Объективное время, как мы уже ранее говорили, каким-то образом, предположительно, связано с окружающим человека внешним миром, особенно с движением Земли, звезд и планет. Объективное время поддается исчислению и измерению [56]. Мы полагаем, что отсчитываем его с помощью часов, календаря и тех инструментов, которыми пользуются физики и астрономы. Мы связываем объективное время с нашей социальной жизнью и регулируем с помощью часов и календаря значительную часть нашего существования. Соответственно, расставляются во времени и регулируются события. Индивид, будучи частью этого контекста действия, усваивает и интернализирует его, делая частью самого себя. Такие понятия об «объективном» времени прикладываются далее к социальному возрастному статусу, биологическому изменению, а также действиям индивида, связанным с его прохождением через возрастные статусы и события его жизненной истории. Дни, недели, месяцы и годы, привязанные к дню рождения, создают персону, которая всегда измеряется «объективным» временем, но таким, которому сам этот человек и другие люди атрибутируют также и человеческие ценности. Благодаря этому время индивида и общества может быть выражено в именах и числах.

Временные символы процессии были многочисленными и разнообразными. Было здесь объективное время хронологии и поддающихся верификации исторических референций. События человеческой жизни и хронология планет были синхронизированы. Такие референции могут быть подтверждены многими людьми и самокорректирующимися инструментами и критериями науки. Кроме того, имелись субъективные уровни, на которых причастные к ним индивиды обладали нерациональными представлениями и чувствами относительно времени. Рациональные понятия были нелогическим образом переупорядочены. Это были нерационально организованные системы чувствования. Идеи были упорядочены синкретически.

С другой стороны, символы нелогического, или субъективного, времени несут аффективную нагрузку. Эти нелогические системы чувствования не обязательно индивидуальны; чаще они социальны. Обширный мир чувств и образов, дающих им выражение, передается от поколения к поколению и изменяется под воздействием опыта. Субъективное, нелогическое (социальное) время Янки-Сити обладает способностью сжать объективное время целых полувековых промежутков и обратить его в ничто, а какие-то десять лет расширить и превратить в то, что по меркам объективного времени было бы столетием.

Символы времени (а также пространства и всех других значений) — это не только знаки умственных конструкций и логического мышления; они доступны также нелогическим системам чувствования народа и его культуры и используются ими. Более того, они подчинены потребностям и требованиям еще более глубокого уровня бытия и понимания. Нелогические значения нашей душевной жизни являются продуктами видовой группы, взаимодействующей со своими средами; значения аккумулируются в организмах, составляющих вид, и переупорядочиваются ими. Ограничения, накладываемые видом, и реальное привнесение видовых способностей в опыт и среду (принятие или непринятие наличных стимулов) ставят пределы познанию. Ибо время — и, по сути, всякое знание — не может выходить за рамки, установленные природой видового бытия. Черепаха, шимпанзе, жук-светляк и дождевой червь как виды, в силу самой своей природы и своего бытия, имеют свои собственные внутренне в них заложенные ограничения и расширения понимания. Точно так же и человек. То, что отличает человеческий вид от всех других видов, делает и его знание отличным от их знания.

Логические объективные категории времени и пространства, нелогические аффективные системы и видовые восприятия конституируют три уровня понимания. Каждый из них соотносится с теми или иными мирами реальности. Они соотносятся с физическим объективным миром, лежащим вне человека, с непрерывным организмическим миром вида и с тем, что переживает индивид, когда воспринимает в опыте самого себя. В категориях времени, физическое время есть последовательность событий (которые могут как обладать, так и не обладать формой, которую, как считается, они имеют), происходящих во внешнем для человека мире. Социальное время находится за пределами «я»; это последовательность событий (как обладающих формой, так и неоформленных), которые происходят в мире социальных отношений. Время же человеческого «я» — это последовательность событий (как оформленных, так и бесформенных), которые связаны с тем, что я собой представляю и что я делаю.

Таким образом, мы имеем три широкие категории, соотносящиеся с несколькими реальностями: объективные временные и пространственные соотнесения с физическими явлениями, социальными явлениями и явлениями «я»; нелогические системы чувствования, соотносящиеся с теми же тремя типами явлений; и видовые восприятия, которые упорядочивают опыт взаимодействия с объективным миром, выходя при этом за пределы других организмов, социально связанных друг с другом, и «я», стоящего особняком.

Эти аспекты мы еще раз проанализируем в главах, посвященных символической структуре сакрального года и характеру нерационального мышления. Теперь же нам надлежит обратиться к другой системе символов, составляющей часть того единого целого, коим является ментальная жизнь Янки-Сити.

Взаимосцепляющиеся принадлежности к различным типам американских ассоциаций насквозь пронизывают все аспекты наших социальных и статусных структур — высший, средний и низший слои, старых и новых американцев, наши экономические, политические и религиозные системы — и испытывают с их стороны обратное влияние. Соответственно, и символическая жизнь членов ассоциаций отличается разнообразием, а ее проявления многочисленны и встречаются с высокой частотой. В следующей главе мы займемся анализом, классификацией и интерпретацией многообразных деятельностей, составляющих символическую жизнь ассоциаций. В двух последующих главах будут исследоваться символические отношения между мертвыми и живыми, которые находят выражение в ритуалах культа мертвых Дня памяти павших и в кладбищах; тем самым мы приступим к изучению некоторых предельных значений, которыми обладает для американцев жизнь. Будет рассматриваться и интерпретироваться влияние смерти и других жизненных кризисов на престиж и власть врачей, священнослужителей и владельцев похоронных бюро.

Ритуалы — независимо от того, являются ли они в человеческом поведении формальными и эксплицитными или же неформальными и имплицитными, — символически устанавливают значения и социальные ценности той части мира, в которую включена группа. Они могут быть сосредоточены вокруг объекта природной среды (например, воды или пищи), какой-то части социального порядка (например, семьи или статуса, в частности, статуса правителя) или — на сверхъестественном уровне — вокруг значений и ценностей, атрибутируемых богу. Сакральные ритуалы могут совмещать в себе сразу все три аспекта; например, священная церемония тотемизма выражает значения и ценности животных, принадлежащих к природной среде, значимость семьи и клана, а также ценности и значения, приписываемые тотемическим божествам. Rites de passage — это ритуалы перехода, которым будет уделено особое внимание в части III. Они помечают собою критические моменты в жизненной карьере индивида, особенно кризисы рождения, полового созревания; вступления в брак и смерти. Ритуалы рождения, полового созревания и вступления в брак, как правило, сосредоточены на «здесь и сейчас»; ритуалы смерти выводят на передний план духовную значимость вечности.

В этой части книги наш обзор американской символической жизни охватит многие свойственные ей различия и единообразия. От систем действия настоящего времени, где политика включала в себя всех людей и все формы коммуникации, мы, рассмотрев многочисленные классовые, этнические и иные различия нашей культуры, перейдем к далекому прошлому; мы увидим живых вместе с мертвыми и через их взаимоотношения вплотную подойдем к конечным верованиям, ценностям и символам божественности. В части IV мы распространим наш анализ на священные символы христианства.