Вместе с Алиной в доме появляются двое мужчин. Еще двое остаются снаружи. И двое в машинах. Это очень рациональный расчет человеческих душ на квадратные метры территории. Это очень удобная шахматная комбинация со стратегической точки зрения. Если кто и может потягаться с Романовым, так это Алина. Они даже сами не подозревают, как друг на друга похожи. В своих мыслях, поступках, жестах. Взглядах… не на жизнь, а скорее на ситуацию. На жизнь такие, как они смотрят довольно снисходительно. Если не сказать, что недоверчиво. Важнее ситуация. И способы с ней справиться. Найти выход и правильное решение. Потом будет следующая, а за ней еще одна. И еще. Какая-то станет последней.

– Не буду спрашивать, как ты здесь оказалась, – Алина подходит к бару и наливает себе бокал виски. У нее хорошая способность чувствовать себя везде, как дома. Пепел от ее сигареты падает прямо на пол. Она не утруждает себя поисками пепельницы. Бриллиант на ее кольце загадочно сверкает, когда она делает небольшой глоток и задумчиво морщится от спиртного. – Все равно тебе не позавидуешь.

В отличие от Алины рядом со мной стоит пепельница. И я аккуратно стряхиваю в нее пепел. Я не чувствую себя здесь, как дома. Да и как в гостях тоже.

– Или наоборот, – замечаю я, не глядя на нее. Наугад замечаю. За что получаю острый взгляд в висок. Почти как выстрел. Но игнорирую и продолжаю отстраненно курить. Вдыхать и выдыхать дым. В потолок. – Долго еще? Мне надо в город.

Мне надо в город. Мне надо в город. Мне надо в город.

– Что ты имеешь в виду? – ее голос чуть натягивается на вопросительных интонациях. Как леска. Всего лишь чуть больше усилий для показного спокойствия.

Еще затяжка. Еще один вдох и выдох. И дым в потолок.

– У меня дела.

– Я не про это, – она замирает на месте. Хрупкой статуэткой богини. Она сводит брови к переносице, ее взгляд темнеет. Быстро, как небо в горах.

Поднимаю глаза. Отрываюсь от созерцания работы двух умелых техников. От их маленьких лептопов с синими экранами, от разноцветных проводов, соединяющих между собой телефоны, от флешек и USB хабов. Я поднимаю глаза и смотрю на Алину. Честным взглядом.

– А про что? Я не поняла, – вылетаю с темы как болид с трассы Формулы-1. Хорошо, что остались люди, с которыми это можно проделывать. Беспечно. Не задумываясь над последствиями. Хотя, глядя на будто бы заострившуюся Алину, начинаю сомневаться в этом. И в ней. – Алин, мне надо в город. И это все, что мне надо.

На данный момент.

Через четверть часа мы спокойно выходим из дома. Алина садится на заднее сиденье автомобиля и устало выдыхает.

– В памяти компьютера ничего не останется. Когда мы сюда приехали, прежде чем зайти, ребята поколдовали над системой, так что сигнал при открывании ворот не сработал. Несколько камер зациклили на повтор, какое-то время сохранится видимость, что ты еще в доме. В общем-то если не задаваться целью и пристально не следить за тобой, то обнаружить уход будет сложно, – она делает знак водителю и коротко бросает «Домой». Она берет телефон и долго изучает пропущенные звонки. Водит тонким пальчиком по экрану, раздраженно хмурится. Потом кидает его в сумочку и растерянно добавляет. – Извини, но одну запись я не удалила. Не сдержалась. Мы там так мило получились.

Я даже знаю какую. Ту, где я сижу и безразлично пялюсь в стену с глумливой улыбкой на лице, а на переднем плане Алина показывает «фак». Действительно мило получились. Так мило, что хочется прикрыть ладонью глаза и опустить вниз голову. Может быть, заранее попрощаться с жизнью. По крайней мере, успеть вспомнить все прекрасное, что в ней было. Впрочем, было не так и много. Можно не торопиться.

– Ты за меня не боишься?

– Нет, – Алина возвращается к своему телефону и кому-то звонит. Слушает своего собеседника, а потом отводит трубку от уха и говорит в полголоса мне. – Мысли масштабно. Ты не думаешь, что переживать сейчас из-за записи это то же самое, что ехать на машине с отказавшими тормозами и волноваться из-за заедающего багажника? Немного бесполезно. Все равно первое гораздо важнее второго.

Дальше мы едем молча. Она продолжает говорить по телефону. Без перерыва. То смеется, звонко и энергично, то шипит и цедит слова, словно через сито. Она сбрасывает номера и набирает другие. Сдержанно прощается, прерывает на полуслове, желает удачи, назначает встречи.

Когда мы въезжаем в город, я говорю:

– А мы ведь в одной машине, Алина. И она, как ты выразилась, несется без тормозов. Останови здесь, я выйду.

Она щелкает пальцами и просит водителя припарковаться. Смотрит на меня и задумчиво произносит:

– Тебя ждать вечером? Вернешься? Поболтаем.

Я не отвечаю. Ступаю твердо на пыльный тротуар и захлопываю за собой дверь. Автомобиль за моей спиной степенно трогается, вливается в общий поток и исчезает за поворотом. Вместе с Алиной. С ее насмешливой улыбкой и твердым взглядом. С ее платиновым святым на тонкой цепочке и вечно звонящим мобильником. Они все вместе исчезают за ближайшим поворотом.

Когда я появляюсь у Ришки, она бросается ко мне, обнимает тонкими ручками за талию и прижимается щекой к животу. Ее первая фраза:

– Я думала ты больше не придешь.

Подхватываю ее на руки и, не смотря на тянущую боль в спине, кружу в воздухе.

– Я же обещала, – утыкаюсь носом в ее короткие волосы и вдыхаю полной грудью такой нежный, детский аромат. Ее глаза светятся, ее улыбка светится. Она вся, словно наполнена светом. Рядом с ней тепло. Так тепло, что хочется зажмуриться от удовольствия. И засмеяться. Просто так. Я наглый потребитель ее радости. Я питаюсь ее положительными эмоциями. Я готова сделать все, чтобы только видеть ее улыбку. Сделать для нее. Сделать для себя. Она мой праздник. Личный праздник. В узких ладошках.

Опускаю ее на землю и присаживаюсь рядом на корточки. Треплю ее волосы и шутливо дергаю за нос.

– Я же обещала. Ты помнишь, что обещания не нарушают? Это навсегда. Это здесь, – показываю себе на грудь, а потом касаюсь пальцами ее острых ключиц.

– Тебя так долго не было, – она обвивает руками мою шею, и прижимается лбом ко мне. Наши глаза совсем близко. Наши взгляды не пересекаются – они продолжение друг друга.

Я шепчу:

– У меня для тебя предложение. Сегодня уже поздно, но завтра я приеду с самого утра, и мы пойдем гулять в парк. Хочешь?

Ее зрачки расширяются от удивления. И она быстро кивает.

– Обещаешь?

– Чего бы мне это не стоило.

Я сижу с ней до самого позднего вечера. Пока она не засыпает, пока меня не просят уйти. Если бы мне только разрешили остаться на ночь, я бы осталась. Я бы сидела рядом с ее кроватью и смотрела бы, как она спит. Все равно свою ночь мне больше некому подарить. Она никому не нужна. Кроме Ришки.

Я договариваюсь с врачами на завтрашний день. Убеждаю их, что мне можно доверять. Что мне можно доверить ребенка. На каких-то полтора часа. Я смиряюсь со словом «волонтер» и пишу расписки. Нет, я не преследую никаких целей. Да, я обязуюсь вернуться к полудню. Да, я понимаю всю ответственность и в случае чего готова нести за все ответ.

И все-таки я выхожу из центра со всеми возможными разрешениями. На полтора часа завтрашнего дня. Я вдыхаю хрустящий вечерний воздух и чувствую, как замерзают ноги. Я в растерянности стою на перекрестке и не знаю, куда дальше идти. Но в руках у меня бумаги с разрешениями. И я сжимаю их как самое ценное, что у меня есть.

И все-таки растерянность. Гнетущая. Есть шаг, но не знаешь, куда его сделать. В какую сторону. Вроде бы некуда. Нигде не ждут. Своеобразное, дерьмовое чувство. Здравствуйте, пустые вечера. Так выглядит неприкаянность. Ни дома, ни мужа, ни друзей.

Охуенно. Хоть табличку вешай «Отдамся в хорошие руки».

Ловлю такси и еду к Алине.

Алину мой визит совершенно не удивляет. Или она тщательно это скрывает. Впрочем, в любом случае, это тешит ее самолюбие. Ей нравится, когда в ней кто-то нуждается. Когда она милостиво может предложить свою помощь. Или поддержку. Или крепкое дружеское плечо.