Просек стало больше. А стоящих деревьев меньше.

Прикрыв лицо ладонями, вздыхаю, а потом выхожу на середину просеки и оглядываю результат нашей с Октавианом гулянки. Ну… в принципе… могло быть и хуже. Наверное. Даже есть какая-то логика в том, чтобы проложить между линиями просек поперечные дорожки, просто стоило сделать это аккуратнее и деревья убрать, а не сваливать на остальные.

Только часть прореженных деревьев переломлены у основания, большинство вырваны с корнями — такие назад можно посадить… надеюсь.

Хочется думать, что это Октавиан буянил, но… подозреваю, он был не настолько пьян, чтобы разучиться пользоваться магией, а значит, это мои не слишком удачные попытки окультурить лес вокруг дома.

Пить мне нельзя. Совсем.

Вечереет. Октавиан окидывает взглядом приведённый в порядок лес и, помедлив, осторожно обнимает стоящую рядом Марьяну за плечи. Она не сопротивляется, но он ощущает напряжение её мышц и, с сожалением скользнув ладонью по спине, её отпускает.

Восстановление поваленных деревьев заняло несколько часов, зато теперь, если остальные проконсулы появятся, всё выглядит относительно пристойно.

— Посидим вместе? — Октавиан едва сдерживается, чтобы снова не коснуться Марьяны. Желание побыть с ней так сильно, что он судорожно ищет причины продлить совместный вечер. — Возможно, у тебя есть вопросы? О светлой магии, жизни проконсулов? Или ты чего-нибудь хочешь? Тебе чего-нибудь не хватает? Чего-нибудь хочется?

Марьяна поднимает на него печальный взгляд и пожимает плечом. Эта её тоска убивает Октавиана, но он не представляет, как её побороть, как зажечь в тёмных глазах Марьяны огонь.

— Такой хороший, тёплый вечер… — тихо произносит он и не знает, что добавить.

— Хорошо, давай… поговорим.

Помедлив, Октавиан предлагает Марьяне руку. Она, поразмыслив, осторожно вкладывает тонкие пальчики в его ладонь. Сердце Октавиана пропускает удар, он сжимает её руку и быстро целует ноготки. Направляется к стене вокруг дома, будто ничего не случилось. Весёлая радуга на стенах башни была бы кстати, но возвращение дома к привычному виду Октавиан вынужден признать разумным и… необходимым.

Повинуясь магическому импульсу, из стены вырастает скамейка. Сидение на ней обрастает подушками, и часть стены под спинами тоже.

— Разжечь костёр? — Октавиан поглаживает кончики пальцев Марьяны.

Она опять пожимает плечами, скользит взглядом по плотной дороге просеки. Октавиан мог бы сравнять окружающий лес с землёй, построить на его месте город, создать невероятную иллюзию, заставить всю растительность танцевать, спалить всё вокруг, притащить деревья из соседних лесов и сотворить здесь густую непроходимую чащу! Он полон сил, он жаждет сделать даже не эти мелочи, а что-нибудь невероятное, немыслимое, невозможное! Лишь бы Марьяна улыбнулась ему, посмотрела с нежностью, но… не представляет такого подвига, который тронул бы её сердце.

В молчании они садятся на удобное сидение. Смотрят на исправленный лес. Октавиан почти не дышит, впитывая ощущение близости Марьяны, тепло её ладони в своей руке, запахи, трепет в груди — невероятные, яркие, острые переживания.

— Хорошо, — медленно произносит Марьяна. На краткий миг Октавиану кажется, что она сейчас вытянет пальцы из его руки, но Марьяна этого не делает. — Расскажи о себе. Тебя готовили стать св… проконсулом. Как тебе достался именно Агерум? Жребий? Распределение? Случайность? Как вы выбираете миры для завоевания?

«Даже выслушав меня, она продолжает считать наше появление только завоеванием, — Октавиан накрывает её ладошку. — Сейчас было бы уместно грустно улыбнуться».

Но даже грустная улыбка ему не даётся.

У Октавиана очень тёплые, мягкие руки, и его прикосновение было бы приятным, не думай я постоянно о том, что этим даю ему надежду на нечто большее.

Задумчиво поглаживая мою ладонь, Октавиан смотрит перед собой.

— Выбор мира — закономерная случайность. Мы не можем пробить канал просто так, но существуют моменты, когда расстояние между Метрополией и каким-нибудь из миров сокращается до минимума. Это случается, наверное, раз за жизнь мира, но именно в этот момент пробивается пространство, и группу проконсулов забрасывают на задание. У нас есть всего пять лет на то, чтобы построить… скажем так, пристань, с которой соединяется Метрополия, и тогда появляется стабильная дорога между мирами. Не все проконсулы справляются с заданием, и эти миры навсегда теряются, уходят слишком далеко, чтобы можно было их поймать.

Меня обдаёт холодом:

— Получается, если бы за этот срок вас победили, Агерум остался бы свободным? Или если бы канал нарушился сейчас?

— Да. Наилучшим считается вариант, при котором до конца удаётся действовать тайно, а изменение мира начинается после установления прочной связи. Нас обнаружили и атаковали за полгода до завершения строительства пристани.

Полгода… Зажмуриваюсь. Если бы их обнаружили раньше, если бы за эти полгода их победили, жизнь пошла бы иначе.

Октавиан отпускает мою руку. Открыв глаза, наблюдаю, как он укладывает её мне на колено и сцепляет свои пальцы.

А было бы здорово влюбиться в него, прижаться, согреться в объятиях и ощутить покой… или не покой, а восторг, и принять его рассказ как часть его жизни, а не историю завоевания моей родины.

— И что это за пристань? Если нельзя рассказывать, не говори, но просто интересно, что вы такое грандиозное строили и почему вас не замечали столько времени.

— Подземные части башен.

— Дело только в них? — чтобы смягчить проступившее в голосе волнение склоняюсь на плечо Октавиана. Моё сердце стучит, как безумное, тело охватывает жар: неужели можно избавиться от власти светлых, уничтожив подземные части их башен?

— В нас тоже. — Октавиан медленно, осторожно обнимает меня за плечи. — Мы — основа их магии, и каждый нужен для поддержания связи с Метрополией.

— Поэтому вас так отчаянно и хотят убить, — понимаю я упорство самых старых ведьм. — Надеются разорвать связь, освободится.

— Нас отчаянно пытаются убить потому, что ненавидят. Из местных никто, кроме тебя, не знает, что без любого из нас связь станет нестабильна, и мы лишимся поддержки Метрополии и… не сможем завершить дело своей жизни, потому что без её помощи усовершенствовать мир не сможем.

По нервам пробегает оцепенение и почти мгновенно сходит. Я медленно выпрямляюсь и заглядываю в спокойное лицо Октавиана.

— Зачем… почему ты мне это рассказал? Что, если я кому-нибудь расскажу об этом? Ведь это… ключ к освобождению Агерума.

Октавиан проводит кончиками пальцев по моей щеке, убирает тяжёлую прядь за ухо.

— Нас и так мечтают убить. Но если кого-то уберут, и связь с Метрополией нарушится, останутся ещё семь проконсулов, которые всё равно попытаются завершить миссию.

— Но у них ничего не получится!

— Это будет значимо только для следующих поколений, сами… освободители останутся при правлении проконсулов, всё будет продолжаться, как и сейчас. Возможно, чуть строже. Для текущего поколения ничего не изменится. И те, кто хочет нас убить, не понимают этого, не представляют Метрополии, запланированного будущего. У них нет твёрдой цели, лишь жажда мести. С каждым годом они теряют всё больше сторонников, потому что не могут подкрепить свои позиции ничем, кроме стирающихся воспоминаний о прежней жизни, а мы осторожны. И часто справедливы. С нами люди начинают забывать, что такое война, большинство не знает голода.

Хотела возразить, что я знаю голод, но… лишь потому, что мэр нарушил закон проконсулов, если бы не это, я была бы сыта, хоть и ущемлена из-за своей тёмной магии.

— Теперь я знаю о Метрополии, — напоминаю глухо и прижимаюсь к мягким подушкам на стене.

— Тебе надо знать о Метрополии, потому что ты живёшь со мной. И когда-нибудь тебе придётся её посетить. Лучше, если ты будешь готова.

Оглядываюсь на Октавиана. Тень, слабый отголосок эмоций, кажется, промелькивает на его лице. Тёплые-тёплые мягкие пальцы скользят по моей щеке, губам нежно, как пёрышко, но в этом жесте столько чувственности, что трудно дышать. Глаза Октавиана сейчас — как две чёрные бездны, ноздри раздуваются, выдавая его возбуждение. Мои конечности наливаются тяжестью, я не могу пошевелиться, пока он наклоняется, осторожно касается губами моих губ…