Лицо пунцовеет. Жаром полыхает.

Отрицательно машу головой.

Зверь на меня себя дёргает. Пальцами сосок напряжённый обхватывает. Резко выкручивает, как рубильник, на полную мощность.

Кричу. Бьюсь.

— Вот так это делается, Малая. От такого все бабы текут. Вдруг и ты уже потечёшь, крошка?

Зверь ухмыляется. На мгновение перестаёт свой член наглаживать и второй рукой трогает меня между ног.

Его взгляд по коже проносится. Как жаркий ветер.

Но добирается до развилки между ног. Останавливается. Зверь разглядывает тёмно-коричневые потоки засохшей крови. Её много. Бурые потёки, ставшие корочками запёкшимися.

Потом громила на постель смотрит. Хмурится. Там словно кого-то прирезали. Бурое пятно засохшей крови.

Я там спала. Не знаю, сколько с меня вытекло крови.

— Болит? — рычит Зверь.

Лапу с моей груди снимает. За плечи обхватывает. Вынуждает в глаза его звериные смотреть и замирать.

— Щель болит, спрашиваю? Или ты язык себе откусила и оттуда столько вытекло? — злобно рычит, хмурясь.

— Болит. Жжёт.

Зверь толкает меня в сторону кровати.

— Ложись. Живо!

Я морщусь от неприятных ощущений. Ложусь на кровать, подальше от кровавого пятна. Тонким одеялом накрываюсь. Зверь выходит из комнаты, но возвращается почти сразу же. С чашкой и полотенцем.

— Выкинь тряпку. И ноги раздвинь.

Я медлю. Зверь одеяло выхватывает и резко на колени нажимает. Подгибает их и в стороны разводит. Раскрывает меня.

Всхлипываю. Неужели мучения мои продолжатся? Снова и снова.

— Не визжи, Малая. Посмотреть хочу, как сильно тебя порвал, — хмуро бросает Зверь. — Ты мне живой нужна.

Зажмуриваюсь. Вздрагиваю, когда влажная ткань бережно касается кожи. От этой нежности ещё сильнее потряхивает, чем от его злости и бешеного напора.

Контраст жёсткий и нервы оголяющий. Вчера рвал, как мясо, сейчас бережно вытирает засохшую кровь.

И смотрит. Пристально вглядывается в мою промежность.

Боже, как стыдно… Жаром опаляет от самой развилки ног до кончиков ушей. Зверь последним мазком кровь отирает и полотенце в сторону откидывает. Хочу закрыться. Свести ноги. Не позволяет.

— Не рыпайся, кому сказал?

Крупная ладонь. Кулак размером с голову ребёнка. Длинные, сильные пальцы. Толстые. Но сейчас он осторожно плоть растягивает.

Его голова между моими ногами. Горячее дыхание складки обжигает. Зверь пальцы в рот засосывает, облизывая. Потом трогает меня. Медленно палец вводит внутрь. Прямо в лоно.

Осторожно. По сантиметру. Я резко сжимаюсь вокруг его пальца.

— Полегче, Малая. Не то подумаю, что тебе ещё хочется!

— Это ужасно! — шиплю я.

Зверь доходит до упора пальцем. Так же медленно его выводит. И снова внутрь. Смоченный слюной, палец скользит без усилий. Плотно, тесно, но без сопротивления.

— Узкая. Как гайка на болт… — сипло выдыхает он.

Приближает своё лицо к моей промежности. Его палец так же медленно ходит туда и обратно.

— Больно?

— Неприятно! — отвечаю я.

Саднящее ощущение никуда не делось. Но есть что-то ещё. Сердце странно обрывает свой привычный ритм. Останавливается. И словно биться быстрее начинает.

Жар. Он там, где палец Зверя скользит, возникает. Чувствую, как он разгорается. Понемногу.

Его палец скользит туго и медленно. Но внутри всё сжимается.

Тук. Тук. Тук. В такт биению сердца.

Приятные чувства возникают от этого скольжения. Бёдра начинают дрожать. Мелко и часто.

Я пальцами простыню мну. Удовольствие разгорается промеж ног. И мне стыдно, что я могу такие чувства испытывать к мучителю. Стыдно, что еле держусь, чтобы не двинуть бёдрами ему навстречу. Как я могу быть такой — развратной?

Хочется прекратить это постыдное действие, чтобы не чувствовать ничего.

Палец Зверя выскальзывает из промежности. Мне становится легче. Было непривычно ощущать жжение и сжатия лона вокруг его пальца.

— Жить будешь. Порвал тебя. Но не сильно. Трогать не стану, пока всё на место не встанет, — выносит вердикт Зверь.

Но отодвигаться не торопится.

Поднимает голову. Бросает взгляд на меня. Пронизывает. Вспарывает волю. Насквозь бьёт, как молнией, прямиком в сердце. Он близко от меня. Его дыхание касается складок. Обдувает ветерком воспалённую плоть. Его полные, сочные губы так близко от промежности. Зверь быстро облизывает губы языком.

А меня пробивает порочной мыслью. Похотливой. Развращённой. Как его губы и язык меня между ног касаются. Отодвигаюсь ошарашенно. Неужели он меня уже испортил настолько сильно?

— Не смотри на меня так… — рычит Зверь. — Щель твою лизать не стану. Никому не лизал, и пороховскому отродью не стану. Но…

Делает паузу. Моё сердце грохочет. Быстро. Часто. Рвано. Как будто вниз с обрыва лететь собирается. Зверь носом по ноге чуть выше колена проводит. Немного поворачивает голову. Чиркает скулой по нежной коже. Колкая щетина царапает.

— Пахнешь вкусно, конфета, — хриплым голосом признаётся Зверь.

Большим пальцем проводит вокруг отверстия. Нежно. Едва ощутимо надавливает и вводит палец внутрь. Совсем немного. Вынимает. И снова пускает палец по кругу порочному.

— Но я лучше себе пулю в лоб пущу, чем опущусь до такого.

Зверь резко встаёт. Его член так и не опал. Дрожит. Полный силы. На конце смазка блестит. Яйца опухшие.

— На живот перевернись.

— Ты же сказал, что не тронешь меня! — прошу я.

Я резко ноги свожу. Вместе. Стискиваю изо всех сил.

— Не трону. Но спустить надо… Давай, Малая. Задницу мне свою подставь. Я по ней проедусь немного…

Зверь меня рывком переворачивает и ягодицы мнёт. Кричу. Захлёбываюсь в панике.

Его дубина толстая сразу же между ягодиц вонзается.

— Не ори, дурная. Я вчера твою щель порвал. Если в задницу насухую брать буду, то потом ни один хирург не залатает, как было.

Накрывает меня своим телом. Ягодицы раздвигает. Зубами в затылок вонзается. Как зверь в холку самки. Он и есть Зверь. Похотливое животное.

— Я тебя между булок попользую. Но внутрь долбить не стану, — прерывисто шепчет.

Стонет. Пошло. Отвязно.

Всё кажется ненастоящим.

Я пытаюсь из-под него выбраться. Совершаю новую попытку. Зверь сильнее наваливается.

— Не дёргайся. Только распаляешь. Я на скорости тебя и выдолбить могу. Не рыпайся, Малая… — почти просит.

Боже. О чём я только думаю. Он не просит. Он констатирует. Просто говорит. Обещает. Предупреждает.

И нужно замереть. Не двигаться. Не елозить под ним, пока он, ягодицы раздвинув, членом огромным туда-сюда скользит. По касательной. Лишь изредка тугой анус задевает.

И в этот момент его дыхание становится чаще. Стоны утробнее.

— Выдрать бы тебя в задницу. Но ты маленькая — порву. И от этого дети не родятся. А так сладкая ягода у тебя. Аппетитная, жесть…

Шлёпает по заднице.

— Нетронутая ягода, да?

Утробное рычание хищника над самым ухом. От его слов в моём мозгу ужасы проносятся. Картины порочные и гадкие. Как его арматура раскалённая вонзается между ягодиц. В анус. На всю длину. Зажимаюсь.

— Сечёшь, что надо делать, да? — довольно стонет. — Сдави сильнее, — командует. — Как будто в твой тоннель въезжаю… Да! Ещё…

Его член длинный. Толстый. Жилистый. Каждую вену вздувшуюся на его стволе чувствую.

Жёсткие волосы нежную кожу царапают. Он весь рельефный и жёсткий. Властный. Даже яйца его звонко ударяются об меня. Словно шлёпает меня и ими тоже.

Горячий вздыбленный орган скользит между ягодицами. Как по маслу ходит. Сминает половинки ягодиц и жёстче ходить начинает.

Не заходит внутрь. Просто по поверхности трётся. Но Зверь стонет так, как будто внутрь долбится.

— Выгни задницу мне навстречу.

Приподнимает меня. Выставляет так, как ему нужно. Лицом в низ. В постель. Попа позорно отставлена.

— Вид закачаешься. Ещё бы текла, цены бы тебе не было, — ухмыляется. Гладит пальцами ягодицы. Потом жёстко бёдра обхватывает.