Он сидит, немного наклонившись вперед, будто бы для того, чтобы лошади удобнее было щипать траву. Поводья тоже не мешают ей — они настолько длинны и так свободно спущены, что животное их даже не чувствует.

Те, которые уверяли, что видели его голову, говорили правду.

Голова, покрытая черным сомбреро с золотым позументом, покоится около левого бедра всадника, но ее может видеть только тот, кто смотрит на всадника слева. Подбородком она касается его колена. Иногда можно видеть и лицо. Черты его красивы, но выражение ужасно. Посиневшие губы полуоткрытого рта замерли в жуткой улыбке, обнажив два ряда белых зубов.

До сих пор загадочный всадник ездил один, теперь у него имеются спутники: десяток степных волков сопровождает всадника по пятам, прыгая около него.

Нет сомнения, что они надоедают лошади: она фыркает и бьет копытом, когда какой-нибудь из них слишком бесцеремонно путается у нее под ногами. Всадник относится к ним безразлично, так же точно, как и к стае больших черных птиц, кружащих над его плечами.

На коне, то спокойно пощипывающем сочную траву прерии, то нетерпеливо отбивающем нападения волков и коршунов, спокойно странствует вокруг лесного острова всадник без готовы.

Видел ли кто-нибудь всадника без головы в его новом окружении — в сопровождении волков и коршунов? Да, видел.

Видел один человек, и он первый во всем Техасе начал понимать эту не разгаданную еще никем тайну.

Но и для него не все еще было ясно. Он уже знал, что всадник без головы не был ни чучелом, ни дьяволом, но это не освободило его от общего всем ощущения ужаса перед жутким зрелищем. Он смотрел на всадника без головы с опушки лесного острова, стоя под прикрытием деревьев, и, по-видимому, не собирался выходить из этой засады.

Несмотря на испытываемый жуткий страх и желание остаться незамеченным, этот человек все время следовал за всадником. При этом он заметил, что всадник без головы, вместо того чтобы приблизиться к лесу, неизменно продолжал держаться одного и того же расстояния от опушки.

«Ах ты чортова тварь! Будь я к нему поближе хотя бы на двадцать ярдов, я бы мог в него попасть. Выстрелить сейчас — значит упустить его, быть может, навсегда».

Как будто желая еще раз проверить свой расчет, человек стал измерять глазами расстояние, отделявшее его от всадника без головы. Свое коротенькое ружье он держал наготове.

— Нет смысла, — пробормотал он. — Пуля будет на излете и только испугает лошадь. Мне надо набраться терпения и подождать, пока лошадь подойдет ближе. Проклятые волки! До тех пор пока они ходят по пятам, лошадь будет держаться вдалеке от леса — это повадка всех техасских мустангов, чорт бы их побрал! Интересно, нельзя ли ее как-нибудь приманить? Если она увидит мою лошадь, то это, быть может, привлечет ее, как это и было в тот раз. Правда, тогда это было при лунном свете; кроме того, за ней с воем бежала собака. Немудрено, что лошадь одичала, таская на себе чорт знает кого. Ведь это же не может…

При этих словах человек, разговаривавший сам с собой, резко остановил своего коня. Наклонившись вперед, чтобы лучше видеть сквозь листву деревьев, он продолжал всматриваться в странного всадника, медленно объезжавшего лес.

«Это его лошадь, в этом не может быть сомнения. Его седло, серапэ, все его. Какая же нечистая сила могла все это передать другому? Фокус это или нет, но это грязное дело, кто бы его ни подстроил. И этот человек должен знать все, что произошло той ночью. Какой я дурак! Как можно было хвастаться такими вещами!. Вот уж действительно везет как повешенному!.. Он упорно не приближается. Лошадь боится леса. Что же делать? Может быть, лошади приятно будет услышать человеческий голос? Если это только приблизит ее на двадцать ярдов, я буду вполне удовлетворен. Надо попробовать».

Подъехав немного ближе к опушке лесных зарослей, человек стал подзывать лошадь:

— Поди-ка, умница! Подойди, хорошая лошадка!

Напрасно он звал — лошадь не подошла, она испугалась. Она выронила траву изо рта, затрясла головой и дико захрапела. Казалось, койоты и коршуны меньше пугали ее, чем звук, который она услыхала.

Почуяв близость человека, она бешеным галопом помчалась по широкому раздолью прерии.

Разочарованный охотник выехал на открытое место, осыпая ругательствами ускользнувшую добычу.

Пущенная в порыве бессильной злобы пуля не достигла своей цели: всадник без головы был уже далеко.

Зеб Стумп недолго оставался на том месте, где он обнаружил отпечатки подковы. Он сейчас же поднялся на ноги и направился по следу. Он шел пешком. Старая кобыла послушно следовала за ним на почтительном расстоянии.

Больше мили прошел Зеб, то замедляя шаг в местах, где отпечатки были мало заметны, то опять ускоряя его, когда следы становились яснее. Целиком поглощенный своими изысканиями, охотник, казалось, не замечал ничего вокруг себя. Он не любовался безграничной саванной, изумрудным ковром расстилавшейся вокруг него, не смотрел в бездонную синеву неба, распростертого над ним. Только в траву под ногами вглядывался он напряженно и сосредоточенно.

Внезапно раздавшейся звук заставил Зеба оглянуться. Это был выстрел, послышавшийся издалека.

Зеб остановился, поднял глаза, но не выпрямился. Быстрым взглядом старый охотник окинул горизонт. Голубоватый дымок, все еще сохраняя свою шарообразную форму, медленно поднимался к синему небу как раз над лесным островком. И пятно леса, и дымок выстрела, и самый звук его были настолько неясны, что только опытный глаз и острый слух охотника могли воспринять эти впечатления. Но Зеб видел дымок и слышал выстрел.

— Чертовски странно! — пробормотал он, продолжая стоять в позе огородника, сажающего капустную рассаду. — Чертовски странно, чтобы не сказать больше. И кому это могло прийти в голову охотиться в таком месте? Ведь там же никакой дичи не водится. Не оправдаешь пороху и на один выстрел. Кроме койотов, там ни чорта нет… А-а! — продолжал он после некоторого молчания. — Кто-нибудь из торгашей в «экскурсии», как они выражаются, атакует этих паразитов, а потом будет хвастать, что охотился за волками. Что ж, пусть — это меня не касается… Стой! Сюда кто-то едет! Гонит лошадь, точно спасаясь от целого полчища чертей, вооруженных раскаленными вилами. Клянусь, да ведь это безголовый! Это он!

Старый охотник был прав: навстречу ему мчался всадник без головы.

В пределах Техаса едва ли можно было найти более отважного человека, чем старик-охотник. Он не боялся встречи ни с ягуаром, ни с кугуаром, ни с медведем; не пугали его и дикари. Он, пожалуй, не растерялся бы при встрече с целым полчищем команчей, но при виде этого всадника Зеб потерял самообладание.

Закаленный суровой жизнью среди дикой природы, Зеб Стумп, как ни странно, не был лишен некоторых суеверных предрассудков.

Он не только испугался — он весь дрожал от ужаса и искал убежища, чтобы скрыться.

Заросли кустарника, расположенные невдалеке, дали ему приют среди своей зелени. Оседланная кобыла могла выдать его. Но Зеб предусмотрел и это.

— Ложись! — крикнул он, обращаясь к своему четвероногому товарищу, прекрасно понимавшему его. — На землю, живо, а то смотри — провалишься в преисподнюю!

Испуганная тревожным голосом своего хозяина, кобыла сразу же опустилась, припав на передние ноги, а затем, подобрав задние, улеглась на траве, как бы расположившись на отдых.

Едва только Зеб и его лошадь успели спрятаться, как мимо них проскакал галопом таинственный наездник.

Он мчался во весь опор и, по-видимому, не собирался останавливаться, чему Зеб был очень рад.

Зеб, стоя на коленях, напряженно следил за ним из своей засады.

Когда лошадь поравнялась с кустами, где спрятался Зеб, у всадника ветром отнесло в сторону полу серапэ. Под ним охотник увидел хорошо знакомый ему костюм. Это была блуза из голубой хлопчатобумажной ткани, со складками на груди. На ярком фоне ее резко выделялось темное пятно запекшейся крови.