Моральный тип контекста, который организует отношения между членами вида в управляемое и контролируемое поведение, регулирующее человеческое существование, характеризуется обязательствами, обязанностями, правами, привилегиями и соответствующими ценностями и санкциями. Наш моральный порядок чрезвычайно сложен и включает огромное множество поддающихся опознанию социальных контекстов. Чтобы адекватно с ним работать, необходимо принимать во внимание, какие типы статусов и ролей содержит контекст, как они связаны друг с другом, а также какого рода семьи, политические и экономические группы, формальные и неформальные организации являются частями контекста той или иной ситуации.

Поскольку отношения, о которых идет речь, организуют внутривидовое поведение, глубокие аффективные, нерациональные потребности и требования видовой жизни обладают чрезвычайной силой и значимостью. Символические системы, связанные с этими контекстами, выражают и пробуждают базисные человеческие эмоции, являющиеся частью поступательного потока видовой жизни. При всем при том, реалии естественной среды ощущаются и нуждаются в удовлетворении. Технические компоненты экономической жизни человека тесно связаны с такими феноменами социальной жизни, как распределение и пользование благами и услугами. В этом и других контекстах оппозиция рациональных и нерациональных понятий и ценностей находит выражение в символах, сочетающих в себе оба набора ценностей.

В нашем сложном обществе, с его крайней степенью разделения труда, более, чем в простых обществах, необходимо развитие методов упорядочения отношений между людьми, способствующих установлению сотрудничества вокруг решения общих проблем. Знаки и понятия времени, пространства, числа, класса, количества, скорости, да и сам логический метод должны все более широко использоваться, помогая сохранять порядок и действенно скреплять взаимными связями этот разнообразный, гетерогенный социальный мир. Символы, работающие в этом сложном социальном контексте, варьируют в диапазоне от высокорациональных до почти совсем нерациональных, от бесстрастных и рефлексивных слов и символов философа до нелогических символов нежной привязанности, используемых в отношениях между влюбленными или родителями и детьми [149].

Сверхъестественный, или «сакральный» тип контекста образуют взаимосвязанные сакральные представления и обряды, а также связанные с ними ценности. Сакральные представления — это системы вербальных и мысленных символов; как таковые, они могут быть названы мифами. Миф, в узком смысле слова, есть система сакральных верований. Он состоит из вербальных знаков. Эти знаки взаимно друг с другом связаны и для тех, кто их интерпретирует, обозначают и выражают значимые вещи. Для тех, для кого эти знаки обозначают реальный опыт, они служат выражением их чувств и представлений о священном и помогают связывать этих верующих со священным миром. Ритуалы — это системы символов, состоящие из взаимозависимых слов, действий и материальных символов, которые по определенным правилам связывают людей с их богами и священным миром, выходящим за пределы естественного. Согласно Дюркгейму:

Желания и надежды, страхи и тревоги, связанные с жизнью и смертью, могущественные физические требования, которые постоянно движут членами человеческого вида, все ощущения благополучия и неблагополучия, предопределенные событиями и социальными ценностями изменчивых социальных контекстов, символизируются и выражаются сакральными символическими системами. Социальная и видовая жизнь человека, обретая форму и символическую субстанцию, проецируются на этот сакральный, реифицированный уровень. Здесь символ становится воображаемым «реальным» объектом, и этот объект представляет собой то, чем человек, как он опасается, является и станет, а также то, чем, как он надеется, он является и может стать. Модифицированный моральными и техническими силами социальной группы, вид дает выражение всем своим страхам и страстным устремлениям в реифицированных мифических символах сверхъестественного.

Сакральные символы в основном нелогичны, эвокативны и экспрессивны. Они говорят о чувствах и мифических представлениях — не обязательно истинных или ложных, — которые глубоко укоренены в непрерывном потоке эмоциональной жизни вида. Слова и понятия религии могут быть логически организованы и систематически упорядочены в соответствии с принципами самых великих логиков, и тем не менее все сакральные системы такого рода базируются в конечном счете на нелогических чувствах человека. В конце концов, их достоверность и обоснованность не могут быть обнаружены ни при какой эмпирической проверке, ибо конечное значение таких мифических символов лежит за пределами обыденного опыта.

Попытки доказать или опровергнуть мифические представления, продемонстрировать их истинность или ложность методами эмпиризма глупы и неправомерны. Истина подобных символических систем не имеет ничего общего с мышлением и методами эмпирической верификации. Их истины следует искать в более широком опыте человека и его вида. Чтобы быть достоверными, они не нуждаются в поддержке или критике рационального мышления. Мифические символы и их истинность или ложность не зависят, да и не могут зависеть от методов науки. Они представляют совершенно иной порядок реальности. Они говорят о более древних и фундаментальных фактах жалкого человеческого существования. Наука не располагает средствами проверки истинности их значений. Базисные «истины», которые усвоил и передал сквозь многие тысячелетия жизни на земле наш вид, выраженные в бесчисленном множестве различных сакральных знаков и реифицированных символов, относятся к порядку реальности, выходящему за пределы понятий и методов современной науки. Наука может познавать их лишь в своих собственных категориях и несовершенным образом переводить в систему символов, нередко противоречащую самой их природе. Для ученого их естественные значения могут обнаруживаться лишь в том, что они репрезентируют, что они пробуждают и как они функционируют в социальной и видовой жизни человека. Сакральные коллективные представления — это символические системы, выражающие и обозначающие для членов группы их коллективную жизнь. Они отражают и пробуждают то, чем люди сами себя ощущают и сознают во время социального действия. Они символизируют ценности и представления группы. При том, что группа является одновременно социальной и видовой системой, такие коллективные репрезентации символизируют для людей то, что они чувствуют и думают по поводу самих себя как животных и личностей.

Три типа контекста и значимость их как адаптивных порядков, в которых работают символические системы, будет легче понять, если изобразить все это наглядно. На рис. 21 показаны различные контексты и их взаимосвязи, а также отчасти их значимость.

Рис. 21. Человеческие среды и адаптивные культурные контексты, в которых используются символы.

Кругами в левой колонке обозначены три адаптивные подсистемы: технология, моральная организация и ритуалы и верования сакрального порядка. Первые две среды (см. круги справа) составляют ту часть естественной среды, которая удовлетворительным образом контролируется в целях выживания с помощью навыков и орудий технологии и вида, в том числе с помощью врожденных способностей, ограничений, а также регулирования животной групповой жизни правилами, ценностями и санкциями моральной организации. Третью среду — неважно, воображаемую или нет — образует угрожающий, пугающий, неподконтрольный и рационально непознаваемый мир природы и человека, который неподвластен техническому и моральному порядкам и в котором всегда присутствуют смерть и катастрофа; власть над ним люди приписывают ритуальному контролю и сакральным символам религии.