Мы должны кратко ознакомиться со свидетельствами, приведенными в достойной доверия книге по местной истории, с тем чтобы определить, как чувствовал себя Янки-Сити во время этих двух войн, т.е. выяснить, какое воздействие оказали эти события на сообщество и как они были далее оценены и концептуализированы. Один из местных историков, описывая период, последовавший после изданного Джефферсоном закона об эмбарго, отмечает:

«В газетах тех дней часто публиковались такого рода сообщения:

[12 июля 1808 г.] На сегодняшний день в нашей гавани скопилось 24 корабля, 28 бригов и 27 шхун; таков итог первых шести месяцев эмбарго, введенного фермером Джефферсоном.

[15 июля 1808 г.] Наши верфи хранят ныне спокойствие могилы. Поистине, ничто не растет на них теперь, кроме сорной травы».

Война 1812 г. спровоцировала еще большую враждебность. После проведенного в феврале 1814 г. городского собрания было составлено обращение, направленное в «достопочтенный сенат и достопочтенную палату представителей Содружества Массачусетс». В нем говорилось:

«Мы, жители Янки-Сити, что в округе Эссекс, уполномоченные выразить свое мнение по общественным делам в городском собрании, созванном в понедельник, 7 февраля 1814 года, почтительно сообщаем:

...Мы, вместе с нашими согражданами из восточных штатов, призваны рассмотреть вопрос, существует ли еще Республика, и имеем ли мы в государстве, под нажимом коего мы ныне страдаем, хотя бы какие-то права, привилегии и интересы, стоящие того, чтобы бороться за их соблюдение. У нас нет намерения подробно перечислять части той системы безрассудной общенациональной политики, которые за столь короткий срок истощили богатство нации и изнурили ее душу, парализовали работящие и трудолюбивые руки и превратили в театр преступления и порока страну, которая в последнее время была и все еще могла бы быть самой процветающей и счастливой частью земного шара».

В декабре 1814 г. состоялся Хартфордский съезд, поставивший под угрозу существование союза штатов. 16 января 1815 г. «жители Янки-Сити, созвав городское собрание, одобрили и направили энергичное обращение» в сенат и палату представителей Массачусетса. В нем мы читаем:

«Даже заключение мира не смогло бы залечить те раны, которые они [демократы Медисона и провоенная западная аграрная администрация] нанесли своей стране, или искупить их грехи, да мы и не можем надеяться на прочный мир до тех пор, пока коррупция гнездится в наших верхах и позор безнравственно и бессмысленно пролитой крови вопиет к небесам об отмщении...

С чувствами безоговорочного одобрения засвидетельствовали мы назначение вашего достопочтенного корпуса делегатов на Съезд Новой Англии [Хартфордский съезд]...

И дабы выразить наше согласие со всеми его доктринами и нашу готовность поддержать последний шанс и крайность мер, им предполагаемых, обращаемся мы к вам, и не колеблясь говорим, что будем считать Законодательное Собрание нашего штата единственным и правомочным судьей того курса, которого может потребовать наша безопасность, нисколько не обращая внимания на лиц, все еще претендующих быть Национальным Правительством, и нисколько не сомневаемся в том, что граждане северных штатов... заявят, что наши ресурсы должны быть направлены на нашу защиту, что действие законов Соединенных Штатов на нашей территории должно быть временно приостановлено и что надлежит прекратить враждебное противостояние Великой Британии со стороны свободных, суверенных и независимых штатов Новой Англии [курсив мой]».

Не только источники процветания и благосостояния города были разрушены, но и сама экономическая жизнь, которая в буквальном смысле кормила, одевала и согревала его жителей, была отобрана у него новыми западными штатами и действиями Юга во главе с Виргинией. Важное положение и огромное политическое могущество Новой Англии уступили место немощности и разочарованию. И неудивительно, что ее жителей можно было поднять на мятеж! Между тем, сегодняшние воспоминания о «назревающем восстании» 1814 г. — несмотря на то, что мятежниками были жители самого этого города, — не делают эти события истории легкими для восславления или публичного представления в качестве составной части моральной позиции города. Еще сложнее эта проблема становится тогда, когда возникает необходимость представить как часть последующего решающего периода в истории нации моральную позицию, занятую Янки-Сити и Севером по вопросу защиты Союза от восстания Юга. Мятежники южных штатов отделились, поскольку коалиция Запада с Севером поставила под угрозу их экономическое и политическое положение и образ жизни. Теперь, когда самоуважение не зависит более от сурового морального кодекса и культуры теократического пуританизма, судья Сьюолл может символически покаяться в совершенных родоначальниками злодеяниях и тем самым избавить группу от племенных ошибок. Все это относится к первому периоду творения и роста. Но кто из почитаемых предков покается в нависшем восстании Новой Англии или мужественно признает свою ошибку? Более того, кто захочет это сделать, учитывая, что результат был столь трагическим? В самый пик могущества война 1812 г. опрокинула Янки-Сити в самую низшую точку во всей его истории. Идет ли речь об объективной истории или нет — т.е. подводятся ли итоги действительных событий или нет, — было бы слишком много требовать этого от людей, воспевающих свое славное прошлое.

Тем не менее они попытались это сделать. Комиссия составила текст и сценарий эпизода, символически изображающего этот период; при внимательном прочтении этого текста обнаруживаются смущение и враждебность. Несмотря на то, что капитан капера и его команда оцениваются положительно, а море мыслится как «великая мать», приносившая большинство земных благ, члены экипажа и сам капер «Оса»[135], пользующийся местной и общенациональной славой «героического судна», не смогли найти себе спонсора. Возможно, что эпизод с их участием, подобно живой картине с образом Бенедикта Арнольда, показался непривлекательным на фоне других эпизодов. В самом тексте истории нынешние чувства по отношению к этим фактам проявляются гораздо более явно, нежели в очерке, посвященном Бенедикту Арнольду, ставшему предателем.

Мексиканская война, в отличие от войны 1812 г., прошла вдалеке от Янки-Сити и не оказала прямого и непосредственного воздействия на жизнь его обитателей [125]. Тем не менее многие мужчины из Янки-Сити в ней участвовали. Историк Калеб Кушинг, наиболее выдающийся местный общественный деятель того времени, сыграл самую активную роль в подъеме сообщества на борьбу. Он осуществлял финансовую поддержку предприятия, призывал молодых людей вступать в ряды добровольцев и сам стал активным участником войны. Он принял командование отправляющимся в Мексику полком, в составе которого были и солдаты из Янки-Сити, а со временем получил чин генерала. Несмотря на его усилия, эта война была непопулярной и встретила в его родном городе и повсюду в Новой Англии моральное осуждение. Кроме того, здесь опасались усиления могущества аграрного Юга. Современные эмоциональные последствия этой войны, вероятно, самым сжатым образом могут быть обобщены одной цитатой из книги по местной истории:

«11 мая 1846 г. Конгресс выступил с заявлением, что на американскую армию было совершено нападение на Рио Гранде, что «Соединенные Штаты и Мексика вступили в состояние войны» и что президенту Джеймсу Н. Полку[136] были даны полномочия вооружить и снарядить в помощь регулярной армии пятьдесят тысяч волонтеров. Духовенство и пресса в Новой Англии выступили против войны, и лишь очень немногие подались в добровольцы».

В целом, можно ясно увидеть, что, хотя факты прошлого и накладывают свой отпечаток на символы настоящего, эмоции былых времен гораздо эффективнее переходят в настоящее тогда, когда они находятся в состоянии соответствия с ценностями и представлениями нынешней социальной структуры.