В их могилах лежали древние мертвые. Их живые потомки не одаряли их признанием по ряду причин: либо семья переехала на Запад или куда-то в другое место; либо промежуточные родственники, связывающие их с живыми, были похоронены на кладбищах, открытых позднее, которые не охватывали предыдущих поколений, но получили со стороны живых должные проявления почтения; либо никто не представлял умерших среди живых; либо живые их представители не проявляли интереса к своим предкам или не знали их. Последние две причины на самом деле образуют одну, ибо связи с умершими всегда присутствуют, но знание об этих связях или интерес к ним могут отсутствовать.

Хотя эти кладбища не получили признания семей, можно было предположить, что их украсят какие-нибудь ассоциации, однако ни одна из них этого не сделала. И тем не менее эти же самые кладбища стали объектами значительного внимания и многочисленных ритуалов, которые имели место за несколько месяцев до Дня памяти павших, с которого мы начали свои исследования. Разгадка этого парадокса уже была предложена в главе об исторических ритуалах: она — в трансформирующем символизме настоящего и прошлого. Здесь будет достаточно сказать, что очень старые кладбища утрачивают свой сакральный характер, становятся объектами исторической значимости и получают соответствующее признание.

Два наполовину действующих кладбища пребывали в этом процессе изменения. Это были старейшие из действующих кладбищ. Огромные территории были наполнены неукрашенными могилами, за которыми кладбищенские власти никак не ухаживали, за исключением разве что Дня памяти павших. Они становились менее сакральными, а большинство их участков не были достаточно «историческими», чтобы в полной мере обрести новый набор ценностей. В стабильном сообществе — таком, как Янки-Сити, — маловероятно, чтобы они столкнулись с полной утратой всякой ценности, а их земли были захвачены для какого-нибудь делового предприятия. А именно такова, по-видимому, судьба многих кладбищ в быстро изменяющихся и растущих сообществах, где социальная структура и население нестабильны, и эта нестабильность социальной системы находит отражение в неуважении людей к кладбищу как коллективной репрезентации, предназначенной для выражения их чувств по отношению к мертвым или их чувств по отношению к прошлому. В нестабильном сообществе, где изменяющаяся социальная структура отражается в неуважении к кладбищу как коллективной репрезентации и где оно не имеет более сакральной ценности, чувства, привязанные к таким группировкам, как семья или ассоциация, размываются. Сообщество утрачивает собственную ценность как целого. Без традиций и чувства социальной преемственности живые перестают ощущать социальный характер кладбища.

Когда кладбища уже не получают новых похорон, продолжающих привязывать эмоции живущих к недавно умершим, а тем самым соединять живых с древними предками цепью поколений, кладбища неизбежно утрачивают свое сакральное качество и становятся объектами исторического ритуала. Время жизни индивидов и живые значения кладбищ причудливым образом взаимозависимы, ибо и то, и другое зависит от придания им сакрального значения теми, кто живет. Символы смерти говорят, что такое жизнь, а символы жизни определяют, чем должна быть смерть. Значения человеческой судьбы всегда остаются такими, какими их сделает человек.

«Мифы», ритуалы, таинства, верования и церемонии нескольких христианских церквей Янки-Сити — протестантских и католических — изучаются здесь как коллективные репрезентации и эвокативные стимуляторы моральной и органической (видовой) жизни человека. Исследуется традиционное ядро христианского символизма. Особое внимание уделяется символизму католической и литургических протестантских церквей, несколько меньшее — символизму евангелического и кальвинистского протестантизма, до сих пор остающегося в Янки-Сити основным и господствующим вероисповеданием. Это делается отчасти для представления и интерпретации основных символов христианской традиции, а также символов могущественной массовой веры, отчасти же для того, чтобы нам было легче справиться с трудной задачей анализа различных вероисповеданий многочисленных протестантских сект.

Хотя нами были собраны объемные интервью по самым разным индивидуальным верованиям и практикам, здесь круг используемых данных и анализ верований и практик ограничиваются официально санкционированными документами и теми ритуалами, проводившимися в нескольких церквях, которые мы наблюдали. Благодаря этому выделяются некоторые основные тенденции и решается проблема ограниченного объема книги. По ходу дела можно добавить, что материалы о кинофильмах, радиопередачах, книгах и т. д. нам, ввиду ограниченного объема книги, также пришлось отсечь; начало этого исследования см. в первом томе этой серии, «Социальная жизнь современного сообщества» [139с, р. 378-421]. Анализ сакральных символов, представленный здесь, применим не только к Янки-Сити, где были собраны эмпирические данные, но и к христианской вере и практике вообще.

В нескольких главах интерпретируется структурная значимость пуританского бунта против традиционного сакрального порядка [141]. В них анализируются значения священных Матери, Отца и Сына; особо освещается жизненно важная и решающая роль семьи в детерминации христианства как системы символов. Исследуются святая жертва Послушного Сына, а также ее значимость для трагической ситуации человека и надежды человека на то, что ее можно преодолеть. Значения времени (см. часть II) подвергаются повторному исследованию в свете значений символической структуры сакрального года. Хотя эти и предыдущие главы посвящены теоретическим изысканиям, они, как правило, ограничиваются непосредственным предметом анализа; главы, составляющие часть V, будут полностью посвящены теории и ее более общим и абстрактным аспектам.

Эмпирические данные для части IV были получены из интервью и наблюдений. Все священнослужители были многократно опрошены; были собраны тексты проповедей; велись наблюдения за конгрегациями; у их членов были взяты интервью. Были собраны истории церквей (некоторые весьма добротные) и другие религиозные документы. В обществе, где отсутствует письменность — например, в обществе австралийских аборигенов, — высшими авторитетами в вопросах религии для полевого исследователя являются старейшие члены племени. Для обоснования и санкционирования собственных сакральных верований и действий они ссылаются на обычаи и слова своих предков. В письменном сообществе люди, знающие и заинтересованные, имеют свои особые религиозные верования и практики, которые можно слышать и наблюдать, но в священных или полусвященных книгах, писаниях теологов и святых тоже обнаруживаются ссылки на высший авторитет и более глубокие истины, в особенности на духовенство. Разумеется, лучшим тому примером являются различные католические и протестантские версии Библии, однако важными данными для полевого исследователя американской религии являются также Католический служебник, труды авторитетных протестантских и католических теологов, литургические и прочие «руководства» для церковных сезонов и воскресных проповедей. Сведения из всех вышеупомянутых источников были собраны и использованы в этом анализе.

Термин миф в том смысле, в каком он используется здесь, обозначает вербальную символическую систему, которая является внешним выражением внутренней системы сакральных представлений и ценностей. Обычно в большинстве культур мифы связаны с ритуалами; последние представляют собой символические практики, дающие внешнее выражение чувствам и представлениям, содержащимся в мифах. С точки зрения антрополога, термин миф применим к сакральным представлениям всех культур, в том числе и нашей собственной. В том смысле, в каком данное слово используется здесь, оно никоим образом не предполагает, что его значения истинны или ложны. В настоящее время такие суждения выходят за рамки науки. Я считаю, что социальные и психологические науки уделили недостаточное внимание проблеме использования широких и всепроникающих могущественных представлений и ценностей религии. Необходимо перебросить мост через ненужный, на мой взгляд, разрыв между ними. Теологи уделили гораздо больше внимания значениям науки для религии, нежели ученые — значимости религиозных ценностей и представлений для понимания человека. Надеюсь, что часть IV положит достойное начало движению в этом направлении.