— Она глаза… не открывает… — Заливается плачем, от чего по коже бегут мурашки.

— Ох, чтож творится-то, а? — Голосит бабулька в грязной кофте и поднимает руки вверх.

Накрывает.

Моментально.

— Макс, бойца забери и ментам позвони. — Сухо бросаю и подлетаю к двери, сразу дергая на себя.

Открывшийся вид заставляет чуть ли не завыть от боли и чувства вины.

— Дан… — Визжит Олежка и порывается ко мне, но Круг его останавливает.

— Убери ребенка, сказал!!! — Рычу, скрипя зубами, и вхожу в квартиру, где упырь уже потирает руки и лыбится.

— Защитничек пришел, — говорит гнусливо, а я вижу на его руке тот самый кастет, — я и тебе оформлю. Иди сюда.

Данияр

— Мы не можем вот так просто замять это дело, Александр Алексеевич, со всем уважением, но… — Голос полицая доносится до меня через пелену, которая виснет с того момента, как я оказался в стенах доблестных органов правопорядка. — … ваш сын избил человека чуть ли не до смерти.

— О каком человеке ты говоришь?! — Холодный тон отца усиливается раздражением, даже галстук ослабил и побагровел от злости. — Алкаш практически девчонку изнасиловал, а ты моего сына в преступники записываешь?! Я… — Замолкает, поглядывая на меня, после чего выдыхает и выпрямляется. — Выйди. — Кидает мне. — Подожди на улице. Выйди, сказал!!!

Спокойствие великого Аристова подошло к концу, и он с нетерпением ждал, когда дверь за мной закроется.

Наплевать.

Внутри выжженное поле и одна картинка.

Ангел на полу. Кровь на лице, и эта мразь с кастетом.

Слезы и душераздирающий крик Олежки.

Я снова опоздал.

Она не шевелилась.

Без сознания.

Мой мозг отключился.

Злость взяла верх, и я ничего не мог с этим поделать.

Просто бил, пока тело урода не обмякло подо мной, но даже это не останавливало.

Оттащили.

Сирены.

Менты.

Скорая.

Крик мелкого…

Шумно выдохнул, оказавшись на улице.

Никогда не забуду ноябрь.

День, когда я облажался. В очередной раз не успел.

Вдыхаю морозный воздух так глубоко, что легкие обжигает. Это не помогает. Ни капли.

Стою, смотря на темное небо, с которого падают снежинки, как в тот день, когда я ее целовал…

Чертова горечь пропитывает не только слюну, а каждую клетку организма.

Не могу успокоиться.

Себя ненавижу.

Что не смог защитить. Сделал еще хуже, чем могло быть.

— Замерзнешь, придурок. — Макс кидает мне куртку, которую я сжимаю в руках, не спеша натягивать на себя, чтобы холод хоть немного привел мысли в порядок.

— Ты здесь откуда? — Хриплю, пока Круг хмуро смотрит на меня.

— Тачку твою пригнал.

— Мамка разрешила от юбки оторваться? — Бросаю со злостью, хотя понимаю, что он не виноват в том, что произошло.

— Поехали в больницу. — Говорит, игнорируя мои слова, и кивает на спорткар, а я протягиваю руку за ключами, но Круг отрицательно машет гривой. — Я за рулем. Ты не в том состоянии.

Кривлюсь, сжав кулаки, но он прав.

Мне сейчас хочется раздолбать себе голову о первый попавший кирпич. Только жаль, что не поможет. Это не исправит моей ошибки.

Накидываю на себя куртку и иду к машине. Макс садится за руль, а я смотрю на свои руки. Все в крови мрази, которую я бил.

И убил бы. Если бы не оттащили…

Сглатываю вязкую слюну, снова сжимая кулаки.

— Где мелкий? — Спрашиваю, вспоминая вновь и вновь его плач, который мне сердце на части порвал.

— Забрали. — Сухо отвечает Круг, направляясь в городскую больничку. — Теперь отец Лики сможет его усыновить.

Отворачиваюсь к окну, чтобы не показать своих эмоций.

Хорошая новость, только чего это стоило…

Больница пропитана едким запахом медикаментов. Противный аромат, напоминающий о том, где я нахожусь. Слушаю врача и ловлю на себе испуганный взгляд одной медсестрички.

Понимаю, дорогуша…

Руки разбиты.

Рубашка в крови, да и на лице наверняка остались красные капли. Но…

Если бы вы видели, что происходит в душе, то убежали бы от ужаса.

К Ангелу нельзя. Спасают лишь пятитысячные. Медсестричка подрывается и прежде, чем дать халат и пустить в палату, обрабатывает мне руки. Сила денег, мать их…

Многочисленные гематомы.

Перелом ребра.

Сотрясение.

И ссадины на лице.

Вот чего стоило Цветковой самозащита.

Вхожу в палату тихо и смотрю на нее в полутьме. Света от мигающих флуоресцентных ламп немного, но я вижу, насколько она пострадала.

Никогда не понимал чувств, пробирающих до такой степени, что в сердце иглы вонзают.

Теперь понимаю…

Она лежит на белых простынях.

Такая беззащитная.

Бледная.

Смелая.

Смогла все-таки пару раз съездить кастетом этому уроду по лицу. Я заметил.

Научилась, моя девочка…

Подхожу и придвигаю стул ближе к кровати.

Хочу взять за руку, но замираю на миг.

Не делаю этого.

Боюсь притронуться.

Не хочу нарушить ее сон.

Не знаю, сколько времени проходит, но дверь скрипит, и на пороге появляется он.

Кивает на выход, призывая к разговору. Приходится подняться и выйти в коридор.

— Какого хрена ты сюда приперся?! — Цедит папочка сквозь зубы, убрав руки в карманы брюк. — Я за тебя задницу рву, а ты приперся к этой…

— Я здесь буду. — Прерываю его речь, замечая, как смотрит на нас медсестричка.

— Ты в своем уме?! — Снова шипит, покрываясь алыми пятнами.

— Я. Останусь. Здесь. — Повторяю, стараясь сдержать ярость, которая плещется внутри.

— Последняя выходка, Данияр. — Уже спокойнее говорит отец, поправляя галстук. — У тебя времени до утра, потом возвращаешься домой. Нас ждет серьезный разговор.

Ангелика

Я открываю глаза медленно, совершенно не понимая, где нахожусь. Полумрак. Мигающая лампа привлекает внимание, и я часто моргаю, чтобы четче различать предметы вокруг. Голова тяжелая, словно в нее свинец залили. Пытаюсь сглотнуть, но во рту сухо, будто я пролежала на палящем солнце больше суток.

Попытка пошевелиться приводит к тому, что все тело начинает ныть, и тут-то в памяти всплывают воспоминания.

— Как я тебя ненавижу, мразь!..

Удар, второй…

Крик Олежки.

Слезы…

Кажется, что грудная клетка разлетится на части от того, что мне нечем дышать в это мгновение. Я медленно вдыхаю и выдыхаю, решая, что нужно подняться. Только стон единственное, что я могу издать. Обессилена…

— Лик, — хриплый голос Дана, раздающийся откуда-то сбоку привлекает внимание, и я тут же поворачиваю голову, — лежи спокойно. У тебя ребро сломано и сотряс.

Аристов поднимается со стула и подходит ко мне. Вид у него пугающий. Белая рубашка перепачкана кровью, костяшки сбиты, на скуле ссадина, волосы растрепаны, и он в костюме для банкета. Паника поднимается с невероятной силой, и я часто дышу, несмотря на боль, которая от этого появляется.

— Где Олежка? Что с ним? С ним все в порядке? — Спрашиваю еле слышно, ведь сухость во рту не дает языку нормально шевелиться, и Данияр, видимо, это понимает, потому что берет с тумбочки бутылку, откручивает крышку и подает мне.

— Он в порядке. Забрали в детский дом, но твой отец скоро сможет его усыновить. — Без радости произносит Дан и придерживает меня, пока я жадно глотаю воду.

Кажется, что она вкусна, как никогда ранее, но новости не радуют. Волнение за брата побеждает, и на глаза наворачиваются слезы, ведь не так я представляла наше освобождение. Совсем не так…

— Цветкова, пожалуйста, не плачь… — Аристов убирает бутылку и берет меня за руку, только не так, как раньше.

Слишком нежно и бережно.

Это рушит все границы, и я не могу остановиться. Всхлипываю, пока горячие слезы опаливают щеки. Теперь можно…

— Мой Ангел… — Дан продолжает держать меня за руку, а другой вытирает соленую влагу с кожи, заставляя дрожать, после чего прислоняется лбом к моему. — Не плачь… Не рви мне душу, Цветкова… — Часто дышит, прикрыв глаза, а перед моими все плывет.