Когда сгустились сумерки и они повернули назад к конюшням, Изабелла подъехала поближе к Харриет и прошептала:

– Пригласи его на сегодняшнюю вечеринку!

– Кого? – Харриет широко распахнула свои глупые фиолетовые глазки в притворном недоумении.

– Ты прекрасно знаешь, кого, дрянная девчонка. Ты уже целый час пожираешь его глазами и всякими прочими отверстиями!

Леди Харриет Бошан была полновластной хозяйкой семейного дома в Белгравии всю неделю, пока ее родители жили за городом. Она организовывала лучшие сборища во всем Лондоне.

В этот вечер большинство исполнителей последнего музыкального хита под названием «Волосы» завалились к ней прямо после представления. Они были все еще в костюмах и гриме, и приглашенный Харриет квартет с Ямайки встретил их оглушительным исполнением «Аквариуса» в стиле калипсо.

Уже с начала эта вечеринка обещала стать одной из самых запоминающихся. Народу было так много, что серьезно настроенным парочкам приходилось тратить минут двадцать, чтобы выбраться из танцующей толпы и подняться по лестнице, ведущей к спальням; но даже после этого им нужно было дожидаться своей очереди. «Интересно, – раздраженно подумала Изабелла, – что сказал бы отец Харриет, граф в десятом поколении, если бы узнал о столь интенсивном использовании его роскошной кровати с пологом на четырех столбиках?»

Среди всего этого бурного веселья Изабелла держалась подчеркнуто особняком. Она облюбовала небольшой выступ примерно посередине крутой мраморной лестницы, откуда могла наблюдать за всеми, кто входил через парадную дверь, куда перебралась часть танцующих.

Решительно отказалась танцевать, невзирая на бесчисленные настойчивые приглашения. Столь холодно отвергла назойливые ухаживания и неуклюжее остроумие Роджера Коутс-Грейнджера, что тот в полном расстройстве чувств удалился на террасу, где был устроен бар. «Сейчас он, наверное, уже нализался до чертиков», – подумала она с мрачным удовлетворением.

Вечеринка имела такой успех, что никто из гостей не помышлял о том, чтобы отправиться куда-либо еще. Все движение через двойные тиковые двери парадного входа носило явно односторонний характер, с площади в дом; шум и гвалт нарастали с каждой минутой.

Появилась еще одна подгулявшая компания, посыпались бурные приветствия. Изабелла моментально воспрянула духом, завидев темную курчавую голову, но тут же осознала, что ее обладатель явно не вышел ростом, а когда он повернулся и удалось взглянуть на лицо, оно оказалось костлявым и болезненно бледным. И люто возненавидела его, кем бы он ни был.

С каким-то ожесточенным мазохизмом весь вечер она мусолила один-единственный бокал с шампанским; от пальцев он нагрелся, и вино стало теплым и невкусным. Поискав глазами Роджера, чтобы послать его за новым бокалом, увидела, что тот танцует с высокой худенькой девицей с наклеенными ресницами, хихикавшей столь пронзительно, что ее голос доносился даже до того места, где сидела Изабелла. «Боже, какая образина. И Роджер хорош, распустил слюни, обхаживает ее, как сутенер».

Изабелла бросила взгляд на французские часы из позолоченной бронзы и фарфора, висевшие над дверью гостиной. Без двадцати час; она глубоко вздохнула.

На половину первого дня у отца запланирован важный ланч с группой влиятельных парламентариев от консервативной партии и их женами. Как всегда, Изабелле предстояло играть роль хозяйки дома. Ей необходимо выспаться, чтобы быть в форме, но она все еще колебалась. «Где же он, черт его побери? Ведь же обещал прийти, чтоб ему пусто было. Ведь у нас все так хорошо шло, и это прозвучало, как твердое обещание».

Она еще раз отказалась от приглашения на танец, даже не взглянув на потенциального кавалера, и пригубила шампанское. Вкус был омерзительный.

«Жду до часа, и ни минутой больше, – твердо пообещала она себе. – Решение окончательное и обжалованию не подлежит».

И тут сердце ее замерло и сразу же забилось, как сумасшедшее. Музыка, звучавшая в ушах, вдруг стала куда приятнее и жизнерадостнее, эти осточертевшие толпы и гвалт куда-то отступили, мрачное настроение чудесным образом испарилось и на на его место нахлынули радостное возбуждение и предвкушение чего-то невероятно прекрасного.

Он стоял в распахнутых дверях, на полголовы возвышаясь над всеми окружающими. Прядь волос вопросительным знаком падала ему на лоб, а на лице застыло отрешенное, почти презрительное выражение.

Ей безумно захотелось окликнуть его: «Рамон, я здесь!» Но сдержала этот порыв и не глядя поставила бокал на ступеньку. Он опрокинулся, и сидевшая ступенькой ниже девушка громко вскрикнула, когда тепловатое шампанское вылилось на ее голую спину. Но Изабелла даже не услышала. Одним быстрым движением поднялась на ноги, и в то же мгновение холодные глаза Рамона остановились на ней.

Они смотрели друг на друга через головы всей этой раскачивающейся и кружащейся толпы, и казалось, были совершенно одни. Никто из них не улыбался. Изабелла всем своим существом ощутила торжественность момента. Он все-таки пришел, и произошло что-то очень важное, для чего трудно было подобрать подходящие слова. Но она поняла, что с этой минуты вся ее жизнь изменилась. Теперь все будет не так, как прежде.

Стала спускаться по лестнице, забитой обнимающимися парами, и ни разу не споткнулась. Казалось, или они сами освобождают дорогу, или же ее ноги находят дорогу между ними.

Она не отрывала глаз от Рамона. Он не сделал ни шага ей навстречу. Стоял неподвижно среди беснующейся толпы. Его поза вдруг напомнила ей огромного хищного африканского зверя, приготовившегося к прыжку; холодок пробежал по ее спине, страх и возбуждение толчками разгоняли кровь, пока девушка спускалась.

Встала перед ним, оба молчали, затем она протянула к нему загорелые обнаженные руки и, когда он прижал ее к груди, она обвила их вокруг его шеи. Они танцевали, и каждое движение его тела тут же передавалось ей, как электрический разряд.

Им не нужна была музыка; они двигались, подчиняясь своему, особому ритму. Она тесно прижалась грудью к упругим, жестким мышцам его груди; чувствовала биение его сердца, и ее соски набухли и затвердели. Знала, что он ощутил их настойчивое прикосновение, ибо сердце забилось чаще, и зеленые глаза потемнели, не отрываясь от ее лица. Изабелла прогнулась медленным, сладостным движением, напрягая сильные мышцы спины, заставляя их гордо обрисовывать линию позвоночника. Кончики его пальцев пробежали сверху вниз, слегка надавливая на позвонки, будто на клавиши музыкального инструмента. Она задрожала от прикосновения и инстинктивно подалась вперед бедрами, прижалась к его бедрам и почувствовала, как мужская плоть набухла и затвердела, как и ее собственная.

Он был для нее огромным деревом, а она обвившейся вокруг лозой; он был скалой, а она теплым тропическим течением в океане, омывавшим ее; он был горной вершиной, а она облаком, нежно обнимавшим ее. Тело было легким и свободным, плыло в его объятиях, и все исчезло вокруг. Они были одни во всей вселенной, вне законов природы, вне времени и пространства; даже земное притяжение куда-то пропало, и ноги больше не касались земли.

Рамон повел ее к дверям; она видела, что Роджер кричит что-то через весь зал. Длинная девица испарилась, он был весь красный от ярости, и Изабелла оставила его беспомощно барахтаться в толпе, подобно рыбе, угодившей в сеть.

Они спустились по ступенькам, она достала ключ от «мини-купера» из усыпанной блестками вечерней сумочки и вложила в руку своего спутника.

«Мини» мчался на полной скорости по пустынным улицам, Изабелла наклонялась к Рамону так близко, как только позволяло сиденье, и смотрела в лицо так пристально и сосредоточенно, что не обращала ни малейшего внимания на то, куда ее везут. Ей казалось, что она умрет, если сейчас, в эту самую секунду, не дотронется, не почувствует прикосновение его рук. Дрожь вновь пробежала по всему телу.