрик! Вспомнил! Полная фляга! Я ее в сундук запрятал. Наполнил до самого горлышка, чтобы дать мистеру Морису в дорогу, когда он в последний раз собирался в сеттльмент. И ведь он, кажется, забыл ее взять с собой. Не дай бог, если только индейцы добрались своими грязными лапами и до нее — я тогда сойду с ума!.. Ура! — закричал Фелим после нескольких минут молчания, во время которого слышно было, как он рылся в сундуке. — Вот счастье-то! Краснокожие не сообразили сюда заглянуть! Фляга полна — никто и не дотронулся до нее!
После этого счастливого открытия в темноте хижины началась пляска торжествующего ирландца.
Потом наступила тишина, затем послышалось бульканье жидкости.
Через некоторое время этот звук сменился чмоканьем и восклицаниями удовольствия.
Слышалось бульканье, чмоканье — и так длилось до тех пор, пока наконец не раздался звук упавшей на пол пустой фляги.
А затем пьяные выкрики чередовались с отрывками пьяной песни, диким хохотом и бессвязными рассуждениями о краснокожих, о команчах и безголовом всаднике. Вновь и вновь, но все тише и тише повторялись те же речи о пережитых ужасах, пока наконец не сменились непрерывным громким храпом вконец опьяневшего оратора.
Глава LII
ПРОБУЖДЕНИЕ
Второй сон Фелима длился дольше первого. Уже близился полдень, когда он наконец очнулся, и то не по своей воле, а от ведра холодной воды, вылитой ему прямо на голову. Это отрезвило его не хуже, чем вид краснокожих дикарей.