– Прости, Микки, но я совершенно вымоталась. – И это была чистая правда. – Мне нужно пораньше лечь. Может, поговорим об этом завтра, ты как?

Она услышала разочарование в его голосе.

– О’кей. Завтра так завтра. Тогда до встречи. И прости… ну, в общем… за беспокойство.

Она улыбнулась. Он мог выглядеть и вести себя, как настоящий мачо, но сам по себе был довольно милым парнем. И сообразительным, как она теперь поняла.

Она сказала «спокойной ночи», положила телефон и еще раз улыбнулась.

– Да, девочка моя, – вслух сказала она, – все-таки что-то в тебе по-прежнему есть.

И пошла напускать воду для ванны.

Микки Филипс положил телефон и вздохнул. Он сидел под тихие звуки музыки: «Сноу Пэтрол» пели о том, что она была единственным правильным поступком в его жизни.

А вот он ничего правильного не сделал. На самом деле он все сделал как раз неправильно. Теперь она подумает, что он начинает подбивать под нее клинья. Ну да, в принципе, но не это главное. У него есть одно подозрение по этому делу. Подозрение, которым ему нужно с кем-то поделиться. Обговорить все, чтобы понять, так это или ему только кажется. Или все-таки не кажется.

Будем надеяться, что кажется.

Но теперь с этим придется подождать. Он очень сомневался, что завтра у него будет время и возможность поговорить с Анни наедине. Не без того, что она подумает, будто он пристает к ней. Но пока ему придется оставить свои подозрения при себе.

А эта фраза насчет того, что она хочет сегодня лечь пораньше? Ну да, конечно. Неуклюжая отговорка.

Он вздохнул и откинулся на спинку дивана. Щелкнул кнопкой на пульте дистанционного управления и выключил стереосистему. Уже не то настроение.

С одной стороны, подумал он, все было гораздо сложнее, когда он работал в отделе по борьбе с наркотиками. Но с другой стороны – намного проще.

Он поднялся с дивана. Оставаться в квартире не хотелось.

Он найдет бар и пропустит пару стаканчиков.

По крайней мере, как-то заглушит свои подозрения.

Будем надеяться, что ему не придется натолкнуться там на Анни, которая вдруг передумала ложиться пораньше.

И он захлопнул за собой дверь.

– Итак, на чем мы остановились?

Фил снова сидел напротив Энтони Хау. На этот раз профессор выглядел совершенно разбитым. Слезы он вытер, но за то время, пока Фил отсутствовал в комнате для допросов, его лицо, казалось, вдруг постарело лет на десять.

Снимки с места преступления по-прежнему лежали перед Хау. На том же месте, куда их положил Фил. Тот к ним даже не притронулся.

– Ну как, насмотрелись уже? – спросил Фил. – Довольны своей работой? Потому что на самом деле обычно никто не остается доволен, верно? Всегда остается что-то, что можно было бы сделать лучше. Что-то, что вначале представлялось хорошей идеей, но после окончания уже выглядит неправильно. – Он наклонился вперед. – С вами тоже так было, Энтони? Было там что-то такое, – он показал на фотографию женщины на плавучем маяке, – что можно было бы сделать получше, а? – Он откинулся назад, вытянув руки перед собой и положив ладони на стол. – Как оно должно было бы выглядеть? Расскажите мне.

Голос Хау был тихим и дрожащим.

– Я… Я никогда ее раньше не видел. Я не делал этого… Я этого не делал…

Во время паузы в допросе Фил зашел в комнату наблюдения. Фенвик и Фиона Уэлч смотрели в стекло. Когда он вошел, оба повернулись к нему.

– Все правильно, – сказала Фиона. – Не отпускайте его. Он обязательно расколется, я уверена. Просто не отпускайте его.

Фенвик выглядел несколько озабоченным.

– Можно вас на пару слов? Давайте выйдем.

Фил вышел за боссом в коридор. Там стоял обычный запах казенного заведения, как в любом полицейском участке. Фил часто думал, что у Министерства внутренних дел есть какой-то специальный дезодорант с этим специфическим ароматом, хранящийся в ящиках на каком-нибудь складе в Главном управлении. Что-то вроде «О-де-Ник».

– Вы в порядке? – спросил Фенвик.

– Нормально.

Выражение лица Фила и его глаза были непроницаемыми.

– Правда? Потому что, глядя на вашу беседу с подозреваемым, я в этом не уверен. – Фил ничего не ответил, и Фенвик продолжил: – Вы лучше всех ведете допросы в нашем управлении, Фил, и сами это знаете. Я видел, как вы заходили в эту комнату, начинали разговаривать и заставляли людей признаться, в то время как те продолжали считать вас своим лучшим приятелем. Я видел, как вы ломали негодяев, которых, кроме вас, не мог расколоть никто. Но здесь…

Фил приготовился отразить нападение.

– А что, собственно, здесь?

– Вы играете не в свою игру. Вы просто наехали на него. Почему? Потому что это она так сказала?

– Нет. Потому… потому… потому что это моя работа…

Фенвик сокрушенно покачал головой.

– Фил…

– Послушайте, Бен. Если он виновен, он сломается. Если невиновен – выстоит. Все очень просто.

По выражению лица Фенвика он понял, что на этом их разговор окончен.

– Ну ладно. Делайте, как знаете.

– Именно так.

И Фил вернулся в комнату для допросов.

– Значит, вы этого не делали, – сказал Фил, глядя в затылок Энтони Хау, который по-прежнему чуть ли не лежал на столе.

Тот медленно покачал головой из стороны в сторону.

– Но вы признаете, что преследовали Сюзанну.

Он кивнул.

– Хорошо. Уже какой-то прогресс. Мы все-таки куда-то продвигаемся.

Хау поднял на него глаза.

– У нас с ней были свои отношения… Она разорвала их, и… и… я не мог этого вынести… Мне хотелось увидеть ее, поговорить с ней… вот и все. Просто поговорить, сказать ей, что я… я… – Его голос снова сорвался. Он вздохнул. – Да, вчера она мне действительно позвонила. И я действительно не перезвонил ей в ответ.

– Почему?

– Потому что она начала бы… начала бы кричать на меня…

– А вам не нравится, когда на вас кричат?

Он кивнул головой.

– Понятно, – сказал Фил. – А что насчет Джулии Миллер?

Тот отрицательно покачал головой.

– Адель Харрисон?

Энтони опять покачал головой, крепко зажмурив глаза.

– Зоя Херриот? – Фил снова повысил голос. – Зачем вы убили ее? Она встала у вас на пути? Она мешала вам снова быть с Сюзанной? Так? Она тоже стала бы кричать на вас?

Ответа не последовало.

– Все было так?

Хау заплакал.

Фил внимательно следил за ним, откинувшись на спинку стула. В этот момент в сердце его заронилось сомнение. Потом оно сформировалось в мысль: «Фенвик прав. Я сам не знаю, что делаю».

Был ли Хау действительно виновен? Фил понял, что не знает этого. И не мог понять, почему он этого не знает. Он должен был находиться над ситуацией, должен был следить за нюансами поведения подозреваемого, должен был расшифровывать, анализировать их и строить следующую серию своих вопросов, основываясь на результатах этого анализа. А вместо этого он сбился на крик и принялся ломать сидевшего перед ним человека, даже не будучи уверен в том, виновен тот или нет.

Он снова подумал о Марине. И пожалел, что ее нет сейчас рядом.

В этом все и дело. Он понимал это. Но ничего не мог поделать.

Он встал.

– Допрос закончен.

Хау поднял на него взгляд, и в уголках его глаз заискрилась надежда.

– Что это значит? Я могу идти домой?

Фил смотрел на неловко сидевшего за столом сломленного им человека и не знал, что ему ответить.

– Нет, – наконец сказал он. – Я намерен выдвинуть против вас обвинение в похищении Сюзанны Перри, и сегодняшнюю ночь вы проведете здесь. Утром мы поговорим с вами еще раз.

Хау отшатнулся, как будто его ударили.

– Нет! Нет, вы не можете… прошу вас…

Фил отвернулся от него и подал знак полицейскому у двери увести задержанного.

– Пожалуйста, вы не можете… мне нельзя в камеру, пожалуйста…

Фил ничего не ответил.

– Я… у меня… у меня клаустрофобия, прошу вас… пожалуйста… – Потом он закричал: – Я просто боюсь!