— Кончает без перерыва. Может быть, этому? А тебя неслабо так об пол приложили, — усмехается в бороду кавказец.

Ризван разворачивает свёрток. Сталь блестит так, что глаза бликами режет. Головорез берёт в руки точило.

Лезвия устрашающие перед собой раскладывает и начинает их точить. Вжик-вжик. Звук громкий. В уши вкручивающийся. Но отвлекает от визгов распутной девки.

— Я не завидую ей, — повторяю я.

Но чувствую, что есть во мне какая-то досада. Меня за человека не держат. Хотят, как сучку для вязки, использовать. Ни капли тепла и человеческого отношения.

— Аппетиты у Зверя огромные, — неторопливо говорит Ризван. — Затрахать до смерти может. И порвать так, что жопу потом месяц восстанавливать надо будет.

— Мне дурно слышать такую грязь, — бормочу я.

— Не кривься, дурочка. Это хорошо, что Зверь свою дурь голодную на другой бабе спустит. И не бледней от грубых слов. Привыкай. Радуйся, что Зверь тебя на особом положении держать хочет. Не как шлюху. Для Зверя все бабы — шлюхи. Как эта, например, — кивает в сторону окна. — А шлюхами Зверь привык делиться со всей братвой. Понимаешь?

Кристина опять взвыла протяжно. Закричала. И охать начала. Гортанно и низко. Похабно.

— Кажется, до задней двери добрался! — хохочет Ризван. — Сейчас продолбит её насквозь, потом другим передаст. Ждёт её заебательски долгая ночь.

Сглатываю ком в горле.

— С тобой тоже делится?

— Делится. Я сам не беру, — Ризван сосредотачивается на своих лезвиях.

— Почему?

— Что почему?

— Почему не берёшь то, чем Зверь делится, — уточняю я.

— Жена у меня есть. Других женщин мне не надо, — спокойно объясняет мужчина.

— Она знает, чем ты занимаешься?

— Знает. Поэтому далеко и надёжно спрятана.

— Ясно.

Говорю так, хотя мне ничего неясно.

— У Зверя тоже жена есть? Вернее, была. Жена и сын?

Кавказец кивает.

— Умерли? Как?

— У папаши своего при случае спросишь. Если пересечёшься с ним, конечно.

Опять меня носом в родство какое-то тыкают. Вот и участковый говорит, что я деду не родная внучка была.

— Даже если я не родная деду, что это меняет? Я всю жизнь в деревне прожила. Дальше города не ездила. А это всего сорок километров…

— Радуйся. Со Зверем покатаешься по миру, — хмыкает Ризван.

Мороз по коже продирает. Покататься со Зверем. Внезапно мир начинает огромным казаться.

Я конечно знаю, что наша деревня — это ничто. Пыль. Но только сейчас понимаю, что скоро мне предстоит покинуть знакомые места.

Я не знаю, что там меня ждёт. И это пугает. До рези в животе. Пытаюсь подумать о другом. Но словно нарочно слова изо рта выскальзывают:

— Как зовут его? Зверя.

Ризван молчит.

— Ты знаешь, как его зовут, — продолжаю говорить.

Помню, что он говорил мне о непокорности, как это бесит. Рот на замок — и прогнись. Но я так не умею и не хочу.

— Знаю, — лениво отвечает мужчина. — Но тебе не скажу. Не заслужила…

— Почему? Что мне даст его имя? — фыркаю про себя.

Тоже мне, честь огромная, знать, как этого извращенца озабоченного зовут.

— Вот тут ты ошибаешься, Арина. Пока имя у тебя есть, ты человек. Бумаги твои сожжены. Имени у тебя, считай, нет. В деревне о тебе забудут и предпочтут не вспоминать… Так что быть тебе Девкой, Малой или как ещё Зверю в голову придёт тебя называть. Всё херня. Как шмотки с чужого плеча.

— У вас у всех клички.

— Не сравнивай. Кликуха — это всё равно что второе имя. У тебя его нет. Ни первого, ни второго. Вообще ничего нет. Будешь дурой — и жизни не останется. Ясно?

Движения Ризвана странно успокаивают. Нервы взвинченные заставляют усмириться.

— Нет, — вздыхаю. — Ничего не ясно. И ничего не хочу, из того, что есть сейчас. Жить хочу по-своему.

— По-своему не получится, Арина.

— Говоришь, имени у меня нет. А сам по имени называешь.

Кавказец вздыхает.

— Ты вроде девка не тупая. Но прикидываешься безмозглой. Мне что твоё имя, что прозвище — насрать. Но тебе самой — явно нет. Смекаешь?

Укладываюсь на кровать. Закрываю глаза. Один головорез швыряет меня, как кусок грязи. Второй играет в няньку-надзирателя. Строгий надзиратель. Скажешь не то слово — прирежет и глазом не моргнёт.

— Используй с умом особое положение, — даёт последний совет Ризван и замолкает.

Я засыпаю под методичные чирканья лезвия по точилу. Даже крики и стоны Кристины словно отходят куда-то далеко. На второй план.

Зверь развлекается. И я ошибочно думаю, что на этом сегодняшние потрясения заканчиваются.

Но ночью чувствую, как меня хватают. Сильные пальцы всё сминают — грудь, живот, задницу.

Это Зверь. Узнаю его запах и жёсткий захват пальцев.

Амбал сдёргивает меня на пол. Рывком штаны стягивает, трусы единым движением на клочки разрывает.

— Нет! Не надо!

Кричу. В панике захлёбываюсь. Я не готова. Никогда не буду готова к такому. Не хочу, чтобы он меня трогал.

— Не рыпайся, Малая, — гортанно рычит. — Пора тебя распечатать и спермой накачать!

Меня колотит и трясёт от страха. Желудок сжимается. Кажется, меня сейчас рвать начнёт. Но тело только спазмами сотрясается пустыми. Пальцы беспомощно скользят по поверхности простыни.

Зверь одной рукой на голову нажимает. Лицом вниз. Нагнул меня и колено втискивает между бёдер.

Я задыхаюсь от страха.

— Не дёргайся, Малая. Я не хочу причиню тебе лишнего вреда.

Я чувствую его запах. Обнажённое тело Зверя — мокрое, влагой напитанное. Как будто в воду окунулся. Умылся после случки с другой женщиной. Но видно, мало ему одной Кристины показалось. Он пришёл. Взять меня. Силой.

Пальцами нежные складки терзает. Щупает их.

Слышится плевок. Зверь смачно сплёвывает на свои пальцы и растирает слюну по моим складкам. Резко пальцы всаживает и дёргает ими из стороны в сторону.

Пытаюсь увильнуть от постыдного использования. Зверь пальцами в бёдра впивается. Сильно хватает. На себя наталкивает. Его обжигающий член сразу же упирается в мою промежность.

Огромный, толстый. Как будто кулаком в меня тыкают, а не мужским органом восставшим.

Зверь фиксирует меня. Накрывает весом тела. Меня словно куском бетонной стены придавливает. Не вырваться.

Конец его члена толкается между складок. Упрямо. Жёстко. Властно.

— От целки твоей скоро ни клочка не останется. Готовься хлюпать от спермы. Всё в тебя спущу, Малая… — постанывает.

Шлёпает концом возбуждённого члена по моим складкам.

— Высыхаешь так, как будто тебе ветром в щель дует! — недовольно говорит он.

Нажимает концом. Бёдра мои обхватывает и дёргает на себя.

— Блять. Ты тесная… Как игольное ушко.

Мощное тело. Горячее. Безжалостное. Зверь медленно раскачивает меня. Раз за разом моя промежность касается каменного конца. Готового долбить без остановки.

— Терпи, Малая… Игры кончились! — ревёт, словно шторм.

Одним движением насаживает меня на свой вздыбленный орган. Как шашлык на шампур. Внутри меня словно разрывается бомба. Полыхает болью.

Губы распахиваются. Но крик немой. Я даже выдохнуть не могу. Ощущение, что его член меня от самой промежности до глотки пронизывает. Низ живота рвёт спазмами.

— Не зажимайся! — командует Зверь. — Хуже будет.

Рычит. Толкает меня вперёд. Его член, словно живой питон — скользит внутрь. Глубже и глубже. Боже, он огромен. Прожигает меня. Продалбливает порочный туннель. Зверь утробно рычит. Ускоряется. Он двигает мной.

Дёргает вперёд-назад.

— Обещал натянуть — натягиваю! — выдаёт он с громким стоном.

Одну руку перемещает. Просовывая между моих ног. Теперь ему хочется двигаться самому. Второй продолжает за бедро держать. Что он делает? Щипает пальцами клитор спереди. Теребит меня.

— Бля, у всех баб на этом месте чуть тронешь — течь готовы. А ты как пластмассовая чурка! — недовольно цыкает, не прекращая толчков. — Сучка-а-а-а-а… Давишь щелью так, что тебя долбить часами хочется!