Выйдя из машины, хлопаю дверью.

Вчерашний гололед превратился в мокрую жижу.

Пряча голову в капюшоне, семеню к крыльцу, понимая, что мне не до учебы! Мне нужно найти врача, мне нужно изучить тонну информации, мне нужно…

Телефон пищит, и когда смотрю на дисплей, вижу пополнение своей карты на сумму в двести процентов, а также летящее следом сообщение: “уволься”.

Рухнув на скамейку перед гардеробом, понимаю, что теперь моя жизнь зависит от Кирилла Дубцова, потому что у меня два варианта: либо довериться ему, забросив все свои жизненные цели, либо нет.

Варианты настолько скудные, что хочется взвыть.

Рука сама тянется к животу.

Там, под моей ладонью, маленький человек. Если я хочу увидеть его через восемь месяцев и почувствовать, мне не остается ничего, кроме как довериться его отцу.

Аня

Три учебных пары тянутся долго, но не настолько, чтобы я начала изнывать от нетерпения. Все мое внимание поглощено изучением списка женских консультаций города, и я в растерянности, потому что понятия не имею, какую из них должна выбрать.

Алена сбросила адрес консультации, в которой наблюдается ее мать. Ей рожать через два месяца, и когда я видела ее в последний раз, ее живот был не таким уж огромным, чтобы я сама могла впасть в панику.

Может быть, она согласится поболтать со мной немного, хотя обнародовать перед ней факт своей беременности мне ужасно, кошмарно неловко. Я знаю, что любой из моих одногруппников и знакомых будет смотреть на меня с жалостью, как на недоразвитую дурочку, потому что еще год назад я бы и сама посчитала, что рожать в девятнадцать может только последняя дурочка.

Это не модно. Это автоматически скукожит круг моего общения до минимума, потому что от меня все будут шарахаться, как от заразной. Мне придется перевестись на заочное, и это тоже нужно обдумать.

Терзая пальцами дисплей телефона, в списке предлагаемые к заочной форме обучения специальностей универа ищу свою. Слава Богу, она там есть, что сокращает количество моих проблем на одну проблему, но на ее место тут же вылезает новая. Как мне сказать об этом деду? Хотя, за всем тем, что я планирую вывалить на него в ближайшее время, он даже не заметит. Не заметит того, что мое образование прямой кандидат на слив в унитаз.

Сидящая рядом Алёна задумчиво разглядывает свой маникюр, а я думаю, как сообщить деду о том, что собираюсь, черт возьми, замуж!

От волнения я не могу проглотить даже конфету, не то что услышать хоть слово из тех, которые монотонно начитывает лектор.

Дубцов написал, что освободится примерно в четыре часа дня, а до этого времени у него дела. Я не спрашивала какие, потому что он прислал голосовое сообщение, а это значит, что он либо за рулем, либо занят так, что у него нет времени набирать текстовое сообщение. Кажется, в последние дни он в универе почти не появляется.

От Алёны мне достоверное известно, что у него за дела такие. Дубцов в компании ее парня и своего двоюродного брата Стаса сегодня внезапно сорвался в соседний город, потому что там нашелся каким-то нужный им музыкальным автоматом. Настолько особенный, что они не поленился проехать ради него сто пятьдесят километров в одну сторону.

То, что я узнаю о его делах от других людей, делает конфету у меня во рту безвкусной.

— Если захочешь встретиться с моей мамой, только скажи, — обрывает Алёна мои мысли. — Можем хоть сегодня поехать.

— Я сегодня не могу, — качаю головой. — Передай ей привет, ладно? — смотрю на подругу.

— Без проблем, — отвечает она.

Я выгляжу ужасно помятой, но Алёна стойко игнорирует это и то, что я не с первого раза реагирую на любой ее вопрос. Я знаю, она хочет спросить меня о Дубцове, но чтобы объяснить ей причину наших с ним разногласий, я была бы должны рассказать все с самого начала, а я не хочу возвращаться в начало!

Под нервное дребезжание звонка убираю в сумку тетрадь, к которой не притронулась.

Попрощавшись с Алёной, спускаюсь на первый этаж и, забрав из гардероба куртку, выбегаю на крыльцо.

Дед ждет меня у черного кованого фонаря — нашего условного места. Уже почти два, и у меня есть время, чтобы зайти домой и переодеться.

— Вернулась, — дед подставляет мне свой локоть. — Блудная внучка.

То, что он вообще не далек от истины, заставляет немного гореть мои щеки.

Разгладив отвороты его старого пальцо, интересуюсь:

— Примешь?

— Ну, а как же, — сетует он.

Медленно бредем через парк, и вид его расслабленного умиротворенного лица запечатывает мне рот.

Я должна все ему рассказать, но прямо сейчас, единственный человек, с которым я бы хотела обсуждать свои дела — это Дубцов. Только ему я хочу доверить свои рассуждения, только его мнение хочу услышать в ответ, и больше ничьи.

Если это то, чего он хотел, то пусть забирает.

Добравшись до своей улицы, заходим в магазин, чтобы купить продуктов. Раскладывая их в холодильнике, хмуро спрашиваю деда:

— Ты вообще вчера ел?

— Перехватил кое-что, — отвечает неопределенно.

— Кое-что, это что? — требую строго.

В холодильнике шаром покати, потому что я не успела ничего приготовить. Со своей работой я вообще мало что успеваю, а теперь наша жизнь вдвойне изменится.

Я даже не уверена в том, где буду жить в следующем месяце. Очевидно, там же, где и Дубцов, потому что уверена — раздельное проживание в его планы не входит. Я не хочу раздельного. На самом деле я уже сгораю от желания его увидеть. Реальность происходящего трепетом захватывает живот, отдаваясь участившимся стуком сердца.

— Яиц отварил, не переживай, — уходит дед в ванную.

Телефон, с которым не расстаюсь ни на секунду, пищит.

“Буду через сорок минут”, — читаю сообщение от Кира.

Кирилл

“Ты был в травмпункте?”, — читаю ответ на свое сообщение.

Назойливая пульсация в правой руке до невозможности бесит, потому что мои физические возможности вдруг резко сократились. Бандажный фиксатор обездвижил руку от середины пальцев до середины предплечья. Повреждение связок и растяжение. Больно и неудобно. Так, что теперь с помощью этой руки я даже помочиться не могу, не то что комфортно вести машину или, твою мать, заняться сексом с Калининой без ее добровольного содействия.

С содействием у нее полный порядок. Она, как и всегда, отлично ведется на любую мою провокацию. Так идеально, что у меня стоит даже на звуки ее голоса. Впрочем, как обычно. Это мое личное заболевание. Настолько обширное, что я нихрена с собой поделать не в состоянии.

Блять.

Я люблю ее. Это местами примитивно. Но я не собираюсь орать об этом на каждом углу.

Не в этот раз.

В прошлый раз о том, что я ее люблю, кажется, знали все, кроме нее самой. Моя мать, моя бывшая девушка, ее дед, мои друзья. Все, блять. Кроме той, которой я давал это понять, как только мог.

Если она захочет узнать, люблю ли я ее, придется спросить у меня об этом.

“Был”, — печатаю в ответ.

“Какой диагноз?” — пишет она.

“Тебе все придется сделать самой”, — обрисовываю ситуацию на понятном нам обоим языке.

“Сегодня?”, — уточняет.

“Сегодня я верну тебя домой”, — пишу, поднимая глаза от телефона.

— Это чума-а-а-а… — эмоции Стаса зашкаливают. — Крута-а-я тема…

Мой брат с восторгом изучать стокилограммовый музыкальный автомат, пристроенный к стене. Меняет подсветку, а включенный на максимум звук долбит так, что слегка подрагивают стекла.

“Ясно”, — читаю на экране, усаживаюсь на замотанный в полиэтилен барный стул и упираюсь одной ногой в пол, чтобы сидушка не вращалась.

За этим ответом чувствую разочарование.

Я сам полон гребаного разочарования, потому что вложил в музыкальный автомат сумму, превышающую первоначальный план, и теперь все остальные статьи своих расходов придется сильно свернуть, в том числе ночевки в гостинице. Вести беременную Калинину в какую-то помойку у меня желания нет, а хороший номер стоит денег.