— Я был занят, — оправдывается Сент-Клер.

Я гляжу на него.

— Я просто дразнюсь.

— Хватит вести себя как чёртова злючка.

— Я не злючка. Даже не гадина и не бестия, так что забудь про свои чёртовы англицизмы…

— Достала.

Он забирает свою сумку у Мер и хмурится на меня.

— ЭЙ! — кричит Мер. — На носу Рождество. Хо-хо-хо. Украшайте залы. Не ссорьтесь.

— Мы не ссоримся, — одновременно отвечаем мы.

Она качает головой.

— Проехали. Сент-Клер прав. Давайте уйдём отсюда. У меня от этого места мурашки по коже.

— А мне здесь нравится, — признаюсь я. — Кроме того, лучше смотреть на ленты, чем на дохлых кроликов.

— Только не надо снова про зайцев, — вздыхает Сент-Клер. — Ты такая же плохая, как Рашми.

Мы пробираемся через рождественскую толпу.

— Я понимаю, почему она была расстроена! Их так вывесили, словно они умерли от кровотечений из носа. Это ужасно. Бедная Исида.

Все магазины в Париже пытались перещеголять друг друга красочными витринами, и мясник не сделал исключение. Теперь я «любуюсь» на мёртвых кроликов каждый раз, как хожу в кино.

— В случае если вы не заметили, — говорит он. — Исида совершенно жива и здорова на шестом этаже.

Мы проходим через стеклянные двери и оказываемся на улице. Всюду носятся люди, и на мгновение, мне кажется, что я приехала к отцу на Манхэттен. Но появляются знакомые фонарные столбы, скамьи и бульвары, и иллюзия исчезает. Небо бело-серое. Висит снег, но он никогда не идёт. Мы пробираемся через толпу к метро. Воздух холодный, но не горький, и окрашен дымкой.

Сент-Клер и я продолжаем ругаться по поводу кроликов. Я знаю, что они ему тоже не нравятся, но он хочет спорить по любому поводу. Мер начинает кипеть.

— Ребят, может, заткнётесь? Вы мне просто кайф от праздника ломаете.

— Говоря о кайфе. — Многозначительно смотрю на Сент-Клера и обращаюсь к Мер: — Я всё ещё хочу покататься на колесе обозрения, которых понаставили вдоль Елисейских полей. Или на том гигантище с красивыми лампочками на площади Согласия.

Сент-Клер впивается в меня взглядом.

— Я бы попросила тебя, — говорю я ему, — но знаю, что ты ответишь.

Словно я дала ему пощёчину. Боже. Что со мной?

— Анна! — одёргивает Мер.

— Извини.— Я в ужасе опускаю глаза. — Не знаю, что на меня нашло.

Перед супермаркетом зазывает покупателей мужчина с красными щеками. Он продаёт корзины с устрицами во льду. У него, должно быть, заледенели руки, но в ту секунду я с радостью была готова поменяться с ним местами. Пожалуйста, Сент-Клер. Пожалуйста, скажи мне хоть что-нибудь.

Он пожимает плечами, но с усилием.

— Лады.

— Анна, были вести от Тофа? — спрашивает Мер, отчаянно нуждаясь в смене темы.

— Да. Мне пришла от него электронка вчера вечером.

Честно говоря, некоторое время я прекратила думать о Тофе. Но так как Сент-Клер снова чётко и ясно дал понять, что в его сторону даже не смотри, мои мысли снова вернулись к Рождественским каникулам. Я так мало болтала с Тофом или Бридж в последнее время, потому что они очень заняты делами группы, а мы все потонули в учёбе, поэтому было неожиданно — и волнительно — получить вчерашнюю электронку.

— Что он написал? — интересуется Мер.

прости чтто ниписал. репитиции задалбали. уржался что француские голуби хавают пративазачатчные семена. долбанутые парижане. нужно сувать их в нашу пиццу ато в этом году 6 залетов. бридж тряпанула ты приедешь на наше шоу. жду, аннобэль ли. поки. тоф.

— Черканул пару строк. Но он ждёт не дождётся встречи со мной, — добавляю я.

Мер смеётся.

— Ты, должно быть, сама не дождёшься.

Мы пугаемся звона бьющегося стекла. Сент-Клер пинает бутылку в сточную канаву.

— Ты в порядке? — спрашивает его Мер.

Но он поворачивается ко мне.

— Ты хоть открывала сборник поэзии, что я тебе купил?

Я так поражена, что отвечаю только через минуту.

— М-м-м, нет. Он ведь только в следующем семестре, правильно? — Поворачиваюсь к Мер и объясняю: — Он купил для меня стихи Неруды.

Она поворачивает голову к Сент-Клеру. Тот прячет лицо от её наблюдательного взгляда.

— Да, было такое. Я просто интересовался. Ты совсем о нём не говорила... — Он удручённо затихает.

Строю ему рожицу и поворачиваюсь к Мер. Она тоже расстроена. Боюсь, я что-то упустила. Нет, я знаю, что что-то упустила. Я лепечу, пытаясь развеять странную тишину.

— Я так рада вернуться домой. Мой самолёт, если правильно помню, в шесть утра в субботу. Нужно встать безумно рано, но это того стоит. Я должна прилететь заранее, чтобы увидеть «Ужасы по дешёвке».

— Их шоу в субботу, — добавляю я.

Сент-Клер поднимает глаза.

— Когда твой самолёт?

— В шесть утра, — повторяю я.

— Мой тоже. У меня пересадочный рейс через Атланту. Уверен, мы летим в одном самолёте. Давай поедем на одном такси.

Внутри меня что-то перекручивает. Не знаю, хочу ли я этого. Всё так запуталось с этим поссорились-не поссорились. Пытаюсь придумать отмазку, как мы наталкиваемся на бездомного с всклоченной бородой. Он лежит на картонке перед метро. Сент-Клер шарит по карманам и кладёт все свои деньги в чашку бездомному.

— Жуаййо Ноэль[40].

Он поворачивается ко мне.

— Ну что? Такси?

Я оглядываюсь на бездомного, прежде чем дать ответ. Он ошеломлён суммой в своих руках. Лёд, покрывший моё сердце, трескается.

— Во сколько нужно встретиться? 

В дверь настойчиво стучат. Резко открываю глаза. Первая связная мысль -ai, -as, -a, -ames, -ates, -erent. Почему мне снится прошедшее время -er глаголов? Я вымотана. Так устала. Так хочется спа-а-а… ЧТО, ЧТО, ЧТО? Ещё одна дробь ударов вырывает меня из сна, и я кошусь на часы. Кто, чёрт возьми, выбивает мою дверь в четыре утра?

Постойте. Четыре часа? Разве я не должна?..

О, нет. НЕТ, НЕТ, НЕТ.

— Анна? Анна, ты там? Я прождал в лобби пятнадцать минут. — Скрип половиц, и Сент-Клер тихо ругается. — Я вижу, свет не включён. Блестяще. Могла бы сказать, что решила добираться сама.

Выпрыгиваю из кровати. Проспала! Не могу поверить! Как такое возможно?

Шаги Сент-Клера удаляются. Чемодан тяжело уезжает следом. Распахиваю дверь. И хоть свет в коридоре приглушён в такое время, я моргаю и прикрываю глаза.

Сент-Клер оборачивается. Он поражён.

— Анна?

— Помоги, — задыхаюсь я. — Помоги мне.

Он бросает чемодан и бежит ко мне.

— Ты в порядке? Что произошло?

Затаскиваю его в комнату и включаю свет. Комната предстаёт в полном хаосе. Мой багаж с застёжками-молниями открыт, одежда свалена, точно акробаты. Туалетные принадлежности разбросаны вдоль раковины. Простыни скручены в узлы. И я. С запозданием вспоминаю, что мало того, что мои волосы торчат во все стороны, а на лице крем от прыщей, на мне также фланелевая пижама с изображением Бэтмэна.

— Не может быть, — ликует Сент-Клер. — Ты проспала? Я разбудил тебя?

Падаю на пол и отчаянно пихаю одежду в чемодан.

— Ты ещё не упаковала вещи?

— Я собиралась закончить утром! ТЫ, БЛИН, ПОМОГАТЬ СОБИРАЕШЬСЯ?

Тяну застёжку-молнию. В неё попадает жёлтый символ Бэта, и я кричу от расстройства.

Мы не успеем на самолёт. Мы не попадём на самолёт, и всё это моя вина. И кто знает, когда следующий рейс. Мы застрянем здесь на весь день, и я не успею на концерт Тофа и Бридж. И мама Сент-Клера будет плакать, когда ей придётся поехать в больницу без него на свой первый сеанс внутреннего облучения, потому что её сын застрянет в аэропорту на другом конце света по МОЕЙ ВИНЕ.

— Хорошо, хорошо.

Сент-Клер берет молнию и пытается высвободить мои штаны. Я издаю странный звук, средний между стоном и визгом. Чемодан наконец-то меня отпускает, и Сент-Клер кладёт руки на мои плечи, чтобы успокоить.