На меня сразу же бросились два прыгуна. Темные лоснящиеся пружины распрямились, и из толпы вверх, ко мне на крышу вагона, метнулось два тела. Как раз в момент, когда я ушел на перезарядку. Вагон, как назло, был последним в линии – вперед не пробежать, вниз не спрыгнуть, а единственный угол, откуда был шанс сигануть на соседний ряд уже оккупировали мутанты.

Я сиганул вниз, юркнул внутрь вагона в разбитое окно. Зацепился стволом ШАКа, торчащего из‑за спины, и застрял. По спине, повезло хоть, ствол автомата принял основной удар на себя, прошлась когтистая лапа, придав мне ускорение. Лямка лопнула, и я кубарем покатился по вагону. Выхватил второй «глок» и еще из полуприседа очередью встретил клыкастую морду, заскочившую в дверь вагона.

Не останавливаясь, прыгнул вперед и стал карабкаться обратно на крышу через противоположное окно. Вылез на крышу, всадил несколько пуль в бугристый копчик прыгуна, заглядывающего в вагон, и упал. Сам получив удар по ногам со спины. Снова кувырок, параллельно по крыше, серия неточных выстрелов в морду, уход в сторону от еще одного монстра, разбег и прыжок на следующую линию.

За спиной раздался грохот – «пиранья» проломила‑таки ворота и вкатилась внутрь музея. Заработал пулемет Мирного, и с небольшой задержкой к нему присоединился Саня. Через люки с крыши подключились местные бойцы, оттуда же черным вихрем слетела Фламинго и как волчок пошла крушить зомби врукопашную.

Я добежал до бронированного вагона, постучал по крыше в надежде услышать человеческую речь и начал отстреливать ближайших шаркунов. Удивительно, но ажиотаж в мою сторону утих. Может давний укус, может алмаз, или новые ссадины на спине и лодыжке, а, может, все сразу, но возбужденного хрюканья в мой адрес больше не раздавалось. Зона отчуждения не появилась, но пока я сам не цеплял кого‑нибудь или не оказывался в метровой зоне, на меня не реагировали.

В запертом вагоне кто‑то был. Я приник к окошку, стараясь не заслоняя свет, рассмотреть, кто там. Я позвал сестру, потом Астрид, но в ответ услышал только тоненький детский голосок на ломанном английском. Пригляделся и узнал сына автомеханика Саеда, а вместе с ним еще с десяток заплаканных мордах.

– Не открывайте, – строгим, но не отпугивающим, голосом я крикнул им по‑английски, – Вернусь за вами. А пока сидите тихо!

– Космос, ищи своих, здесь дочистим, – уже в спину мне послышался крик Мирного.

Я выскочил на задний двор музея, пробежал мимо группы зомби, пытавшихся сквозь прутья решетки добраться до водителя погрузчика. Перепрыгнул через каток, уткнувшийся в мертвого крота и то забираясь на крыши, то напрямую через пустые вагончики с выбитыми дверьми, побежал к медблоку, проверить, что случилось с Астрид.

В медблоке кого‑то ели. Четыре макушки с вывалившимися клоками волос на макушке дружно хрустели над кем‑то в белом халате. Я прицелился и нажал на спусковой крючок, но выстрела не последовало. Под руку попался микроскоп…

Отдышавшись, превозмогая страх, кого сейчас могу увидеть под грудой трупов, я стряхнул с лица кровавые ошметки, уронил погнутый аппарат и принялся раскидывать тела. Женщина, белая. Лицо обглодано до неузнаваемости. Цвет волос похож, но кожа со старческими пятнами. Я выдохнул, стыдливо радуясь, что передо мной труп не Астрид, а главврача мчсников. Уродское чувство – грусть, но с другой стороны радость.

Наконец, голосом Леонидыча ожила рация. По очереди он призывал хоть кого‑нибудь откликнуться. Нефтебазу, Платона, береговую охрану. Последних, будто не слышал недавней молитвы, звал особенно сильно. Просил корабли, катера, любые посудины, чтобы увезти как можно больше людей с берега. Но ответа не было.

К медблоку подбрела новая порция шаркунов, и я побежал дальше. Пересек парковку с парой раздавленных легковушек и сваленных в кучу мопедов. Добежал до пустой, покосившейся вышки, у основания которой лежал раскуроченный взрывом крот, и полез наверх. Аккуратно, понимая, что любой неосторожный шаг и все конструкция подломится, я выбрался на смотровую площадку. Поднял с пола треснувший бинокль и задержал дыхание.

До залива меньше километра. От линии горизонта, будто картина маслом, с калейдоскопом из‑за трещин на линзах, тянулись разноцветные полосы. Кто‑то слоями нарисовал сначала полоску воды, потом плотно выстроившихся людей на пляже, небольшой разрыв из покореженной техники, перевернутых контейнеров и прочих оборонительных сооружений, и самый толстый слой разноцветных зомби, полукругом замыкающих людей у воды.

На воде покачивались перегруженные лодки. Мало, по пальцам можно было пересчитать, но каждая посудина битком была забита людьми. Куча народа просто была в воде, кто‑то держался за края лодок, кто‑то просто болтался рядом с доской или ярким спасательным кругом в руках.

Я разглядел Леху, сперва зацепившись за фиолетовый цвет волос Ольги, а потом уже и Леонидыча вместе с Астрид и моей ненаглядной оторвой‑сестрой. На выдохе с вырвавшимся матом облегчения вспомнил, что могу дышать. Наконец‑то можно выдохнуть! Живы! И в шаге от спасения. Потом разберемся, перегруппируемся, придумаем новый план, главное, что сейчас живы!

Миротворец вместе с еще пятью вооруженными парнями сдерживал толпу, рвущуюся на последний баркас. Леонидыч, что‑то кричал толпе и помогал грузить оранжевые контейнеры, явно с исследованиями Астрид. Сестра уже была на борту, принимала груз, постоянно оглядываясь на берег.

Но все равно что‑то было не так. Даже треснувший бинокль позволял разглядеть, что она плачет. Знакомый жест, рукавом вытереть слезы и сопли, когда руки заняты, а чувства переполняют.

Я сначала не понял, что она задумала. Но потом разглядел в первых рядах толпы несколько женщин, пытающихся протолкнуть мимо автоматчиков своих ребятишек. Катя начала спорить с Леонидычем, потом отмахнулась и ловко спрыгнула на берег. А что было дальше, я уже не увидел.

Пол вышки заскрипел и начал медленно уходить из‑под ног. Земля вздрогнула, вышка заскрипела и покосилась, накренившись почти на метр, и замерла. Зато все вокруг пришло в движение, как от очередного землетрясения. Сарай рядом с медблоком просел, на дороге появилась большая трещина и стала расползаться во все стороны, проглатывая лежачие и ходячие трупы. Каток завалился набок и наполовину ушел под землю. Вышку опять зашатало и последнее, что я увидел, прежде чем упасть – как разверзлась огромная, в несколько раз больше, чем встречалась ранее, яма между мной и выжившими.

Я выпрыгнул с вышки в последний момент. Коряво приземлился и совсем неуклюже ушел в кувырок, чтобы смягчить падение. Не помогло. Вышибло дух, отбило плечо и так приложило по ногам, будто меня веслом перешибло. Моментально подняться не получилось, но и лежа я прекрасно видел огромную уродливую голову крота‑опарыша, возвышающуюся над обломками сараев.

Таких уродов я еще не встречал. Метров пятнадцать в холке и это он еще не выпрямился, а только тянул шипастую шею и, разинув пасть, вертел головой и крушил баррикады выживших. На спине монстра вспыхнуло несколько взрывов – со стороны ЖД с шипением пронеслось несколько выстрелов из РПГ. Потом еще несколько спереди – кто‑то открыл огонь с баркаса. Эффекта – ноль, мутант только разъярялся и быстрее мотал мордой.

Я потянулся к зову, думая, что смогу найти уязвимые места. И отшатнулся, как от удара – само собой пришло осознание, что это лучшее творение Шекхед. В злобе, которую излучал мутант, шепталось торжество, гордость и жажда кровавого триумфа.

– Что? Прямиком от мамки, сучонок? – я кое‑как поднялся, упер руки в колени и сплюнул, – Никак, вы, блять, не научитесь, что к нам не надо лезть! Сидел бы лучше под мамкиной юбкой…

Приходя в себя после падения, нес какую‑то херню. Но с каждым словом в голове рождался план. Пусть идиотский, пусть какой‑то фантастический, но терять‑то все равно было уже нечего.