Надо сказать, что Романов проявляет по отношению ко мне снисходительную заботу. Великолепную проницательность. Я бы и не подумала, что мне не в чем выйти на улицу. Точнее, это последнее о чем бы я сейчас подумала.

Заказываю в номер черного кофе без сахара и оставляю линию занятой. Пока жду заказ, принимаю душ. Переодеваюсь. Чисто механические действия. Бессмысленные. На автопилоте. Мобильник продолжает беспрерывно звонить. Терпения у меня больше, чем зарядки в нем. Но его настойчивые звуки тонкими гвоздями вколачиваются в мозг. В самую его сердцевину. Прячу аппарат под диванные подушки, чтобы заглушить звонкую трель. Я не принципиальная. Просто не привыкла пользоваться чужими телефонами и отвечать на звонки с закрытых номеров.

Выбранное Александром платье из мягкого кашемира цвета кофе с молоком. Оно плотно облегает фигуру, абсолютно ничего не скрывая. К нему темно-коричневые туфли на высоком каблуке и такого же оттенка кожаный широкий ремень. Полностью одевшись в предложенную им одежду, я чувствую себя именно той, за кого он меня держит. Дорогой, дерзкой, сексуальной. Шлюхой.

Мне даже не обидно. Мне плевать.

Заказываю такси и выхожу из номера. Возможно, в последний раз. Сложно угадать какие у судьбы планы на тебя. А я не часто хожу у нее в любимчиках. Вернее, очень редко. Почти никогда. Так уж фишка легла. С этим надо смириться.

Когда не знаешь, чего ждать от предстоящего дня. Не жди ничего. И он ничем уже не сможет тебя удивить.

Я еду в банк, чтобы узнать, что моего личного счета больше не существует. Как и не существует клиента под именем Анна Цезарова. Работница отдела никак не реагирует на мои возмущения, она смотрит на меня голубыми ясными глазами и с формальной улыбкой на лице повторяет, что ничем не может мне помочь. Ни помочь, ни дать информации. Меня нет в их базе данных и, возможно, никогда не было. Такое чувство, что чья-то умелая рука просто вычеркнула меня из этой реальности. Или выкинула. Увесистым пинком под зад.

Ситуация выходит из под контроля. Если, конечно, вообще можно говорить о каком-то контроле. Случайное совпадение твоих планов с тем, что происходит на самом деле, – вот что такое контроль.

Я забыла, когда в последний раз составляла какие-либо планы.

На кредитке, оставленной Романовым, озвученная ранее сумма. Именно та, которую он называл Сергею в ресторане. Не больше и не меньше. Человек слова. Что невольно вызывает во мне уважение. И очередную усталую усмешку. Над собой и над ситуацией в целом.

В медицинском центре я медленно, но верно ошалеваю от количества вопросов о моей личной жизни. Я никак не могу припомнить некоторые ее подробности, чем ввожу в замешательство женщину средних лет, рискнувшей взять меня на прием. Наше общение выходит далеко за пределы врачебной этики, напоминая веселую игру в пинг-понг.

Но надо сказать, у нее крепкие нервы. Или слишком хорошая зарплата, чтобы открыто послать меня на хрен. Она смотрит на меня сквозь линзы дорогих стильных очков в темной оправе и задает очередной вопрос. О детях, выкидышах и абортах. О хронических заболеваниях, приеме лекарственных препаратов и частоте половой жизни.

Я пью третий по счету стакан воды и с интересом ее слушаю. Больше слушаю, чем отвечаю. Затем спокойно интересуюсь:

– Это все обязательно?

Она холодно мне кивает.

– Боюсь, что да.

Она знает, что мне нужно от нее, но я не понимаю, что ей нужно от меня. Мы плаваем в моем непонимании, как в очень глубоком бассейне и никак не можем прийти к консенсусу. То есть найти дна.

У меня не было секса три месяца или четыре. Если округлить, то полгода. Какую частоту в таком случае можно присвоить данному процессу? Иногда я пью антидепрессанты и снотворные таблетки. Не то чтобы регулярно, но случается. Мучаюсь головными болями и бессонницей. Резонно ли их отнести к хроническим заболеваниям? Балуюсь кокаином и спиртным. Кофе и никотином. Я никогда не беременела и даже не предполагаю, может ли это со мной произойти. И если бы я вдруг узнала, что мне осталось жить несколько месяцев, то не сильно бы расстроилась. Меня уже вообще ничем невозможно расстроить. Так какого хрена меня должны волновать какие-то противозачаточные таблетки и опасность их применения для здоровья?

Все, что я хочу – это решения проблемы без увязания в моем личном пространстве.

Все, что я хочу – это закончить со всем побыстрее.

Как и обещала Алина, с утра меня ждет машина, чтобы отвести на кладбище. На кладбище, не в церковь. Она как чувствовала, что я не люблю эти церемонии с отпущением грехов, общим всепрощением и прямой путевкой в небо. Бог не дурак. С ним тоже надо по-честному. Причем, на самом пределе этой своей честности. Откровенно, как с самим собой. Чтобы понять: если уж ты берешь на себя часть его обязанностей, не санкционировано берешь, то не жди после поблажек. Ни один священник в роли адвоката не поможет. Не отмажет. Не осветлит ни исповедью, ни проповедью, ни молитвой, ни панихидой.

Но это мое мнение, и не мое дело. Так что я просто не еду в церковь.

Двое охранников любезно встречают меня у выхода из гостиницы, придерживают дверь, помогают сесть внутрь автомобиля. Их лица светятся только вежливым узнаванием и желанием угодить любому моему слову. Так мне, по крайней мере, думается. Никаких вопросов. Замечаний. Взглядов. Как в лучшие времена.

В просторном салоне Линкольн Навигатор царит приятный полумрак. В самый раз для моих уставших от бессонной ночи глаз. Из динамиков звучит композиция «Across to Universe» в исполнении Курта Кобейна. Мне кажется, что вместо струн на его электрогитаре – мои нервы. И это они выдают такие пронзительные и надрывные звуки. Это они натягиваются под чьими-то умелыми прикосновениями. До предела. До мгновения, когда раз… и все кончится резким металлическим хрипом. Финальным аккордом.

«Ничего не изменится в моем мире».

«Ничего не изменится в моем мире».

«Ничего не изменится в моем мире».

Как еб?ная мантра человека, который верит, что его мир принадлежит только ему. Который способен еще во что-то верить. Который способен еще что-то повторять. Пусть даже еб?ную мантру.

Я на заднем сиденье автомобиля, сижу, закинув ногу на ногу. На мне черный костюм для коктейля от Рей Кавакубо: шелковая юбка с ассиметричным краем и топ без бретелей. На плечи накинуто двубортное пальто из верблюжьей шерсти с воротником-стойкой.

Касаюсь висков кончиками пальцев. Ищу точки, отвечающие за снятие головной боли. Ищу способ избавиться от этих навязчивых спазмов. Прижимаюсь лбом к холодному стеклу, щекой, губами. Прошу включить кондиционер, чтобы остудить пылающую кожу.

Глаза закрыты солнцезащитными очками, чтобы не дай Бог яркий солнечный свет не вызвал ненужной слезливости.

Я не плачу и не собираюсь. Просто эта ночь далась мне с особым трудом. Чуть ли не с безумным воем. Без сна и мыслей. С освежающей головной болью и острой нехваткой кислорода от жгучей безысходности. Шикарный коктейль. Осталось добавить к нему дольку лимона для вкуса.

Мы едем по запутанным нитям улиц. Паутине из асфальта, бетона и стекла. Вливаемся в тяжелый городской смог, в бесконечный поток чужих жизней. Проплываем мимо ресторанов, клубов, магазинов, бизнес-центров. Ярких вывесок, кричащих брендов, навязчивой рекламы. В лучах нового дня, навстречу солнечному утру. Неторопливо и степенно. С чувством собственного достоинства. Так скоропостижно мною утерянного.

Я безучастно смотрю в широкое окно. Мне жарко и душно. И по большому счету безразлично, куда мы едем. В глубине души во мне теплиться понимание, что так нельзя продолжать. Хотя я и не могу придумать достойного повода, почему именно нельзя. Варианты заканчиваются на глубокомысленном «Потому».

Ровно в полдень мы въезжаем в парадные ворота кладбища. Сбавляем скорость и медленно продвигаемся по тенистым ухоженным дорожкам. Здесь тихо и спокойно. Райский уголок, если отбросить предрассудки.

Мертвый город, обратная сторона медали. В противоположность тому, что творится за его оградой. Мы живем противоположностями. По законам природы. Чтобы уметь соотносить себя с миром. Чтобы знать, чего опасаться и к чему стремиться, различать основные цвета и распознавать оттенки.