— Я и не шучу. — Он не улыбается и говорит вполне серьезно, по крайней мере, я не вижу обычного Аристова, к которому уже привыкла.

Того, которому противостояла все это время. Я нервно сглатываю и снова изучаю каменный выступ, пытаясь разобраться в эмоциях, которые накрывают меня в момент.

— И часто ты бываешь в этой глуши?

— Не особо. Не близкий путь. — Отвечает сухо и, кажется, чего-то ждет. — Место практически заброшенное. Адекватных людей ты здесь редко встретишь. — Усмехается, а я хмурюсь.

— Звучит, как диагноз.

— Так и есть. — Пожимает плечами и смотрит на меня, заставляя отводить взгляд в сторону. — Только псих мог издеваться над тобой.

По коже медленно ползут мурашки от его слов. Правду говорит? Или…

— Что там написано? — Указываю на надпись с неизвестными мне буквами.

— Что-то вроде "прости меня, Цветкова, я — дебил", — говорит с серьезным выражением лица, а я удивленно поднимаю брови, не зная что ответить, — а вообще там фраза на латыни. Я в ней не спец, но Гугл утверждает, что переводится она, как "не теряй надежду".

Молчу, а Аристов не отрывает от меня взгляда. Тишина, которая повисла после его слов, давит так сильно, что ладошки мигом влажнеют от волнения. Я ведь должна что-то ответить? Но, что?

— Я… — Начинаю, но в горле пересыхает. — Я…

Такое ощущение, что меня вызвали к доске, а я не подготовлена и ничего не знаю. Совсем на меня не похоже. Аристов хмурится, а я так и стою с открытым ртом, как рыбка, которую волной выбросило на берег.

Данияр сейчас прощения попросил, или мне показалось?

Начинаю часто моргать, а он еще больше хмурится, усиливая мой внутренний диссонанс.

— Цветкова, ты дар речи потеряла? — Спрашивает, подходя еще ближе и глядя прямо в глаза, на что я лишь отрицательно качаю головой.

Сердце замирает, а потом бьется с удвоенной силой, и как раз в этот момент в кармане пиджака вибрирует телефон. Я неловко достаю его, стараясь не обращать внимания на то, что Аристов наблюдает за всеми моими действиями, не собираясь отходить. На экране высвечивается входящий вызов от Петра Ивановича, и я нервно сглатываю. Как-то совсем не вовремя он звонит, а может наоборот.

— Мне домой надо. — Убираю телефон обратно в карман, не отвечая и поправляя пиджак с толстовкой, в которой очень комфортно.

Молчит. Внимательно смотрит на меня, от чего щеки начинают гореть. Ждет моего ответа, а я не знаю, что должна сказать. Прощаю? Боюсь, что солгу. Не прощаю? Это ведь тоже не правда. Волнуюсь еще сильнее, и он нисколько не пытается разбавить атмосферу какой-то колкостью или усмешкой вроде "Цветкова, ты что поверила?!". Убивает ожидающим взглядом и не произносит ни слова.

Если в мире еще не было случая, когда перепонки лопнули от тишины, то скоро его точно опубликуют в каждой газетенке и выставят напоказ в интернете.

— Хорошо, — наконец-то, говорит Данияр и отступает, — поехали.

Идет вперед, а я бросаю последний взгляд на изображение, стараясь его запомнить. Чувствую себя немного гадко, потому что так и не ответила Аристову, а он вроде как попросил прощения. Молчит и хмурится всю дорогу до спорткара, но я не успеваю дотронуться до ручки. Он сам открывает и ждет, когда я сяду, тем самым усиливая мое самопоедание.

Вот на Макса я не могла долго злиться. Сколько бы он не говорил "прости", я отвечала "забудь" или "понимаю", а тут…

Тут было что-то другое. Не могла переступить через себя и махнуть рукой. Аристов долго и упорно убеждал меня в том, что он отменный гад, а сейчас просит за это прощения. Нонсенс, который в голове не укладывался.

Данияр молча садится за руль и отъезжает от парка, пока я смотрю в окно на отдаляющиеся жуткие ворота и темные деревья. Почему-то в грудной клетке расползается странное чувство, похожее на сожаление. Боже! Хочется схватиться за голову и закричать: "Хватит! Мысли, остановитесь!".

Телефон снова вибрирует, и я достаю его, вглядываюсь в экран. Открываю сообщение от Петра Ивановича и замираю. Не может быть…

Тест положительный…

Жарковский — мой отец…

— Все в порядке? — В сознание врывается голос Аристова, который бросает на меня вопросительные взгляды, одновременно ловко выруливая на нужную улицу.

Ничего не отвечаю, потому что не знаю, а в порядке ли?

Если Петр Иванович захочет меня забрать, то как быть с Олежкой? И как сообщить об этом Владимиру? Это ведь все нужно сделать…

— Так, Цветкова, говори, что произошло. — Хмуро произносит Данияр, паркуясь около моего подъезда.

— Ничего… — Отвечаю, убирая телефон в карман, при этом руки потрясывает, будто у меня высокая температура.

Поднимаю голову и вижу отчима, который проходит к двери и бросает на машину злобный взгляд. Только этого мне не хватало…

— Ясно, — цедит сквозь зубы Аристов, глядя вперед, и когда я дотрагиваюсь до ручки пальцами, чтобы скорее уйти, хватает меня за запястье, останавливая и вынуждая посмотреть ему в глаза, — Цветкова, если не можешь принять мою помощь, то учись защищаться.

Данияр

— Резче! Резче! — Аристарх ходит кругами, пока я бью по груше, прокручивая в голове эту чертову поездку в парк. — Резче, Данияр! Не расслабляйся! — Его голос пульсом отдает в висках, и я ускоряюсь, пытаясь выбраться из состояния, в которое впал.

Мне нужно было получить разрядку.

Избавиться от злости, которая пропитывала ткани организма, стоило только увидеть реакцию Цветковой на отчима. Она упорно не говорила, что произошло. Если не тронул, то что? Высказал свое гнилое недовольство по поводу моего приезда? Скорее всего так, потому что я действительно приезжал, и этот недочеловек не только видел меня, но и пропищал, что Лики нет дома.

— Все! Закончили! — Аристарх подходит в тот момент, когда прислоняюсь лбом к груше и восстанавливаю дыхание. — Отдохнул бы, а то сдуешься быстро. И отлежись. Не хватало еще, чтобы на меня всех собак повесили. — Тренер хлопает меня по плечу, а я киваю.

Чудо, что он вообще позволил войти в зал. Но, наверное, мой вид и выражение лица сыграли важную роль. Аристарх хорошо меня изучил, поэтому дал добро на тренировку.

Янкевич тоже позволял сбросить пар, только сегодня у него были дела, а мне одному шарахаться по его клубу было не в кайф.

Быстро побрел в душ, ведь скоро у Цветковой закончится рабочий день, а я должен ее поймать и добиться вразумительного ответа на свое предложение.

Гениальная идея посетила мою дурную голову еще в парке. Не зря я считал это место особенным. Набрел на него случайно. Вроде простой ничем непримечательный камень, а кто-то превратил его в настоящий шедевр, оставив свой след. Наверняка, этот человек страдал, иначе, как объяснить крест и надпись?

Собственно, я не задавался вопросом об авторстве. Просто приезжал туда, когда становилось совсем хреново. Прекрасное место, где можно было подумать и побыть в гордом одиночестве, которое мог нарушить лишь какой-нибудь местный маньяк. Пустить туда Цветкову оказалось лучшим решением. В голубых глазках я увидел сомнения. В них не было злости, ненависти или отторжения. Она сомневалась, а когда услышала извинения и вовсе растерялась.

Это прорыв, и я должен ее дожать.

Срочно.

Я не видел Цветкову несколько часов, а у меня началась ломка, как у наркомана. Не знаю, что они испытывают в этот период, но мне хотелось кидаться на стены, лишь бы быстрее оказаться около фитнес-центра и увидеть Ангела.

Так и сделал.

Игнорировал звонки отца, пока смотрел на заветные двери, из которых должна была выйти Лика, но она не появлялась.

Ожидание бесило.

Никогда не был партизаном-выжидателем, поэтому уже через пять минут окончания рабочего дня Цветковой я влетел в здание и насел на охранника, который показал, где сейчас находится Ангелочек.

Пройти внутрь не составило большого труда. Всего одна купюра секьюрити, пропахшему жареными пирожками.