— Что же, господа, — продолжает Зеб, — после того, что мне пришлось слышать, а главное — видеть, я понял, что юный Генри погиб. Так же твердо я знал, что не мустангер, не Морис Джеральд совершил это грязное дело. Кто же тогда? Вот вопрос, который мучил меня так же, как и многих из вас… Не сомневаясь, что ирландец невинен, я решил выяснить всю правду. Многое было против него. И все же это не могло убедить меня. Я решил сам изучить следы в прерии. Меня особенно интересовал след одной лошади. Это был след подкованных копыт американской лошади. Одна из четырех подков ее была сломана. Вот она.

Свидетель запускает руку в глубокий карман своего камзола и вытаскивает оттуда сломанную подкову.

— Я обнаружил, что эта лошадь скакала по прерии в ту самую ночь, когда было совершено убийство. Она шла по следам лошади убитого юноши, а также и лошади того человека, которого здесь обвиняют в убийстве. Но недалеко от места преступления эти следы оборвались. Однако человек, который ехал на лошади, пошел дальше пешком. И он шел, пока не достиг кровавой лужи. Пролитая кровь — это дело его рук. Убийцу везла на себе лошадь со сломанной подковой…

— Продолжайте, мистер Стумп, — говорит судья. — Объясните, что вы хотите этим сказать.

— Я хочу сказать следующее: человек, о котором я говорю, спрятался в чаще зарослей и оттуда пустил пулю, от которой погиб молодой Пойндекстер.

— Какой человек? Кто он? Назовите его имя! Имя его! — одновременно закричало несколько голосов.

— Мне кажется, что вы найдете его имя там.

— Где?

— В теле того, кто сидит здесь без головы. Посмотрите сюда, — продолжал свидетель, указывая на неподвижное тело. — Вы увидите кровавое пятно на серапэ, а посреди пятна простреленную дырочку. Но так как на спине не видно соответствующего отверстия, то я предполагаю, что пуля застряла в теле. Давайте-ка разденем его и посмотрим.

Никто не возражает. Двое или трое из присутствующих выступают вперед, среди них и Сэм Менли. Осторожно они снимают с трупа серапэ.

Кругом мертвая тишина, не слышно даже шепота.

Все смотрят, не отрывая глаз.

Труп прострелен в двух местах — в области сердца и несколько ниже. Кровь запеклась только вокруг нижней раны. Верхняя — это даже не рана, а просто небольшое отверстие, пробитое пулей и совсем не окровавленное.

— Это, — говорит Зеб Стумп, указывая на верхнее отверстие, — не имеет значения. Вы видите, что крови здесь нет, а это доказывает, что пуля попала уже в труп. Это я пустил ее ночью возле хижины мустангера. А вот вторая — это уже другое дело. Это и была смертельная рана. И я убежден, что пуля сидит здесь. Следовало бы сделать надрез и посмотреть.

Труп отвязывают и снимают с седла.

С большой осторожностью тело покойного юноши укладывают на траву. Сэм Менли исполняет роль главного хирурга.

Наконец пуля извлечена. Ее передают присяжным. На ней отчетливо видны инициалы: «К. К. К.».

Те, кто участвовал в охоте на ягуара, без труда догадываются, чья это пуля.

— Что вы на это скажете, мистер Стумп? — спрашивает защитник.

— Дело простое, всякому молокососу должно быть ясно. Эта пуля убила юношу.

— Но кто выстрелил, как вы думаете?

— Что же, это не менее понятно. Когда человек подписывает свое имя на письме, никто не ошибается, кем оно послано. У нас подобный же случай. Правда, здесь только три буквы, но, мне кажется, догадаться нетрудно, что они обозначают.

— Пуля меченая, это правда, — спешит вмешаться обвинитель. — Возможно, что она и принадлежит хорошо известному в сеттльменте джентльмену. Предположим, что это так. И все-таки этим еще ничего не доказано. Убийство, совершенное краденым оружием, — довольно обычная история. Кроме того, скажите мне, пожалуйста, чем можно мотивировать такое убийство, почему можно предположить, что оно совершено человеком, которого вы позорите подозрением? Не называя имени, мы все знаем, кому эти инициалы принадлежат. Я уверен, что этот джентльмен сам не будет отрицать, что это его инициалы. Однако это еще ничего не означает. Других доказательств, позволяющих связать его имя с этим преступлением, нет?!

— Вы так думаете? — говорит Зеб Стумп. — А как вы назовете вот это?

При этих словах Зеб вынимает из своего кисета клочок бумаги, обожженной по краям и почерневшей от пороха.

— Это я нашел в зарослях около места убийства, — говорит старый охотник, передавая бумажку присяжным. — Она зацепилась за шип акации, а попала туда из дула того самого ружья, из которого вылетела и пуля. Насколько я понимаю, это клочок конверта, использованный в качестве пыжа. Любопытно, что на нем стоит имя, которое вполне соответствует инициалам пули. Прочтите, пожалуйста, господа присяжные.

Один из присяжных берет бумажку и, расправив ее, читает:

— «Капитан Кассий Кольхаун»!

Это имя производит сенсацию среди членов суда.

Одновременно раздаются крики в толпе. Это не возгласы удивления. Нет! Это оправдание обвиняемому и обвинение тому, кто был самым ярым из всех обвинителей.

Показания Зеба Стумпа отчетливо доказали полную непричастность Мориса Джеральда к убийству Генри Пойндекстера.

Теперь в этом уже никто не сомневался.

И в то же время появилась не меньшая уверенность, что Кольхаун является убийцей. Клочок обожженной бумажки послужил последним звеном в цепи этих доказательств.

Зебу снова предоставляется слово. Он говорит о том, как у него возникли подозрения против Кольхауна, как он искал следы преступления в прерии, как он дважды был свидетелем погони капитана за всадником без головы. Рассказывая все подробности, он упоминает также о мене лошадьми.

Но толпе уже больше неинтересны его показания. Раздаются крики:

— Освободите ирландца, он не виновен!.. Нам больше не нужно доказательств! Все ясно!.. Отпустите его!

Раздаются и другие, не менее настойчивые требования:

— Задержите Кассия Кольхауна! Предайте его суду! Это он совершил преступление! Оттого-то он и старался заклеймить мустангера. Если он не виновен, он сможет это доказать. Под суд его! Под суд!.. Судья, мы ждем вашей санкции: распорядитесь, чтобы Кольхауна посадили на скамью подсудимых. Невинный человек занимал это место достаточно долго!

Судья не смеет противиться воле подавляющего большинства, и капитана Кассия Кольхауна вызывают в суд.

Глашатай трижды выкликает его имя. Ответа нет. Все ищут глазами капитана.

Вдруг Зеб Стумп покидает место, где он только что давал показания, и быстро подходит к своей старой кобыле.

С ловкостью, поразившей всех присутствующих, старый охотник вскакивает на спину лошади и отъезжает от дуба.

Одновременно видят, как кто-то другой пробирается между лошадьми, привязанными в стороне. Движения этого человека торопливы, хотя чрезвычайно настороженны.

— Это он!.. Это Кольхаун!.. Собирается удрать! — закричали со всех сторон.

— Перехватите его! — раздается голос судьи. — Перехватите и приведите сюда!

Распоряжение не пришлось повторять — десятки людей одновременно бросились к своим лошадям.

Кольхаун очутился первым около своего мустанга и быстро вскочил в седло. Оглянувшись назад, он поскакал в прерию бешеным галопом.

Пятьдесят всадников помчались за ним, воодушевленные напутственными словами майора: «Привезите его живым или мертвым!»

Никогда еще жизнь капитана не была в такой опасности. Он скачет к Рио-Гранде, но не для того, чтобы перебраться через мексиканскую границу; не там он рассчитывает найти себе убежище — он хочет укрыться в вигваме команчей.

Никакие невзгоды впереди не могут сравниться с тем, что угрожает ему позади. Может быть, он потом пожалеет об этом безумном поступке, на который толкает его необходимость.

Он потеряет богатство, друзей, положение в цивилизованном обществе; больше того — ему грозит разлука с любимой женщиной. Но сейчас нет времени даже подумать о ней. Для Кассия Кольхауна жизнь дороже любви.