На второй более внимательный взгляд, когда я нос уже чуть внутрь не засунул, на дне нашлось несколько бумажек. Билет на самолёт в Европу с датой, когда уже объявили карантин, и рекламный баннер из «Музея Мира». Похожий я и по следам Кати, как‑то находил, но так тогда и не проверил, зачем он ей.

Рекламку забрал, а билет оставил. Потом на всякий случай прошёлся вдоль стен, постучал в поисках скрытых ниш, заглянул под кровать и пошарился по пустым шкафам и тумбочкам. Проделал это во всех комнатах второго этажа, даже в туалетный бачок заглянул и смыл там всю воду. Помнился какой‑то фильм, где брильянт в аквариуме прятали, мол в воде не видно.

Но все тщетно, никаких ни нычек, ни следов, зато идея появилась.

Нашел ручку и вернулся в комнату с сейфом. Сверился с картой на телефоне и с обратной стороны билета написал несколько цифр под видом координатов. В южном районе Фритауна, где‑то в глубине Национального парка, еще большая глушь, чем заповедник с шимпанзе. Прислонил картину к стене и спрятал за него билет, типа случайно из сейфа выпало.

Не успокоился на этом и вернулся на первый этаж. Отыскал, куда выбросил портмоне и проделал похожую операцию с фотографией, только в этот раз написал не координаты, а буквы с цифрами. Типа номер ячейки и код к ней, фиг знает, но должна же быть в городе где‑нибудь камера хранения?

Если «глобалы» сюда едут, то пусть хоть обыщутся следов и намеков, куда Гульдберг делся. Шалость, конечно, так себе, на школьном уровне, еще не факт, что купятся, но настроение поднялось.

Надо закругляться уже, еще кухня и лодочный гараж, а я так никого и не нашел.

Кухня с гостевым санузлом также ничего не дали, даже из продуктов нашлось только две банки консервированной кукурузы да полупустая пластиковая бутылка кетчупа. Зато нашлась дверь в подвал, настолько невзрачная, что я сначала спутал ее с кухонным шкафом. И, как оказалось, очень зря.

Стоило приоткрыть дверку, как будто в другой мир попал. Может, в модный ночной клуб или в логово маньяка из скандинавских фильмов. Низкий потолок, узкая лестница с неоновой подсветкой под стальными ступеньками. Стены затянуты в мягкую бледно‑розовую кожу, закрепленную кнопками, выглядит как рисунок из ромбиков.

К трупно‑гнилому аромату примешивается что‑то химическое и сладкое, похожее на клубнику. А к общему шуму кондея в доме добавилось что‑то металлическое, будто звенья цепи стучат.

Держа пистолет в руках, медленно пошел вниз. Нашел несколько гильз, а потом и рваные отверстия в обшивке поближе к потолку. Дошел до небольшой площадки и прижался к стене, не торопясь выскакивать в коридор.

Металлическое бряцание усилилось, но, судя по всему, раздавалось из дальней комнаты. Я увидел две двери, подкрался к первой и тихонько приоткрыл.

Все‑таки профессор был интересной личностью, тем еще затейником, я пошире распахнул дверь в местный траходром. Или как я себе представляю траходром по фильмам, хотя со многими решениями я бы поспорил. В центре комнаты стояла круглая кровать, хорошо хоть не в виде сердца. На кровати легкий бардак из постельного белья и женской одежды. Потолок низкий, видать, глубоко не смогли здесь прокопать – был бы я в каске, скорее всего зацепился, а то и разбил бы одно из зеркал.

У стены тумбочка с безобидными секс‑игрушками, то, что они безобидные, я понял, когда позже во вторую комнату зашел. На полу нашелся источник клубничного запаха, треснутая баклашка лубриканта с носиком‑дозатором лежала в прозрачной луже, даже не знал, что они такие здоровые бывают, тут, мне кажется, целиком можно обмазаться.

Пробежался по верхам – шкафчики, тумбочки, переворошил постельное белье, сдвинул кровать. В комнате явно провели время, а, может, даже и жили здесь, а не в нормальной спальне. Но ничего полезного не нашел, а то, что нашел под кроватью, даже трогать побоялся. При том, что я ни разу не ханжа, а очень даже понимающий.

Во вторую дверь входить не торопился. Долго слушал, потом постучался, ожидая хоть какой‑то реакции, но только цепь резче звякнула и совсем уж тихо кто‑то засопел.

Притащил бутылку со смазкой и щедро разлил ее на полу перед дверью, если ломанется оттуда кто, то хоть поскользнется. А потом рывком дернул дверь и бросился к лестнице, высунув из‑за угла автомат.

Но никто не выпрыгнул, даже звуков никаких новых не появилось. Досчитал до ста и пошел обратно. Подкрался к двери и быстро заглянул внутрь. А потом еще раз и еще.

– Ну, здравствуй, профессор, – и уже спокойно, переступив через лужу, вошел внутрь. – Эка тебя раскурочило.

Профессор Гульдберг, распятый на каком‑то жутком агрегате, похожем на смесь креста и гильотины хоть и таращил глаза во все стороны и тянул ко мне одну свободную руку, но давным‑давно был мертв.

Все‑таки это был крест, но на шее у профессора дополнительно закрепили деревянную колодку, а в рот вставили черный кляп. Даже жестоко как‑то, уж проще было его в клетку посадить или просто на ремнях повесить, благо в комнате всего этого было полно.

Интимного красного полумрака мне не хватило, чтобы понять, как давно он здесь висит. Да и фонарик не помог. Единственное, что бросалось в глаза – это худоба. На фото он был вполне себе упитанным и довольным. А сейчас, даже со скидкой на то, что превратился в зомби, весь был какой‑то дряхлый. Не подсушенный и не жилистый, как уличные, а вот именно дряхлый и облезлый. Еще чуть‑чуть и превратится в зомби скелета, каких некроманты поднимают в мультиках и сказках.

– Куда алмаз спрятал, ты ведь мне не скажешь? – я оглядел комнату, невольно залюбовавшись набором всевозможных девайсов, висевших вдоль стены, – А, может, поделишься мыслями, почему камаджоры верят, в его исключительную силу? Судя по твоему лицу, от заражения он тебя не спас и не вылечил…

Плетки, стеки, хлопалки из черной кожи выглядели внушительно, классное качество, швы, отделка. Только вот непрактично, ну только если деревянная скалка, похожая на биту для лапты, могла пригодиться. А в остальном, резиновые члены и то мертвякам больше урона нанесут, там один, как царь горы, на полочке стоял настолько здоровый, что им в бейсбол играть можно.

– Слабак, ты профессор, – я закурил, – Где топоры? Молотки? Кочерга хотя бы? Как ты со всем этим планировал зомбиапокалипсис пережить?

Я не ждал ответа, нес какую‑то фигню. Но действительно задумался, кроме десятка гильз в доме никакого оружия. Да, кто‑то вооруженный свалил отсюда, бросив чемоданы, и, скорее всего, это была вторая аспирантка – Чика.

И если немного пофантазировать, то прям жить они здесь не собирались, так скорее порезвиться и двинуться дальше. Но при этом профессора где‑то укусили, а потом сковали, в надежде, что прокатит. Зачем‑то попробовали отстегнуть и, видимо, в тот момент он и цапнул Фераху. А дальше ссора, угрозы, Фераха решила убежать, а Чика оказалась девочкой пожестче.

И куда же ты делась с садомазо подводной лодки‑то в этом океане зомбированных людей? Зацепка пока только одна – все дороги ведут к Соломону. Так надо скорее обыскать лодочный сарай.

Но сразу не получилось.

На полу, среди разбросанных вещей я нашел «айфон» и судя по совершенно скучному чехлу с логотипом какого‑то теннисного клуба, принадлежал он профессору. Телефон работал, индикатор зарядки горел красным и обещал всего пару процентов.

Не веря в такую удачу, я ткнулся в экран и уставился на экран разблокировки. Даже не цифры, а шарики, между которыми нужно линию провести.

Окей, попробуем иначе. Я подошел к профессору и стал водить перед его мордой смартфоном, но распознавание по лицу никак не хотело срабатывать. Не доработали «фейс айди», не учли, что кожа может ссохнуться.