Добропорядочный гражданин, становящийся мучеником и жертвующий своей жизнью ради моральных принципов, которые составляют фундамент и опору нации, герой, с величайшим риском и полным самоотречением одерживающий верх над безнравственными врагами родной страны, злодей, ведущий свой народ в бездну разрушения или предающий его в руки врага, и нелепый импульсивный малый, выбивающий почву из-под ног законной власти, не давая прохода прилично одетой публике даже в холле респектабельного отеля, — все эти типажи переросли свои обычные жизненные пропорции и стали символами, возбуждающими в нас самые важные чувства по поводу самих себя и нашего социального мира. Они нас успокаивают и освобождают, но в то же время связывают и контролируют, поскольку выносят нас за пределы самих себя и позволяют нам идентифицироваться с идеалами нашей культуры. Всего лишь шаг отделяет нас от священных идеалов божественности; иногда они даны непосредственно и присутствуют здесь, ведь в истории человечества герои нередко становились богами.

Культурные ценности нации сами заключают в себе могущественные символы, которые, при надлежащей обработке, становятся сюжетом и историей жизни мистического героя, злодея или дурака. Культурный герой — это привлекательный и могущественный символ, с которым можно идентифицироваться; он легко покоряет души слушателей. Для людей сторонних, непосредственно не причастных к его истории, она — всего лишь история и только, но для тех, кто лично вовлечен в драму народного защитника, борющегося со своими и их врагами, это уже не история, а «реальность». Как только «реальность» политического героя утвердится в чувствах и представлениях его сторонников, публика может верить в самые фантастические легенды и самые удивительные сказки, и точно так же доверчиво будут приниматься ею самые лживые и неправдоподобные рассказы, порочащие героя, если она чувствует «реальность» тех дурных проступков, о которых в них сообщается.

Злодей и герой — идеализации взаимозависимых, двойственных сил добра и зла — вынуждают порок и добродетель проявиться внешне в чувственной, осязаемой человеческой форме. Когда это происходит, фантазия перекраивает реальность, нерациональные и мифические символы начинают преобладать над логическими и эмпирическими, а внешние понятия об эмпирических фактах подпадают под эмоциональный контроль полуосознанных и бессознательных внутренних образов. Люди получают возможность ненавидеть и любить и черпают из этого удовольствие. Для каждого наступает время праздника. И если праздник официально не провозглашен, а праздничные шествия для выражения любви к герою не организованы, то они находят выход в неофициальных действиях, представлениях и общем возбуждении людей. Иногда поколение спустя те, кто не участвовал в происходивших событиях, пытаясь еще раз пережить эмоциональное возбуждение прошлого и принять в нем участие, официально учреждают праздник, посвященный умершему герою. Однако интенсивные удовольствия, переживаемые при поклонении ему, обычно остаются такими же безжизненными, как и он сам; когда отмечается годовщина его рождения, может быть воскрешено лишь ощущение моральной ценности. Порой творение великого художника, поэта или драматурга или представление на площади ненадолго помогают новому поколению пережить то возбуждение, которое испытывало старшее поколение, когда его герой еще ходил по земле.

В разгар политической битвы Бигги Малдун, Хью Лонг, Эл Смит, сенатор Маккарти[56], Франклин Рузвельт, а в прошлых поколениях Эндрю Джексон, Авраам Линкольн и другие — каждый по-своему пленял воображение сограждан и превращался для своего времени в человека, символизирующего добро или зло, святость или злодейство. Холодные суждения рассудка могут возобладать лишь тогда, когда мифы о сегодняшних героях перестанут пробуждать желания и страхи в тех, кто их любит или ненавидит; но даже тогда легенды о них превращаются в канонизированные мифы и моральные репрезентации, необходимые для сохранения их общества и его культурной преемственности. Символы Авраама Линкольна как клоуна и злодея умерли вместе со страхами и ненавистью прошлого, но освященный миф о «старине Эйбе», чье остроумие разило наповал его врагов, чей смех вел его самого и его народ сквозь горькие и страшные часы поражений и надвигающейся катастрофы, продолжает присутствовать в жизни всех американцев, а вместе с ним продолжают жить и народные легенды о богатыре, сумевшем-таки справиться с наемным убийцей, о большом и крепком человеке, который, будучи родом из лесной глуши и речных низин, стал великим, но остался при этом таким же простым человеком, как и любой другой. Факты и рассудочные суждения, составляющие самое объективное исследование, с легкостью вписываются в моральные допущения и ценности, т.е. социальную логику мифа о Линкольне.

Бигги — не Авраам Линкольн и не Эндрю Джексон, и не претендует на то, чтобы ими быть. Однако и ему, и другим американцам, коим довелось наслаждаться и страдать от превращения их средствами массовой информации в символы, способные возбуждать ненависть и любовь, присущи обязательные психологические и социальные атрибуты, необходимые их соотечественникам в качестве материала, могущего составить содержание их коллективных мифов.

Чтобы понять Бигги, полезно взглянуть на него так, как если бы он был героем трагедии, который — в силу требований и подспудных допущений того социального контекста, в котором он боролся за достижение успеха, — имел возможность добиться частичной, но никоим образом не полной победы. Всегда имелись какие-то скрытые, но вполне определенные силы, которые должны были вести к крушению его надежд на больший успех и на окончательный триумф. Хотя «время, не желая того» показало его человеком мужественным и бесстрашно ведущим борьбу, Судьба — явленная в форме социальной реальности и внутреннего мира его личности — не дала осуществиться его устремлениям, по крайней мере пока. В классической драме сильный человек, считающий, что с ним обходятся несправедливо, следует велению собственного «я», но, поступая таким образом, обнаруживает, что частично нарушил кодекс своей группы. Малдун, сильный человек, считавший себя хорошим человеком, с которым обошлись несправедливо, последовал призыву своего «я» и боролся за успех, пользуясь некоторыми из принятых правил своего общества; но при этом он тоже нарушил некоторые основные правила своей группы.

Такого человека, как Бигги Малдун, возможно, никогда уже больше не будет ни в Янки-Сити, ни даже в Америке, однако будут приходить другие, дабы сыграть роль героя, защитника угнетенных или простого человека, который бросает вызов немногим избранным и убивает дракона. Иные из них поднимутся до довольно высоких постов в стране, однако самых высших уровней они достигнут лишь тогда, когда научатся приспосабливаться к базисным представлениям и ценностям группы. И если их постигнет неудача, то это будет обусловлено и их неспособностью привести свои базисные представления и ценности в соответствие с теми представлениями и ценностями, которые управляют американским обществом.

В главах, составивших часть I, было представлено последовательное развитие политических событий, происходящих в непосредственном настоящем, с тем чтобы понять их символическую значимость в действиях сообщества. В главах, вошедших в часть II, исследуются исторические понятия, представления и ценности, которыми люди обладают в отношении своего недавнего и далекого прошлого, и делается это для того, чтобы узнать из их представлений о прошлом то, как они видят себя в настоящем. Таким образом, предметом анализа являются используемые для пробуждения прошлого символы и их значения. Сравниваются история как факт и история как символ, какими они отразились в праздновании трехсотлетия города, и ставятся вопросы о достоверности той и другой. Время исследуется как продукт коллективной жизни.