Везут по коридору. И похоже, что я все еще в больнице, в подвальном помещении. Стены покрашены также, коричневый примерно на два метра, а дальше уже белое. Таблички на дверях из той же серии только названия технические: прачечная, бойлерная, архив и еще какие-то названия, перевод, которых я не помнил.

Наконец мы остановились перед металлической дверью с большой навигационной панелью вместо замка. Там и код, и сканер сетчатки глаза, мужик как раз стянул очки и уткнулся в экран лбом.

На полу, чуть в стороне я заметил тело, первое за весь коридор. Лежит на животе, будто убегал от двери, но получил несколько попаданий в спину. Военный, да не простой, а прям брат-близнец «призрака», с которыми пришлось схлестнуться в Калининграде. Шлем на затылке похож на яйцо всмятку, по которому ложечкой стукнули, в спине несколько дырок, щитки на броне трещинами пошли. Из-под пуза что-то торчит, черный цилиндр, похожий на глушитель.

— Дружище, дождись меня, очень тебя прошу, — я отправил мысленный сигнал в космос и, понимая, что бессмысленно, но все равно потянулся к нему рукой, когда дернулась каталка.

Двери разъехались, и лысый очкарик подошел ко мне. Сложил ручки на груди, и повернув голову, поджал губы. Так врачи обычно делают, когда к ним ребенка приводят.

Прикидываться спящим я не стал, момент упущен, но и говорить первый не собирался. Так молчали. Я замер, а этот лыбится и ручки потирает. Спереди он больше походил на какого-то бомжа-бухарика, нежели на серьезного профессора. Даже закралась мысль, а не безумный ли местный сантехник тут всех пережил, а не ученый, который ответит на мои вопросы. Лицо опухшее, жуткие мешки под глазами, сами зрачки с красными прожилками, на щеке то ли родинка, то ли бородавка, плюс редкая растительность под носом и на щеках, вроде и отросло что-то, но только отдельными жиденькими пучками.

Халат спереди забрызган грязью, но смахивает на кетчуп с горчицей, а не кровь с мозгами. На груди бейджик с фото — фух, все-таки действительно ученый, даже профессор какой-то. Только между фото и реальностью пропасть, как минимум в неделю без сна на одних дошираках.

— Отличный экземпляр, просто отличный, — мужик повернул голову вбок и говорил, косясь куда-то себе за спину, и начал попеременно чесать пальцы то на одной руке, то на второй. — Я вас уверяю, профессор, я учел все прошлые неудачи. И, чтобы эта старая дура Фруже вместе с ее высокомерной выскочкой Лингмар не говорили, мы сейчас на пороге грандиозного открытия.

Не ручаюсь за точность перевода, хотя мужик говорил на чистейшем английском. Практически академическом, когда язык не родной, но ты очень старательно учился в школе и проговариваешь каждый звук, боясь, что тебя не поймут. С кем он говорил, было непонятно, я вытянул шею, глядя кто там в проеме, но никого не увидел. А вот имена я узнал: старая дура — это мегера, а выскочка очень напоминает Астрид.

Тайный собеседник раскрылся очень быстро. Лысый передернул плечами, скинул очки, болтаться на резинке, и слегка изменив тональность, продолжил:

— Бросьте, мой дорогой друг. Конечно, они пожалеют. Локти будут кусать, понимая, что зря пытались саботировать исследование. Только такие тупые курицы, как они могли подать на вас жалобу и требовать увольнения, — продолжая говорит с собой, профессор обошел каталку, взялся за ручки возле изголовья и посмотрел на тело «призрака», — О, Роберт, вы все еще здесь? Я же вам уже сказал, в эвакуации не нуждаюсь, так и передайте мистеру Дугласу.

Профессор, похоже, совсем кукухой поехал. Но дельные вещи говорит, может и допрашивать его не придется. Каталка двинулась, а мужик все бубнил и бубнил у меня над ухом.

— Все же понимают, что неудачи в экспериментах, это тоже результат. Конечно, будут побочные эффекты. Стимулятор слишком сырой и нестабильный. Нужно больше испытаний. Разве это не понятно? Двадцать три смерти, это просто пыль на страницах истории. А зубастиков стимулятор не берет, они сразу помирают. Но сегодня все получится. Я уверен, что один из двух, точно покажет результат.

Мы въехали в лабораторию, и пока профессор возился с замком, я жадно изучал обстановку. Ничем иным, кроме как лабораторией, это помещение быть не могло. В центре разместили научный островок — большой стол с колбами, пробирками, центрифугами и прочей, явно очень умной электроникой. За ним смотровое кресло с прожектором, как у стоматолога в кабинете.

Сбоку четыре стола с ноутбуками и дополнительными мониторами на стене, часть из которых транслировала черно-белые записи с камер. На трех бардак, будто кто-то битой все расколошматил, на четвертом тоже бардак, но другого типа. Все завалено мусором, смятые бумажные стаканчики, пустые жестяные банки, грязные контейнеры от лапши быстрого приготовления, пустые коробки из-под замороженной пиццы. Почти чистый только ноутбук да кусочек пространства справа под мышку.

У другой стены холодильники с бутыльками, пробирками и замороженными полуфабрикатами. Вдали еще шкафы и несколько контейнеров.

Меня подтолкнули к столу с пробирками, осмотрели и на всякий случай чуть отодвинули в сторону. Профессор ушел к своему рабочему месту, сбросил часть мусора на пол и уселся за ноутбук. Вернул очки на место, но все равно вплотную приблизился к экрану и, поглядывая на клавиатуру, начал что-то печатать и бубнить на два голоса.

— Отстранили меня, уроды. Проект закрыть хотели. А я не сдался! Я доработал состав. Идеальный состав. Браво, профессор! Они еще пожалеют…

Все. Поигрались и хватит, дальше можно и без профессора собрать данные, да валить отсюда. Я выгнулся, чтобы лучше видеть правую руку. Подтянул наручник по трубе так, чтобы зафиксировать на противоходе и рычаг получше иметь. Приподнял руку со вторым браслетом и стал пытаться пристроить штырек из основания цепи в соседнее звено. Чтобы потом, используя рычаг, просто его выломать.

Первые несколько попыток оказались неудачными, то штырек не попадал куда нужно, то рычаг нормальный не получался, звенья перекручивались и выскакивали.

Профессор, все еще не глядя на меня, будто я вообще не человек, а кусок мяса для эксперимента, закончил печатать, похвалил себя и двинулся к столу с пробирками. Стал тыкаться в приборы, открыл ящик, похожий на холодильник, и вынул оттуда маленький пузырек. И стал гладить его с таким видом, что я уже ждал присказки: «Моя прелесть, моя прелесть…»

Я ускорился с наручниками. Понимание, куда сейчас вколют эту самую прелесть, неслабо так подстегнуло. Даже отдышаться пришлось, потому что руки быстрее мозга работать начали, все время промахиваясь.

Профессор наигрался с пузырьком и стал перебирать со стола инъекторы, похожие на фломастеры. Поднимал, смотрел на свет, что-то недовольно бурчал и бросал шприцы на пол. В итоге потопал к шкафам.

У меня вроде получилось захватить штырек, я надавил, потом дернул, чуть не взвыв от боли, когда браслет впился в предплечье. Попробовал снова и опять только чуть кисть себе не сломал. Блин, а на «Ютюбе»-то работало, да и на тренировке получалось, но может тут сталь какая-то другая.

Профессор, насвистывая что-то торжественное, уже вернулся к столу и пристраивал контейнер с прозрачной жидкостью в инъектор. А потом двинулся ко мне.

— Профессор, запишите. Подопытный номер семьдесят восемь. Версия препарата тринадцать дробь семь. Двадцать первое марта, шесть тридцать две, — он уже занес инъектор, целясь мне в плечо.

— Мужик, светило ты научное, может не надо? — я вертел головой, то на профессора, то на руку, в очередной раз пытаясь зацепиться, а в мыслях еще, как назло, все английские слова испарились, только классическое: «Бен, ай нид хелп», но профессор замер с таким видом, будто комар где-то пищит над ухом, давая мне несколько драгоценных секунд.