– Например, южноафриканскую, – вставил Юденич.

– Вот именно. Южная Африка имеет самую сильную армию на континенте. Киссинджер может договориться с ее правительством об отправке южноафриканских войск в Анголу.

– Но сможем ли мы противостоять юаровцам? Их коммуникации на десять тысяч миль короче наших, а войска считаются лучшими специалистами по ведению боевых действий в буше во всей Африке. Если их к тому же будет снаряжать и снабжать Америка…

– До боевых действий дело не дойдет, – уверенно заявил Кастро. – Как только южноафриканцы пересекут границу, Америка и ЮАР будут немедленно побеждены, причем не советской или кубинской военной мощью, а той политикой апартеида, что проводится самим правительством белого меньшинства.

– Поясните, что вы имеете в виду, товарищ Кастро, – попросил Юденич.

– На Западе в среде американских либералов и европейских борцов против апартеида существует столь горячее желание покончить с расистским режимом в Южной Африке, что ради этого они готовы на любые жертвы. И они предпочтут скорее пожертвовать Анголой, чем позволить южноафриканцам ее защищать. В тот момент, когда первый южноафриканский солдат перейдет границу, война будет нами выиграна. Демократическая партия США и европейские поборники так называемой демократии поднимут такой шум, что юаровцы просто не решатся вступить в бой.

Перед лицом всеобщего осуждения, столкнувшись с истерической реакцией мирового сообщества, они вынуждены будут отступить. И эта не удавшаяся интервенция решит исход всего дела в нашу пользу. Если Южная Африка зароет топор войны, ни один из западных политиков не посмеет вырыть его снова. Ангола будет нашей.

Все согласно закивали. Все, как один, генералы и министры. В который уже раз Кастро поразил Рамона своим ораторским искусством и умением убеждать окружающих. Именно по этой причине Рамон настоял на том, чтобы он лично прибыл в Москву для переговоров. Никто из приближенных Кастро не смог бы так умело повернуть этот вопрос, как только что сделал он сам. Его коварный и циничный план как нельзя лучше соответствовал менталитету советских руководителей.

«И этот человек называет меня Золотым Лисом, – усмехнулся про себя Рамон. – Да он сам король всех лис».

Однако Кастро еще не окончил свою речь. Главный козырь он приберег напоследок. Он ласково улыбнулся присутствующим, поглаживая свою густую кучерявую бороду.

– Да, Ангола будет нашей, но это только начало. После Анголы наступит очередь самой Южной Африки.

Все сидящие за длинным столом дружно подались вперед; глаза их загорелись, как у стаи волков, почуявших запах крови.

– Как только Ангола перейдет под наш контроль, мы окружим Южную Африку сплошным кольцом военных баз вдоль самых ее границ, откуда чернокожие борцы за свободу смогут безнаказанно наносить удар за ударом. Южная Африка – это главная сокровищница и экономический локомотив всей Африки. Когда она окажется в наших руках, весь континент будет в нашей власти.

Он уперся в стол своими огромными ладонями, нависая над ними, как скала.

– Я готов предоставить в ваше распоряжение столько войск, сколько понадобится для реализации этого плана, хоть сто тысяч человек. Если вы дадите оружие, снаряжение и транспорт, этот созревший плод сам упадет нам в руки. Ну что, товарищи, за дело? Объединим наши усилия и смело, твердым шагом пойдем к заветной цели!

Всего месяц спустя группа португальских офицеров, верных «Красному адмиралу» Кутиньо, передала стратегическую военно-воздушную базу в Сауримо в распоряжение полковника Анхела Ботелло, начальника службы тыла кубинской авиации. Сауримо был расположен в глубине страны, в пятистах милях от столицы Анголы, Луанды, и, стало быть, в какой-то степени застрахован от наблюдения со стороны ЦРУ и других западных разведок.

Через двадцать четыре часа в Сауримо приземлился первый транспортный «Кандид». На его борту было большое количество военного снаряжения и пятьдесят кубинских «советников». Этим же самолетом прибыл и советский военный наблюдатель, генерал-полковник Рамон Мачадо.

Для Рамона настали утомительные, но захватывающие дни. Слава о нем стремительно распространилась по всему необъятному материку; его прозвище было у всех на устах. Кубинские солдаты привезли его с собой из Гаваны.

«Эль Зорро, – шептали в разных странах и на разных языках, – у нас объявился Эль Зорро. Значит, скоро начнется».

Как и подобает лису, он находился в непрерывном движении. Редко доводилось ему проводить две ночи подряд в одной постели. А часто и постели-то не было, только земляной пол тростниковой хижины, неудобное кресло маленького самолета или грязная деревянная палуба пароходика, прокладывающего себе дорогу среди болот и песчаных отмелей какой-нибудь затерявшейся в джунглях африканской реки.

Эль Хефе, как всегда, оказался прав. Наращивание кубинского военного присутствия в Анголе не вызвало сколь-либо согласованной реакции Запада. Генералу Кутиньо удалось отвести несколько робких запросов по этому поводу, а западным журналистам был надежно перекрыт доступ в те места, где они могли раздобыть убедительные доказательства происходящего. Оружие и войска доставлялись самолетами на базу в Сауримо или же прибывали морем в Конго, в Браззавиль, а оттуда на небольших самолетах и речных катерах переправлялись в лагеря МПЛА, укрывшиеся в густом буше.

Операция в Анголе была лишь одной из многих, которыми Рамон занимался одновременно. На его попечении были еще Эфиопия и Мозамбик, не говоря уже о его обширной агентурной сети; кроме того, в его обязанности по-прежнему входила координация действий южноафриканских борцов за свободу. Ангола являла собою прекрасную новую базу для многочисленных освободительных движений. Здесь Рамон организовал учебные центры как для СВАПО, «Народной организации Юго-Западной Африки», так и для АНК, «Африканского национального конгресса».

Штаб-квартиры этих двух организаций находились в разных районах страны. СВАПО базировалось на юге, откуда ее бойцы могли свободно переходить границу с Намибией и где проживали их собственные племена, овахимбо и овамбо.

Однако Рамон по-прежнему придавал особое значение связям с АНК. Он ни на минуту не забывал о том, что Южная Африка является ключом ко всему континенту, а освободительную борьбу в Южной Африке возглавлял именно АНК. Начальником тыла АНК в Анголе был назначен его старый знакомый еще по Лондону, Рейли Табака. Вдвоем они подобрали подходящее место для главной базы АНК на севере Анголы.

Они вместе налетали сотни часов на «антоновском» военном биплане. Прочесали всю северную прибрежную провинцию Кунго, прежде чем нашли как раз то, что им нужно.

Это была маленькая рыбацкая деревушка на берегу лагуны в устье реки Чикамбы. Лагуна сообщалась с Атлантическим океаном, и во время прилива в нее могли заходить суда водоизмещением в двести тонн или около того, а оттуда они попадали прямо в фарватер реки. К тому же в нескольких милях вверх по течению находились обширные крестьянские поля. Хотя за десятилетие жестокой гражданской войны они пришли в запустение на этой ровной, очищенной от леса земле можно было без особого труда оборудовать взлетно-посадочную полосу. Сама деревня также была покинута жителями во время войны, и во всей округе не осталось местного населения, которое, в противном случае, пришлось бы эвакуировать либо уничтожить.

Тем не менее главное достоинство этого места все же заключалось в его удаленности от южноафриканских границ и военных баз. Юаровцы были грозными противниками. Подобно израильтянам, они никогда не останавливались перед нарушением международно признанных границ во время преследования партизанских отрядов. Чикамба же была вне пределов досягаемости южноафриканских вертолетов «Алуэт», а тысячи километров гористой местности, заросшей непролазными джунглями, надежно защищали ее от любых наземных карательных экспедиций со стороны буров. Новая база получила название «Терцио».