То, что в столь тщательно контролируемых условиях могла возникнуть эта неловкая публичная ситуация, явно каким-то образом связано с символизмом. Бенедикт Арнольд, являющийся для американцев великим злодеем, сознательно и бессознательно отождествляется с Иудой Искариотом, предавшим Христа. В сознаний простых людей и высших классов Янки-Сити евреи не полностью и не до конца отождествляются с остальным сообществом. Эти люди не христиане; антисемиты часто видят в них врагов или, еще хуже, считают их предателями Христа, виновными — благодаря Иуде — в его распятии. И именно евреям публично достался символ изменника и предателя республики Бенедикта Арнольда.

Проблема становится еще более запутанной, если принять во внимание, что одним из активных членов комиссии, принимавшей решения о том, какие исторические события и герои будут изображены и как каждое событие будет представлено спонсором, была женщина из высокопоставленной аристократической семьи, некогда имевшая корни в еврейской культуре. Она и ее друзья (все — члены высшего класса) как раз и отвечали за подготовку сценария юбилейных торжеств, в котором Бенедикт Арнольд и его военная экспедиция были выставлены на ту символическую витрину исторических персонажей, с которой спонсоры выбирали свои символы.

Анализ этого происшествия и его развязки позволит нам лучше понять символическое положение данной этнической группы и ее место в американской жизни. Нам удалось установить, что тут имело место согласие, ставшее впоследствии «ошибкой», однако поскольку полевое исследование началось уже после того, как это событие произошло, мы не имели возможности получить надежные данные обо всех обстоятельствах дела. Возможности достоверно подтвердить действие таких вероятных факторов, как, например, изначального неведения относительно всего того значения, которое несет в себе образ Арнольда, у нас не было. Как правило, все говорили нам, все еще чувствуя некоторую неловкость: «Это была ошибка». Каждый предпочитал вспоминать о том, что евреи подготовили «тот замечательный сюжет» о капитане Джоне Смите, «который был представлен почти в самом начале парада».

Поскольку абсолютно очевидно, что члены комиссии имели все основания избегать неприятностей и тщательно следили за тем, чтобы этнические группы плавно включились в их мероприятия, и поскольку столь же очевидно, что у евреев не было ни малейшего желания идентифицироваться с неверностью и символом предателя, то возникает вопрос: как все-таки такое могло случиться?

Интервью, взятые после события, ясно указывали на то, что этот сюжет действительно был выбран и поручен, а объявление об «ошибке» было не более чем знаком вежливости, призванным спасти лицо. Это дополнительно подтверждается тем, что впоследствии без лишних недоразумений для спонсирования еврейской общиной был выбран символ капитана Джона Смита.

В качестве первого приближения полезно было бы рассмотреть более широкий символический контекст. До сих пор мы задавались вопросом: почему случилось так, что евреи выбрали Арнольда или же им его навязали? Однако более общий и важный вопрос, который затрагивает самые основы системы символов этого коллективного обряда и от которого напрямую зависит сделанный евреями выбор, должен звучать следующим образом: почему символ Арнольда вообще был включен в процессию теми, кто разрабатывал сюжеты, которыми ограничивался выбор религиозных, гражданских и других социальных групп? Трехсотлетняя протяженность истории очень усложняла проблему выбора исторических эпизодов. Почему же тогда тема Арнольда, с которой неловко было связываться и которую неудобно было спонсировать, попала в число немногих отобранных значимых тем? В действительности вопрос не в том, почему евреи взялись поначалу ее спонсировать, а в том, почему сама комиссия наложила печать одобрения на образ Арнольда и поддержала его в качестве подходящего героя истории города.

Необходимо привести вольные выдержки из текста, дабы понять его значимость для тех, кто его писал, и для всех остальных, в том числе и для выбравших его членов еврейской общины.

В этом описании полковник Арнольд, являющийся полномочным представителем Джорджа Вашингтона, предстает героем. О его злодействе даже не упоминается. Он возглавлял могущественную группу мужчин, отправляющихся в знаменитую квебекскую экспедицию, среди которых было немало солдат из Янки-Сити. Он был офицером и джентльменом; он был принят семьей Трейси том самом особняке, который до сих пор стоит как живое напоминание о них. Многие горожане ведут прямое происхождение от мужчин, принимавших участие в его экспедиции. Памятник на Олдтаун-Грин, посвященный им и данному событию, — известная в городе историческая достопримечательность.

Для комиссии, представлявшей высший класс, он был героем; в качестве такового он и был ею представлен, невзирая на последующие исторические и символические события. Важное значение экспедиции в Квебек, ее отождествление с рождением нации и Вашингтоном, ее аспекты, связанные с сушей и морем, все без исключения отождествляемые с Янки-Сити, сделали ее для данного города важнейшим событием войны. И возглавлял ее не кто иной как Арнольд.

Если бы спонсорство этого эпизода взяли на себя какая-нибудь организация старых янки или кто-то из старосемейного высшего класса, на первый план в этом символе вышло бы значение экспедиции, а значение Арнольда, при всей его важности, растворилось бы в более широком контексте. Его злодейство не было бы забыто, но его значимость в костюмированном шествии была бы невелика. Конгруэнтность спонсора и знака выдвинула бы на передний план текст исторического повествования.

Однако стоило возникнуть связи данного сюжета с евреями, как тут же в центре внимания оказались двусмысленная история отношений между еврейской и христианской группами, обособление этой ныне секулярной группы и отсутствие ее полной интеграции в более широкое сообщество. Активизировались все глубокие тревоги обеих групп и их чувство озабоченности своими межгрупповыми и внутригрупповыми отношениями. Евреи в действительности не могли себе позволить спонсирование такого символа; этого не допускали как их собственное самоуважение, так и те оценка и уважение, в которых они нуждались со стороны других. Кто бы ни нес ответственность за поданное предложение, сам успех празднества не позволял ни одной из сторон, вовлеченных в это спонсорство, допускать такое недоразумение.

Здесь символическая конгруэнтность есть нечто большее, нежели просто облечение данного символа (наряду с другими) в одобренную форму. Она включает в себя также связь группы с этим символом и связи других групп со спонсирующей группой и со своими собственными символами. Еврейская община и центральная комиссия, пытаясь представить могущество и престиж великого события, не заметили, что одно из лиц, участвовавших в событии, имеет свое собственное — и в высшей степени могущественное — символическое значение, плотно опутанное коннотациями предательства. Они не разглядели этого достаточно быстро. Если взглянуть на это с определенной точки зрения, уже само то, что комиссия сочла место евреев в городе таким, что они могли себе позволить спонсорство такого эпизода, не обращая внимания ни на какой символический риск, много говорит о том месте, которое занимает в сообществе эта этническая группа.