— Не нравится? — нарочито печально уточняю я: если поймёт, что издеваюсь, накажет как-нибудь, так что надо изображать искренность и чистоту намерений.

— Необычно, — заключает светлый властелин, касается чёрного кружева пальцами свободной руки. Ногти у него ухоженные, аж блестят.

— Выбор жены тоже весьма необычен.

— Тогда это закономерный результат, — властелин подаёт мне ладонь.

Вкладываю в неё помеченную белым браслетом руку.

Ещё несколько шагов к двери. Внутри будто дрожит натянутая струна, и чем ближе к входу, тем сильнее. Дрожь передаётся телу, скулы аж сводит, но это лучше, чем если бы зубы начали стучать.

Двери открываются сами, а за ними — мёртвая белизна холла и лестницы наверх. И ни единого украшения, ничего живого — только холодный гладкий до блеска камень, квадраты окон и шары светильников.

На пороге властелин останавливается:

— Ты собираешься запустить их внутрь?

— Кого? — от испуга не сразу понимаю я.

Он проводит рукой над моим венком, над декольте с паучками, указывает на шлейф и притихшую свиту.

— Без них я не пойду, а ты ведь против них, да? — с робкой надеждой уточняю я.

— Я не против, но в доме им нечего есть, а жабам, если не ошибаюсь, нужна вода. Им лучше расположиться в саду, там для них идеальные условия.

И это не срабатывает… его светлость хоть чем-то пронять можно?

— Но как же я могу оставить моих маленьких без крыши над головой? — испуганно округляю глаза. — Они такие… беззащитные. Им нужно жильё. Я не могу оставить их одних.

Жор икает.

— Для них можно поставить домики, — спокойно предлагает светлый властелин.

У меня дёргается уголок губ.

— Прямо сейчас? Я не смогу оставить их одних, пока у них не появятся домики.

— Прямо сейчас, — подтверждает светлый властелин.

Он… вообще. Страшное существо. Домики для паучков, жучков, крысок и жаб… до этого даже ведьмы не додумывались. Отпустив меня, светлый властелин спускается с крыльца и в обход дома направляется в сад.

Жалобно оглядываюсь на коляску: вдруг кучер сжалится и увезёт отсюда? Но кучера нет. Стоит себе запряжённая белой четвёркой коляска. Куда он делся?!

Ворота закрыты, слились со стеной. Высота у неё такая, что даже если коляску подкатить и забраться на неё, перелезть на другую сторону не получится.

— Марьяна, ты идёшь? — светлый властелин остановился на углу дома. — Ты, наверное, захочешь выбрать место для домиков и определить их внешний вид.

Испуганно переглядываюсь с Жором. У него шерсть дыбом, глаза круглющие, и вид такой, словно он сейчас в обморок свалится.

Спустившись с крыльца, поднимаю своего трясущегося мохнатика на руки. Вместе не так страшно. Ну, почти не так страшно.

Мало ли что этому светлому властелину в голову взбредёт. Прикопать меня в саду, например. С этими невесёлыми мыслями приближаюсь к новоявленному супругу.

— Их домики устроить под окнами твоей гостиной? — спрашивает он.

— Д-да, — киваю.

— Им сделать один домик на всех с разными комнатами или отдельные домики?

Он что, серьёзно? Не может быть!

— Отдельные. С кружевными наличниками и миниатюрными крылечками. И сгруппировать их отдельно: для жаб одного типа сделать и им прудик устроить, для крыс и мышей отдельно. Жучкам тоже. А паукам нужны рамы, чтобы им было где паутину плести.

Светлый властелин задумчиво смотрит на меня. Решает, что проще: сделать домики или овдоветь?

«Надо было заранее выяснить, что потребуется для переезда, — размышляет Октавиан, глядя в тёмные глаза Марьяны. — Можно было заранее организовать домики, так было бы проще. Правы люди: брак не такое простое дело, в нём много подводных камней».

Он обдумывает заказ Марьяны, рисует в своей голове образ белых аккуратных домиков. Спохватывается:

— Какого цвета их сделать? Белого, чёрного или какого-то другого?.. И у твоего фамильяра всё в порядке с глазами? Может, он заболел?

— Миу, — пищит Жор и тыкается Марьяне под мышку.

«Странный он у неё. Надо бы его проверить, вдруг магических паразитов подцепил или неправильный».

— Чёрные, — отзывается Марьяна. — Чёрные домики хочу.

Октавиан кивает и представляет чёрные домики. Наличников резных он видел мало, их вообразить сложнее всего. Точнее, сложнее понять, зачем насекомым, земноводным и грызунам нужны домики, ведь в природе они прекрасно живут без них.

«Очередная загадка отношений», — заключает для себя Октавиан и простирает руки над землёй. Возле дома и портала в Метрополию его магия особенно сильна, поэтому перекраивать камни и землю легко, среди клумб поднимается чёрный городок для свиты Марьяны, углубляется земля и наполняется водой, образуя прудик. Прорастают и смыкаются несколько арок для паутины.

— Всё ли тебя устраивает? — Октавиан указывает на постройки. — Места всем должно хватить.

Марьяна за шкирку вытаскивает своего пушистого Жора из-под мышки, поспешно кивает:

— Да, всё хорошо. Теперь я за них спокойна.

Голос у неё слегка подрагивает.

«Перед первой брачной ночью волнуется?» — предполагает Октавиан и протягивает руку:

— Не бойся. Пусть они заселяются, я покажу твои комнаты.

Марьяна снова встряхивает Жора.

Первыми отправляются жабы — грузно сваливаются с венка, выпрыгивают из свиты, скачут по траве и вползают в пруд. Вторыми в норки-домики бросаются мыши и крысы. Только после этого жуки и пауки живой посверкивающей хитином волной скатываются на землю и разбегаются. Многие почему-то не в домики, а в цветы.

Марьяна снова вкладывает в ладонь Октавиана руку, он осторожно поглаживает её большим пальцем и ведёт за собой к крыльцу. На входе Марьяна чуть заминается, но всё же ступает в холл. Скользит по нему равнодушным взглядом.

Шелест её платья наполняет дом непривычными, уютными звуками, Октавиан прислуживается к ним и немного не верит в то, что это происходит на самом деле. На несколько мгновений выпадает из происходящего и в себя приходит лишь у дверей в комнаты Марьяны. Ловит себя на том, что продолжает поглаживать её тонкие подрагивающие пальчики.

Толкнув створку, неопределённо взмахивает в сторону белой гостиной:

— Располагайся. Здесь всё твоё. Отдохни с дороги.

Он ждёт, когда она кивнёт. Марьяна, не кивнув, прикрывается осоловевшим Жором и отступает в комнату. Сама она выглядит не менее встревожено, трясётся.

Захлопывает дверь.

Подумав немного, Октавиан заключает: «Волнуется, наверное. Все невесты волнуются».

И отправляется в соседние комнаты, ведь ему ещё надо к первой брачной ночи подготовиться.

Подготовка довольно проста, но ситуация слишком необычна, и Октавиан ещё перед свадьбой решил выписать все пункты на лист бумаги. Теперь на зеркале в его просторной белой ванной комнате, в которой только ванна, зеркало, полка для белых бутылочек и склянок и вешалки для белых полотенец и одежды, прикреплен белый лист с чёрным-чёрным списком:

«1. Помыться.

2. Почистить зубы.

3. Надеть халат.

4. Сказать комплимент.

5. Быть нежным и терпеливым».

Суслик Бука, надувшись, молчит на краю ванны. Долго он безмолвие сохранять не может и ворчит:

— Мало того, что сама с фамильяром въехала, ещё и живность свою притащила. В мой-то сад! Да кто ей позволил?

— Я. Это мой сад, — напоминает вытирающийся Октавиан. — Ты привыкнешь.

— К такому невозможно привыкнуть! У нас был симметричный идеальный сад, а теперь там домики. Только с одной стороны!

— Сделай с двух и заведи себе свою живность, если так хочется.

— Я хочу, чтобы мы жили как прежде: тихо, просто и предсказуемо.

Глаза продолжающего вытираться Октавиана чуть сужаются. Он расправляет полотенце, ровно вешает его на вешалку.

— Я твой фамильяр! — фыркает Бука и нервно взмахивает лапками. — Как ты можешь не слушать часть своей души?