– Где ты этому научился? – спросила я, прислонившись бедром к шкафу совсем рядом с ним.

– В Италии. Кулинарная школа стала чем-то вроде трудотерапии после нашего расставания. Нужно было время, чтобы прийти в себя.

Он сказал это совершенно нейтрально, будто это случилось не с ним, но мое сердце пропустило удар. Я вдруг представила, что Сэм страдал так же сильно, как и я. Почему-то мне всегда казалось, что ему это расставание далось куда проще, чем мне, хотя письмо, найденное в коробке из-под туфель, говорило об обратном.

– Как там молоко? – спросил он, и я вздрогнула всем телом.

На дымящейся поверхности стала образовываться пленка.

– Эм-м-м, наверное, оно готово?

Сэм ухватился за тонкую ручку кастрюльки, подхватил ее и начал переливать молоко тонким ручейком в смесь муки и масла, непрерывно размешивая венчиком. Я вытянула шею, завороженно наблюдая за его красивыми руками. Через минуту у него получилась идеальная кремовая масса.

– Не может быть, – сказала я, качая головой. – Я битых десять минут мешала, и ничего не вышло. Признавайся, ты сжульничал?

Легкая улыбка коснулась губ Сэма. Вертикальная складка между темными бровями немного разгладилась. Взяв мою свободную руку, он положил ее на венчик. По тыльной стороне ладони заплясали маленькие искры, будто бы меня лизнуло солнце. Это чувство не пропало, даже когда Сэм убрал свою руку.

– Помешивай, а я пока смажу маслом формы для запекания.

– Как скажешь, – сглотнула я. – Кстати, где вы их прячете? Я всю кухню перерыла, но ничего подходящего не нашла. Они у вас то слишком круглые, то слишком металлические, то слишком маленькие…

– Ты искала одну, а нужно было двенадцать.

Сэм широко улыбнулся. Бабочки в моем животе снова ожили. А может быть, они просто напились дорогущего вина и решили потанцевать? Кто их знает? Но мне захотелось попросить Сэма улыбаться почаще.

– Почему двенадцать? – с придыханием спросила я, пытаясь оторвать взгляд от его губ.

Открыв один из настенных шкафов, Сэм достал керамические формы десять на десять сантиметров, красные снаружи и белые внутри. Они уже попадались мне на глаза, но я их сразу же отмела за слишком малый размер.

– Мы никогда не готовим одну большую лазанью. Миссис Хиггинс делает каждому свою порцию. Возни побольше, зато гораздо эстетичнее.

Он расставил формы на кухонном острове и с какой-то невероятной скоростью наполнил их в нужном порядке всеми ингредиентами. Я только успела допить третий бокал вина, а он уже отправил их в духовку и развел руки в сторону.

– Если тебе надоест политика, ты мог бы стать поваром, – сказала я.

Сэм снова наполнил мой бокал, подбородком указал отойти от плиты и принялся приводить кухню в порядок. За считаные секунды грязные поварешки и кастрюли оказалась в посудомоечной машине.

– Кто для тебя готовит в Лондоне?

– Служба доставки, – ухмыльнулась я. – В любимых ресторанах мне нужно лишь назвать свое имя и сказать: «Как обычно».

– А почему не готовит Арун?

Я обрадовалась, что Сэм вытирал рабочую поверхность бумажным полотенцем и не видел, как я испуганно закусила нижнюю губу.

– Эм-м-м, ну, у меня ненормированный график. Никогда не знаю, во сколько вернусь с работы, поэтому сложно подгадать, к какому моменту должна быть готова еда.

– Ее всегда можно разогреть. – Сэм внимательно посмотрел на меня. – Было бы желание.

На последнем слове бабочки взмыли вверх, щекоча крылышками.

– А ты бы готовил для меня?

Сэм подошел ко мне так близко, что я могла слышать, как громко стучит его сердце.

– Каждый божий день, если бы ты была моей невестой.

15

Весь ужин я была сама не своя. Ловила каждое слово Сэма, каждый его жест. Брошенная, словно между делом, фраза так разительно контрастировала с той, которую он сказал в телефонном разговоре с Харпер, что я окончательно запуталась в его чувствах ко мне. «Если бы ты была моей невестой…», «Просто гормоны играли…» крутилось в голове без остановки. Первая фраза была пропитана обещанием счастливого будущего. Вторая – горьким сожалением о зря потраченном времени.

Помогая мне убрать со стола после ужина, Мэри сказала:

– Миссис Хиггинс превзошла саму себя. Но куда она запропастилась?

Я переглянулась с Сэмом.

– Ей пришлось уехать. Я не хотела вас беспокоить и…

– И поэтому Роуз сама приготовила для нас этот потрясающий ужин, – закончил он за меня.

На мой немой вопрос Сэм едва заметно покачал головой.

– Роуз, это была лучшая лазанья в моей жизни. – Роберт медленно поднялся со своего стула.

– Почему ты ничего не сказала? Я бы с удовольствием тебе помогла, – сказала Мэри и, бросив на мужа встревоженный взгляд, добавила: – Роберт, иди в гостиную, отдыхай.

Тот недовольно выдохнул, но в итоге кивнул Барни следовать за ним.

– Мам, Роуз прекрасно справилась сама, – сказал Сэм, собирая со стола хлопковые белые салфетки и столовые приборы.

Почему он так нарочито умалчивал о том, что, положа руку на сердце, сам приготовил эту лазанью? И, кстати, она и в моей жизни тоже была лучшей…

– А я-то думал, что твой максимум – это позвонить в доставку пиццы, – скептично изогнул брови Джейми.

– У меня есть скрытые таланты.

И у одного такого таланта есть имя – Сэм Стоун.

Зайдя за ним на кухню с пятью бокалами из-под вина, я встала у посудомоечной машины и зашептала, чтобы не расслышала Мэри, которая убирала в холодильник недоеденную лазанью.

– Что происходит, Сэм?

Он близко наклонился к моему уху.

– Мама будет страдать, если узнает, что ты оказалась в затруднительном положении, а она не помогла.

Его дыхание щекотало шею. По спине и рукам пробежали мурашки.

– Это очень мило со стороны Мэри, – ответила я и как бы невзначай коснулась его плеча своим. – Но, Сэм, если твоя мама так меня любит, почему она ни разу не позвонила мне после нашего расставания?

Тело Сэма напряглось, и, к моему разочарованию, он отстранился.

– Потому что я попросил ее об этом, – смущенно отозвался он. – Так было лучше для всех.

Последняя фраза напомнила мне о недописанном письме. Наверное, Сэм был прав. Если бы Мэри поддерживала со мной связь, то поставить точку семь лет назад было бы куда сложнее. Хотя, черт побери, о какой точке могла идти речь, когда я таяла рядом с ним, даже просто соприкоснувшись плечами? Это была скорее точка с запятой. Или даже многоточие. По крайней мере, в истории, написанной от моего лица.

После ужина Мэри позвала нас с Джейми присоединиться к ним с Робертом и Сэмом в гостиной, но я отказалась. Работа сама себя не сделает, а костюм без моего участия не сошьется. У меня не было крестной феи, которая могла бы взмахнуть волшебной палочкой и решить мои проблемы. Я сама была этой крестной. Да и побыть вдали от Сэма не помешает. С каждой секундой мои мысли становились все более сумбурными.

На следующий день съемки продолжились. Исходной точкой мы вновь выбрали порт, но теперь я решила не просто поговорить за кадром со старыми знакомыми, а попросить их дать интервью на камеру. Я представляла, как потом выберу лучшие места из этих интервью и покажу не одного жителя Олдерни, а соберу, словно пазл, картинку из десятков мнений разных людей.

Пока Джейми вытаскивал камеру из чехла, я взяла из багажника тяжелый микрофон. Он приятно лег в руку, напоминая о тех временах, когда я, еще будучи практиканткой в Би-би-си, бегала по Лондону и делала проходные репортажи из разряда: «В этом году лето выдалось дождливым и холодным. Чем вы занимаетесь в такую погоду?» На случай, если какой-то важный материал оказывался слишком коротким или не был подготовлен в срок, Гарри мог заполнить образовавшееся окошко вот такой ерундой.

Внутри микрофона помещалось шесть аккумуляторов, за состоянием которых нужно было следить. Однажды, промотавшись четыре часа по Трафальгарской площади и взяв миллион интервью у прохожих, я вернулась на телестудию и обнаружила, что батарейки сдохли еще на середине, и в итоге мне пришлось начинать с начала. Это был болезненный урок, но запомнила я его навсегда.