Семь сцен в процессии были посвящены символам войны и военного конфликта. Былые индейские войны были сжаты в одну сцену. Одной-единственной сценой был представлен и весь продолжительный период конфликта с французами за покорение и заселение Северной Америки; поскольку этот период включал несколько исключительно важных войн, затрагивающих судьбу английской культуры и сохранение существующего в Соединенных Штатах образа жизни, то эта редукция сама по себе очень важна. Революционной войне, а тем самым, в более широком контексте, и присоединению Янки-Сити к общим действиям колоний под руководством Вашингтона и их восстанию против Англии, было посвящено только две сцены: сцена местного чаепития и эпизод, изображавший отбытие местного героя и его войск в Лексингтон. Сам Вашингтон, хотя ему и было отведено полдня в прославлявших прошлое коллективных символах, изображался не как первый человек в войне и вождь своего народа, а скорее как первый президент и человек, выступавший за прочное консервативное государство. Гражданской войне, испано-американской войне и первой мировой войне было отведено в процессии по одному эпизоду.

Каждая война, за исключением двух — войны 1812 г. и мексиканской войны[132], — оказалась так или иначе представлена (правильнее, быть может, было бы сказать «каждый тип войны», поскольку войны с французами были подведены под один тип). Символическая репрезентация иногда передает свое значение более действенно и говорит наиболее звучно, когда элементы соответствующего контекста — в данном случае, крупных войн — устраняются и отсутствуют. Немедленно возникает вопрос: были ли они отвергнуты целенаправленно, были ли они проигнорированы исходя из практической целесообразности или же ввиду их незначительности для истории города, или, быть может, существовали какие-то другие причины, не лежащие на поверхности, обусловившие их исключение?

Указанные два конфликта были отвергнуты не из-за недостатка героев. Каждый из них дал свои фигуры, занявшие видное место в книгах по местной, а следовательно, и общенациональной истории. По крайней мере одна из этих войн в силу своих последствий имела величайшее значение для Янки-Сити, сделав его таким сообществом, каким оно ныне является.

Тогда почему же они не были представлены в процессии? Это произошло не потому, что они оценивались как сравнительно менее значимые или менее затронувшие Янки-Сити, ибо испано-американская война, пусть даже и не столь значимая, была одним из немногих событий, произошедших в истории города за последние сто лет. Можно было бы предположить, что оба эти конфликта не вызвали в свое время в людях глубоких чувств и в силу этого не привнесли в душевную жизнь сообщества эмоциональную энергию, достаточную для того, чтобы обеспечить их позднейшую символическую значимость. Как мы увидим, литература, посвященная местной и общенациональной истории, свидетельствует о прямо противоположном: город был сильно взволнован, а его жители — глубоко вовлечены в ход событий. Из этих конфликтов сформировались жизненно важные значения истории. Их слияние с потоком душевной жизни сообщества решительно и глубоко на него повлияло; как мы покажем, они решительно повлияли и на саму процессию, но только в негативном смысле. Чтобы подготовиться к надлежащему анализу причин, в силу которых эти войны не попали в число символов праздничных торжеств, мы должны вкратце рассмотреть изображение других войн, выяснить их общие значения и определить, каким образом они были вписаны в целостный сценарий.

Значимость местных индейских войн, как мы увидели, была сильно принижена. Индейский набег был включен чуть ли не как всего лишь необходимый элемент периода, призванный подтвердить, что Янки-Сити, как и все уважающие себя города колоний, фигурирующие в школьных учебниках отечественной истории, может продемонстрировать свою историческую ценность в соответствии со стандартами старых школьных хрестоматий для учеников третьего класса, а также современными критериями, установленными кинофильмами, с их локальными индейскими войнами и массовыми убийствами белых.

Войны с французами, символически изображенные в осаде знаменитой крепости Луисбург, подтверждают место города в той драматической борьбе, в которой символически слились в единую романтическую ауру имена Монткама, Вулфа[133] и других, а также то, что теперь горечь истории и прежние страхи и тревоги рассеялись и улеглись. Луисбург также был фрагментом периода, выполнявшим символическую функцию, очень схожую с функцией некоторых церковных праздников в литургическом сезоне. Когда он появился и проплыл мимо смотровой трибуны, давнее прошлое подошло к концу; он подвел черту под символизмом крупной исторической эпохи. С фигуры Бенджамина Франклина, изучающего на рыночной площади Янки-Сити причины молнии, начинается история новой нации.

Революционная война тоже была наполнена духом приключений и романтики, а к ее участникам относились с тем уважением и почтением, которое нынешнее поколение должно оказывать предкам, если оно хочет публично сохранить свое самоуважение.

Гражданская война, имевшая огромнейшее эмоциональное значение, ради решения задач, стоявших перед процессией, претерпела в жизни Янки-Сити тематическое и символическое преображение из образов жизни в образы смерти. День памяти павших и кладбище; Линкольн, герой, принесенный в жертву на алтарь демократии; множество умерших, анонимно лежащих рядом с ним в сырой земле, — вот основные символы, родившиеся из этой войны (см. главу 8). Юбилейные торжества были символическим выражением жизни сообщества, а прошлая жизнь всегда переносится в настоящее в форме жизни и никогда — в форме смерти. Поэтому, несмотря на чрезвычайную значимость гражданской войны и огромное воздействие, оказанное ею на символы общественной жизни Янки-Сити, этому важному аспекту значения гражданской войны и других войн не нашлось места в процессии. Одной-единственной сцены, показывающей частную жизнь солдат из Янки-Сити, имена которых не были названы, хотя и были хорошо известны, для символических нужд процессии было вполне достаточно.

Испано-американская война и первая мировая война были представлены, но, опять-таки, анонимными и деперсонализированными существами, занимающими статусные роли, присущие военной среде. Они названы «офицерами и солдатами, часовыми и медсестрами» и т.п. Все это шаблонные персонажи в костюмах и со сценическим реквизитом, какие всегда хранятся в театральных кладовках.

Война 1812 г. и мексиканская война, согласно нашей гипотезе, не были включены в большую процессию потому, что ни экономически, ни политически исход этих войн не мог быть оценен здесь положительно, поскольку привел к потере сообществом власти и престижа. Так они и определяются в настоящее время. Вместе с тем, их эмоциональное воздействие в то время было настолько огромным, что, несмотря на искренние и разумные попытки сообщества воспроизвести в этом «подведении итогов трех столетий нашей истории» исторические факты, ответственные лица сочли эти два конфликта либо слишком тяжелыми, либо слишком неприятными для того, чтобы их можно было включить как ценные элементы в символическое представление процессии. Когда были предприняты попытки представить одного из местных героев войны 1812 г., сюжет о нем так и не был включен, несмотря на прямую связь великого могущества морской культуры Янки-Сити с теми романтическими баталиями, в которых он участвовал.

Результатом других войн были эйфория и общее благоденствие коллектива; их символы легко вызывали положительные реакции не только в постановщиках процессии, но и в аудитории. Эмоциональное же воздействие фактов, относящихся к этим двум менее благополучно закончившимся конфликтам, порождало в сообществе дисфорию[134] и утрату самоуважения. Война 1812 г. внезапно и насильственно подвела период власти и славы к трагическому концу. Мексиканская война еще более принизила значимость Янки-Сити и морского побережья в целом, прирастив к стране огромные земельные пространства и завершив тем самым дело, начатое джефферсоновской покупкой Территории Луизиана. Итоги мексиканской войны, превратившие Америку в огромную континентальную страну, усилили уже существовавшие ощущения беспокойства и фрустрации, заставив павших духом федералистов Новой Англии склониться над картами во времена покупки Луизианы. Воспоминания об этих горьких чувствах того времени связаны с возрастающим ощущением вины и чувством утраты. Эти чувства стали еще более мучительными, когда расширение Соединенных Штатов на запад благополучно завершилось и увенчалось безудержной эйфорией в связи с превращением Америки в великую нацию.