Сбитая с толку, я подчиняюсь. На первой странице печать. «Шекспир и компания, нулевой километр Парижа».

Моргаю.

— Нулевой километр? Это тоже самое, что и нулевая точка?

Я думаю о нашей первой совместной прогулке по городу.

— Как в старые добрые времена, — улыбается Сент-Клер. — Ладно, дождь прекратился. Пошли ещё куда-нибудь.

Я всё ещё молчу на улице. Мы пересекаем тот же мост, как и в первую нашу прогулку — я снова по внешней стороне, Сент-Клер по внутренней — и он продолжает говорить за нас обоих.

— Я когда-нибудь упоминал, что ходил в школу в Америке?

— Что?! Нет.

— Правда, целый год. В восьмом классе. Это было ужасно.

— Восьмой класс ужасен для всех, — отвечаю я.

— Ну, для меня всё было ещё хуже. Мои родители только что разошлись, и мама вернулась в Калифорнию. Я не был там с раннего детства, но поехал с нею и попал в ужасную государственную школу…

— О, нет. Государственная школа.

Он толкает меня плечом.

— Другие дети были безжалостны. Они высмеяли во мне всё: мой рост, акцент, манеру одеваться. Я поклялся, что никогда больше туда не вернусь.

— Но американским девчонкам нравится английский акцент, — выбалтываю я не думая и молю, чтобы он не заметил мой румянец.

Сент-Клер берёт гальку и бросает в реку.

— Не в средней школе. Особенно, когда парень ростом по их коленную чашечку.

Смеюсь.

— Так вот, когда год закончился, мои родители нашли мне новую школу. Я хотел вернуться в Лондон, к приятелям, но отец настоял на Париже, чтобы приглядывать за мной. И вот так я попал в США.

— Как часто ты возвращаешься? В Лондон?

— Не так часто, как хотелось бы. У меня всё ещё есть друзья в Англии, и мои бабушка и дедушка — родители моего отца — живут там, так что раньше я делил каникулы между Лондоном и Сан….

— Твои бабушка и дедушка — англичане?

— Дедушка, но гранмэр француженка. А мамины родители, само собой, американцы.

— Ничего себе. Ты действительно человек мира.

Сент-Клер улыбается.

— Говорят, что я больше всего похож на дедушку-англичанина, но это только из-за акцента.

— Не знаю. Я думаю о тебе больше как об англичанине. И ты не только говоришь, как англичане, ты внешне на них похож.

— Правда?

Он удивлён.

Я улыбаюсь.

— Дело в... нездоровом цвете лица. Я в хорошем смысле, — добавляю я, увидев его встревоженное лицо. — Честно.

— Ага, — искоса смотрит на меня Сент-Клер. — В общем. Прошлым летом я был не в силах видеть отца и впервые провёл всё лето с мамой.

— И как всё прошло? Уверена, девочки больше не дразнили тебя за акцент.

Он смеётся.

— Нет, не дразнили. Но я ничего не могу поделать с ростом. Я всегда буду коротышкой.

— А я всегда буду чокнутой, как мой папа. Все говорят мне, что я пошла в него. Он такой же... чистоплотный, как я.

Он, кажется, действительно удивлён.

— А что плохого в чистоплотности? Я вот жалею, что плохо организован. И, Анна, я никогда не встречал твоего отца, но гарантирую тебе, что ты на него совсем не похожа.

— Откуда ты знаешь?

— Ну, начнём с того, что он напоминает куклу Кена. А ты красавица.

Спотыкаюсь и падаю на тротуар.

— Ты цела? — Его глаза полны беспокойства.

Отвожу взгляд, поскольку он берёт меня за руку и помогает мне встать.

— Всё хорошо. Отлично! — отвечаю я, стряхивая песок с ладоней. Боже, я чокнутая.

— Ты ведь замечала, как на тебя смотрят парни? — продолжает Сент-Клер.

— Они смотрят только потому, что я всё время выставляю себя дурочкой.

Поднимаю оцарапанные ладони.

— Вон тот парень смотрит на тебя прямо сейчас.

— Что?.. — Поворачиваюсь и вижу, как на меня смотрит молодой человек с длинными тёмными волосами. — Почему он на меня смотрит?

— Думаю, ему нравится то, что он видит.

Краснею.

Сент-Клер продолжает объяснять.

— В Париже распространено признавать кого-то привлекательным. Французы не отводят глаза, как представители других культур. Разве ты не замечала?

Сент-Клер думает, что я привлекательна. Он назвал меня красавицей.

— Гм, нет, — отвечаю я. — Не замечала.

— Хорошо. Открой глаза.

Но я вижу только голые ветки, детей с воздушными шарами и группу японских туристов. Где угодно, внимание обращают только на Сент-Клера.

Мы снова останавливаемся перед Нотр-Дамом. Указываю на знакомую звезду и откашливаюсь:

— Загадаешь желание?

— Ты первая.

Он озадаченно наблюдает за мной, словно пытается что-то понять. Кусает ноготь большего пальца.

На этот раз я не могу ничего с собой поделать. Я думала об этом целый день. О нём. О нашей тайне.

Я желаю, чтобы Сент-Клер снова провёл со мной ночь.

Он встаёт на красновато-жёлтую бронзовую звезду после меня и закрывает глаза. Я понимаю, что он должен пожелать здоровья своей матери, и чувствую себя виноватой, что сама не подумала об этом желании. Мои мысли только о Сент-Клере.

Почему он занят? Сложилось бы всё по-другому, если бы я встретила его раньше Элли? Сложилось бы всё по-другому, если бы его мама не была больна?

Он сказал, что я красивая, но я не знаю, был ли это комплимент кокетливого дружелюбного ко всем Сент-Клера, или личное признание. Я вижу того же самого Сент-Клера, что и все остальные? Нет. Я так не думаю. Но я могла по ошибке принимать нашу дружбу за нечто большее, потому что я хочу, чтобы наша дружба была чем-то большим.

За ужином волнение постепенно угасает. Мы выбрали уютный ресторанчик, заросший плющом, и с дровяным камином. После еды прогуливаемся с набитыми животами в приятном трансе от шоколадного мусса.

— Давай вернёмся домой, — говорит Сент-Клер, и моё сердце отбивает барабанную дробь.

Дом. Мой дом и его дом тоже.

На вахте всё ещё никого нет, но Нейт в своей комнате.

— Анна! Этьен! — высовывается он из двери.

— Привет, Нейт, — дружно отвечаем мы.

— День благодарения прошёл как надо?

— Да. Спасибо, Нейт, — говорим мы.

— Мне проверить вас позже, ребят? Правила вы знаете. Спать в комнатах представителей противоположного пола запрещено.

Моё лицо пылает, а щеки Сент-Клера покрываются пятнами. Верно. Это правило. Его-то — мой любящий правила, законопослушный мозг — удобно «забыл» вчера вечером. Но всем известно, что это правило постоянно нарушают.

—Нет, Нейт, — говорим мы.

Он качает своей бритой головой и возвращается в комнату. Но дверь снова быстро открывается, и в нас летит горстка чего-то, прежде чем дверь захлопывается.

Презервативы. Боже, как унизительно.

С ярко-алым лицом Сент-Клер подбирает крохотные серебряные квадратики с пола и засовывает в карманы пальто. Мы не говорим, даже не смотрим друг на друга, пока поднимаемся по лестнице на мой этаж. Мой пульс ускоряется с каждым шагом. Сент-Клер пройдёт за мной в мою комнату, или Нейт уничтожил всякий шанс?

Мы доходим до «места посадки», и Сент-Клер чешет голову.

— Э-м-м...

— Так...

— Я переоденусь в спальное. Всё нормально? — серьёзно спрашивает он и тщательно изучает моё лицо.

— Да. Я тоже… приготовлюсь ко сну.

— Увидимся через минуту?

Перекатываюсь на стопах от облегчения.

— В твоей или моей?

— Поверь мне, ты не захочешь спать в моей кровати.

Он смеётся, и мне приходится отвернуться, потому что я хочу, чёрт возьми, хочу спать в его кровати. Но я понимаю, что он имеет в виду. Верно, моя кровать более чистая. Спешу в свою комнату и переодеваюсь в земляничные штаны и футболку с атлантского кинофестиваля. В таком не возникнет мыслей, что я хочу его соблазнить.

Словно я знаю, как это делать.

Сент-Клер стучит в дверь несколько минут спустя. На нём снова белые штаны в синюю полоску и чёрная футболка с эмблемой, в которой я узнаю логотип французской группы, которую он слушал ранее. У меня начинаются проблемы с дыханием.