– Твои родители задали бы слишком много вопросов.

– А если они увидят тебя на дереве у моего окна, вопросов будет меньше?

Сэм не ответил. Он оперся о подоконник, перенес вес на руки и одним движением, словно годами занимался паркуром, запрыгнул в мою комнату. Я отскочила. Сэм был слишком большим для моей каморки и занимал все свободное пространство, едва не касаясь макушкой потолка, а плечами противоположных стен. Нет, я, конечно, преувеличивала. Это все ударившая в голову кровь, которая шумела в ушах и мешала здраво оценивать происходящее.

Но господи боже мой! Сэм правда стоял в моей комнате!

Босой, со вздымающейся грудью и кудрявой прядкой, упавшей на влажный лоб.

– А у тебя очень… миленько, – хмыкнул он, оглядываясь.

Я проследила за его взглядом. Иронично изогнув брови, Сэм рассматривал постер с Адамом Драйвером в роли Кайло Рена в черных кожаных штанах и с обнаженным торсом.

– Да, хм, ага, – выпалила я и постаралась загородить спиной самого горячего антигероя, хотя он явно проигрывал Сэму по всем внешним параметрам. Мое сердце бешено колотилось, а щеки, уши и шея горели от стыда. – Ну давай книгу, раз уж принес.

Я протянула руку, но, заметив, как сильно она дрожит, тут же отдернула. Сэм медленно перевел взгляд с постера на мое пылающее лицо. Голубые глаза изучали меня, каждую черточку, каждый миллиметр. Он не торопился, мучил меня, смущал, заполняя собой и своим мужским запахом весь мой мир. Все мои пять чувств обострились настолько, что мне казалось, будто я могу вспыхнуть и сгореть дотла от одного его слова. Сэм снова стал опасным соперником на нашем игровом поле, а я даже не знала, где мой белый флаг, чтобы объявить о капитуляции.

Сэм вытащил книгу из-за спины и задумчиво провел кончиком пальца по краю обложки.

– Я так долго ее выбирал, продавец так щедро ее нахваливал, что даже жаль отдавать, не заглянув внутрь.

– Я думала, ты уставший и голодный.

– Кошатница поделилась со мной бутербродом с тунцом.

Он принялся листать страницы с толикой разочарования на лице.

– Если хочешь, можем почитать вместе? – предложила я и тут же поняла, что проиграла.

Напускное разочарование испарилось, и лукавая победоносная улыбка заиграла на его красивых губах. Сэм плюхнулся на мою односпальную кровать, прислонился спиной к стене и раскрыл книгу на коленях. А я… господи… Я была рада своему поражению.

– Николас Спаркс «Чудо любви», – прочитал Сэм. – Название и правда ужасное. – Не поднимая взгляда, перевернул страницу. – «Сидя в студии ток-шоу, Джереми Марш явственно ощущал, как сильно выделяется среди остальных зрителей. По привычке одетый в черный костюм, с темными вьющимися волосами, голубыми глазами и модной трехдневной щетиной он выглядел настоящим ньюйоркцем, каковым и являлся на самом деле» 1.

Я сделала пару нерешительных шагов к Сэму. Похоже, он правда собрался сидеть на моей кровати и читать вслух книжку. Это сбивало с толку, восхищало, волновало.

– «Внимательно следя за гостем программы, Джереми успевал поглядывать на привлекательную блондинку, сидевшую тремя рядами выше», – прочитал Сэм, поднял на меня глаза, горящие неутоленным голодом, – одного бутерброда было мало? – и похлопал ладонью по розовому одеялу, приглашая присоединиться к нему.

Я колебалась. Сэм был на пять лет старше. Он даже не собирался приглашать меня на свидание. У него никогда не было серьезных отношений. Большую часть года он проводил в Оксфорде. По нему пускали слюни все девчонки на острове. Он был слишком красивым. Этот список я могла продолжать до бесконечности.

И все-таки… Он сидел на моей кровати в моей комнате и читал книгу, которую купил специально для меня. Я сделала еще один шаг.

– Ты можешь остаться, – сказала я. – Но не больше, чем на час.

Я выскочила из спальни, хлопнула дверью и сбежала вниз по лестнице на первый этаж, оставляя позади себя воспоминания, настолько яркие, что почти ощутила их кожей. Пробежала мимо ресепшена и вырвалась на улицу. Секунду спустя за мной выскочили мама и Джейми.

– Все хорошо, дорогая? – спросила мама.

– Ага-а-а, – выдохнула я.

В груди что-то болезненно кололось. Похоже, это было мое сердце, которое вновь рассыпалось на сотни осколков. Сэм подарил мне самое большое счастье, а потом нестерпимое горе, поднял на вершины наслаждения и бросил гореть в аду. Ненавижу его!

Мама положила руку мне на спину. Я сделала несколько глубоких вдохов, повернулась и обняла ее. Джейми у нее за спиной смотрел на меня нахмурившись.

– Не обращай внимания, мам. Нам пора ехать. Нельзя из графика выбиваться. Через семь дней первый выпуск сдавать, а материала нет.

– Конечно, я понимаю… Но мы же увидимся завтра?

– А папа?

– Что-нибудь придумаем. Мы так редко видимся… Если бы не разбитые стекла, которые надо заменить, я бы ездила с вами на все съемки.

– Ты бы с ума сошла от скуки.

– Ну и что? Зато была бы рядом.

Я снова обняла ее и поцеловала в щеку.

Джейми тоже попрощался, и мы с ним залезли в БМВ. Я пристегнулась и, повернувшись к открытому окну, посмотрела на маму:

– Я люблю тебя, моя девочка, – сказала она.

– И я тебя. Увидимся.

Мы проехали до конца улицы и свернули налево, к портовой части города. У домов первой береговой линии были выбиты стекла, и группки по три – пять человек со стремянками заколачивали окна фанерой или меняли стекла. В красной и коричневой черепице зияли дыры. Кровельщик Брайан, отец того самого Колина, который наградил меня луковым поцелуем, дирижировал шестью помощниками. Те латали проплешины в крышах. Рядом стояла пожарная машина и по толстым шлангам откачивала воду из подвала рыбного ресторанчика «Морской бриз». Повсюду сновали пожарники и работники коммунальной службы.

– Они похожи на муравьев, – заметил Джейми. – Так слаженно работают, как будто не чужим помогают, а общий дом восстанавливают.

– Это и есть их дом, – отозвалась я, не отрывая взгляда от людей.

Между взрослыми носились дети и помогали как могли: подносили молотки, гвозди, рукавицы, сухие полотенца тем, кто в резиновых комбинезонах выбирался из воды. Цветочница Дороти, старушка лет девяноста, в длинном цветастом балахоне и замотанная в фиолетовый шарф, угощала работников горячим чаем из термоса и каждого, какого бы он ни был возраста, гладила по голове, будто родного внука. Половину ее морщинистого лица закрывали квадратные очки, которые она, наверное, купила на волне популярности хиппи лет так шестьдесят назад.

Олдерни всегда казался мне маленьким, тесным, а его люди – назойливыми. Они даже не скрывали, что любят перемыть друг другу косточки. Безумный слух про сатанинские обряды на кухне – лишь капля в бескрайнем непересыхающем море. О том, как сильно сплетни могут повлиять на жизнь человека, я узнала благодаря Джессике – мой первой подруге. Но сейчас, глядя на то, как в час беды люди сплотились, словно восстанавливали общий дом, это интенсивное вмешательство в чужую жизнь впервые показалось мне не таким уж и плохим. Два года назад на съемках я подхватила воспаление легких и больше недели провалялась в кровати. Никто, кроме Кейт, не зашел навестить меня. Смешно было даже представить, чтобы соседи, с которыми мы едва здоровались, столкнувшись на лестнице, вдруг появились бы у меня на пороге с кружкой куриного бульона. На Олдерни же перед дверью собралась бы целая делегация с отварами, лекарства и припарками тетушки Мэй, как это, собственно, и было, когда я сломала ногу в третьем классе.

– Остановись вот там. – Я показала на парковку у супермаркета чуть в стороне от портовой части. – Ракурс отсюда хороший и мешать никому не будем. Покажем сплоченную работу, чтобы люди не подумали, что олдернийцы – ленивые попрошайки.

Я первой выбралась из машины и накинула куртку, не отрывая взгляда от людей. Большинство из них я знала лично и могла назвать по именам, хотя за прошедшие семь лет они сильно изменились: выросли, повзрослели, постарели. Особенно это было заметно по тому, какой хрупкой стала Дороти. Я хотела показать этих людей такими, как они есть: один на один со своей бедой, оторванные от большой земли.