Полная дисгармония.

Романов слушает меня довольно внимательно. Многозначительно приподняв уголки губ. Его ладони продолжают лежать у меня на талии, а в потемневших глазах играют блики света. Мои словесные выпады не производят на него никакого впечатления, он просто спокойно смотрит на меня, будто решает, как поступить дальше. И все, что я чувствую – это его учащенное дыхание. И возбуждение.

Проходит минута, прежде чем он отвечает:

– Спальня на втором этаже полностью в твоем распоряжении.

Мне остается только растерянно кивнуть. И медленно подняться. Так медленно, что я ощущаю, как скользит его одежда по моей обнаженной коже. Каждый миллиметр. Из-за той близости, в которой мы находились мгновение назад. Всего мгновение.

– Это все?

– Спокойной ночи, – он тоже поднимается и проходит в гостиную. Потом вдруг останавливается и добавляет:

– С тобой приятно проводить время.

Усмехаюсь.

– И этому нас тоже учили.

Часы тянутся. Они пластичные и гибкие. Безразмерные. Вмещающие в себя бесконечное количество минут. Далеко не шестьдесят. И даже не триста шестьдесят. Заснуть не помогает ни выпитое вино, ни убаюкивающий шум прибоя. Ни холодные простыни, ни мягкие подушки.

Кровать такая широкая, что на ней можно спать в любом доступном положении. Хоть по горизонтали. Хоть по диагонали. Окна без жалюзи и штор, так что молочный свет луны падает на глянцевый пол ровной дорожкой. Из-за приоткрытой рамы, слышно как орут чайки. Истошно. Надрывно. Будто в предсмертной агонии. И главное, без перерыва. От их крика барабанные перепонки в постоянном напряжении. Вибрируют. Голова начинает гудеть. В висках ритмично стучит сердце. С отдачей в затылок.

По моим подсчетам прошел ни один час. Жду утра. Жду, когда начнет светать. Когда черное небо изменит цвет. Когда звезды начнут тускнеть.

По моим надеждам – скоро. И я продолжаю лежать дальше, даже не пытаясь уснуть. Есть вещи, с которыми остается только смириться. Как, например, с тем, что нет никакой разницы в том, где спать одной. Или не спать.

Поднимаюсь, чтобы найти сигареты. И не нахожу. Поэтому, не включая свет, отправляюсь вниз. Стараясь не создавать шума, босиком, на цыпочках, спускаюсь по лестнице. Необходимость – лучший стимулятор действия. И чем сильнее необходимость, тем решительней действия. В моем случае – вопрос жизни и смерти.

Пачка валяется на стойке. Зажигалка на стойке не валяется. И пока я размышляю над тем, как бы прикурить от новомодной стеклокерамической плиты, рядом со мной приземляется золотая Zippo. Прямо у ног. Наклоняюсь, подбираю и щелкаю колесиком.

– Не спится? – Романов сидит у окна, прислонившись спиной к стене. Похоже, сон у нас сегодня на двоих. Точнее, его отсутствие.

– Как и тебе, – говорить в темноте легче. И проще. Ночь словно набрасывает на плечи исповедальное покрывало. Разрешает. Одобряет. Ночью можно все. Если вдвоем. Неважно с кем. В любом варианте, на градус теплее. – Приготовить чаю?

Это простая вежливость. Такая проявляется только, когда больше уже проявляться нечему. Даже сарказму. Когда на все остальное требуются усилия, которых не осталось. Бывает так. Особенно ночью.

– Этому вас тоже учили? Спасибо, не надо.

Я вижу только его силуэт. Прямая спина, прямые плечи. Четкий профиль, растрепанные волосы. Спокойный ровный голос. Чуть уставший. Ни холодных взглядов, ни язвительных улыбок.

Включаю чайник и достаю кружку. Пачку чая, черного, без добавок. И пока закипает вода, пристраиваюсь на высокий стул.

– Как хочешь, – пальцы скользят по гладкой белой поверхности столешницы. Обводят тонкие прожилки в мраморе. Чтобы не молчать, спрашиваю:

– Зачем ты меня сюда привез?

Слышу его короткий смешок. Почти на бессознательном уровне. Ощущаю.

– Чтобы в четыре часа утра мне предложили чаю. Бескорыстно, – и почти тут же добавляет. – Ты хотела найти Вику?

– Уже и об этом доложили? – не удивляюсь. Удивляться с ним дело бесполезное и бесперспективное. Пора принимать очевидный факт: этому человеку известно больше, чем тебе хотелось бы. Много больше. – И где ты только берешь таких преданных?

– Они сами меня находят. Например, на Гавайских островах.

– Если ты меня имеешь в виду, то я сдам тебя при первой возможности за сто баксов.

На деле, едва ли такая возможность когда-нибудь появится. А даже если и появится, едва ли я смогу ей воспользоваться.

Он отвечает, не оборачиваясь:

– Почему так дешево? Я стою дороже.

Больше для себя пожимаю плечами.

– Дело не в деньгах, а в моральном удовлетворении.

Беру чашку в ладони, пересекаю помещение и осторожно опускаюсь рядом с ним. Так что наши плечи соприкасаются. Вытягиваю ноги и делаю маленький глоток обжигающего напитка. С удовольствием. Почти блаженным.

– Так что с Викой? – от его вопросов не так-то просто уйти. То есть, практически невозможно. Способов получить ответы у него предостаточно. Иногда не самых приятных. Испытывать еще раз на себе его фантазию не хочется. Как и ломать мгновение.

– Да, ничего. Если знаешь, где она, то скажи.

Он обнимает меня и притягивает к себе. Как-то совсем неожиданно, но при этом совершенно естественно. Легко. Его ладони просто ложатся на плечи, и мы оказываемся в непосредственной близости друг к другу. Снова в этой экстремальной, сумасшедшей близости. Когда чувствуешь тепло тела. Дыхание. Стук сердца.

– Скажу. Потом.

Все дело в его гребанной нежности. Мимолетной. В моменты, когда меньше всего ее ждешь. Точнее, от него ее вообще не ждешь. А вдруг получаешь. Это сбивает с толку. С мыслей. С выбранного направления. Это удивляет. Каждый раз. И каждый раз невозможно понять, как он в себе совмещает такие противоположные черты характера.

Отказаться от его ласковых прикосновений еще сложнее, чем найти объяснение данному феномену. Проще расслабиться. Сдаться. И всем телом ощутить силу притяжения. И силу потребности. На клеточном уровне. Там, где только инстинкты всегда все проще.

Эти мгновения приятны на ощупь. Если закрыть глаза и дотронуться кончиками пальцев до секунд. Как до хрупкого цветка. Очень осторожно. Едва касаясь. А потом втянуть слабый аромат. Тонкий, как паутинка. Едва уловимый. Но дразнящий и пробуждающий фантазию.

Если перестать брать во внимание все отягощающие.

Если перестать брать во внимание все, что было и все, что еще будет.

Если не думать и не вспоминать.

Тогда остаются лишь фантастические ощущения. В чистом виде. Без примесей.

Опускаю голову к нему на колени и подтягиваю ноги к груди. Остаюсь в кольце его рук. В очень крепком и очень сильном кольце. Надежном.

– Ты захочешь к ней поехать, – его ладони ложатся мне на виски. На пылающую кожу. Прямо туда, где отбивает ритм сердце. Под его пальцами. – Пока ты нужна мне здесь. А я тебя туда не повезу.

Я лежу на полу, свернувшись у его ног. Как преданный пес. Или того хуже, как домашняя кошка. Слушаю все эти бесполезные «нужна», «не могу», «не скажу». Пока не засыпаю. Так быстро, что не замечаю, как из под меня уплывает реальность. Так легко, как никогда не бывало в самой удобной и мягкой кровати. Так непринужденно, как под транквилизаторами. Последнее, о чем я успеваю подумать это то, что сегодня между нами было все, кроме секса. А должен быть только он. По правилам. По его правилам.

***

– Нет, – я смотрю ему прямо в глаза. В эту зеленую проникновенную глубину, где отражаются блики света. И задыхаюсь. В прямом смысле этого слова. Я стою посреди холодного великолепия холодной гостиной и как-то особенно четко осознаю свою незначительность. В прямом смысле этого слова. – Ты этого не сделаешь.

Воздуха катастрофически не хватает. Он, бл?дь, как бесценное химическое соединение. Настолько редкое, что просто диву даешься, как ты до сих пор этого не замечала. А тут на тебе. Во всем блеске своей исключительности.

У меня острая недостаточность кислорода, терпения и просто уверенных жизненных позиций, чтобы спокойно перенести данную ситуацию. Внутренний двигатель абсурда в сто лошадиных сил подыхает в изнеможении. Я обязательно последую за ним. Но чуть позже.