— Зве-е-е-ерь…

Он жестко меня толчком опрокидывает.

— Ты мой хер сосала недавно. Куда губы тянешь, а?

Ладонь на глотку ложится.

— Всё, харе тебя щадить. Долбиться буду…

Он приводит угрозу в немедленное исполнение. Жестко. Чётко. Быстро. На всю длину. Створки едва сомкнуться успевают. Как он раскрывает их снова. Отворяет. Взламывает. Все печати ломает — и терпения, и приличия. Потому что от махов его лихих внутри пламя разгорается. Дровишек подкидывает толчками члена напряжённого.

Ещё и ещё.

Мне орать и выть хочется. Животным. Себя не контролирую уже. Совершенно. Непреодолимое желание выразить то, что творится. Или меня разорвёт на части.

— Шумишь славно. Сжимаешь чётко… Болт мой на тебя не нарадуется. Хороша, ты, Малая! Давай, обхвати меня повыше. Глубже хочу пропахать…

Не понимаю. Чего он хочет? Как?

Но Зверь лапищей бедро моё сжимает и повыше перемещают.

— Схлестни пятки. Мощно будет… Орать хочется?

— Да!

Губы прикусываю. Мечусь. Вырваться не получается. Ноги сами волю Зверя выпонлняют. Но он мощный и широкий. Сомкнуть ноги замком не выходит. Но старания мои засчитываются.

Стоном отвязным. Матерком пошлым.

Толчок совершает, замирает, а потом бить начинает мелко и часто в одну и ту же точку. Из горла всхлипы вырываются. Они всё громче становятся. Стыдно мне выть так громко. В доме чужом. Но эмоции своё берут. Непреодолимые…

Ртом воздух хватаю, обжигающий и влажный, как кипяток. Зверь гнёт ладони снимает, но тут же два пальца мне в рот суёт. По языку ими елозит. Вкус свой даёт почувствовать. Большим пальцем подбородок захватывает, а двумя другими рот трахает. Подстраивается под темп проникновения агрегата вздыбленного. Такое ощущение, как будто он меня одновременно в два места имеет. Пошло. Грязно. Одержимо. Люто.

Взглядом тёмным пьёт эмоции с лица моего. Губы его пухлые приоткрыты. Ему тоже воздуха мало. Он его в себя жадными глотками вбирает. И ускоряется до предела.

Невозможно. Не выдержу натиска. Разорвусь. Лопну.

Нет. Я точно лопнуть готова. Как мыльный радужный пузырь — брызгами, каплями яркими. В воздухе повисает.

Стону и хриплю. Жар в низу живота бушует неудержимый.

— Кончай, Малая. Отмашку дай, что хочешь. Сожми под корень..

Я не могу. Не могу. Не я это. Но ноги схлёстываются под немыслимым углом, ещё плотнее его торс широченный обхватывают. Сжатие. Сильное. Яростное. Все силы мои — в нём. И потом взрыв.

Огонь сжигает нервы и кожу. Пылаю вся. До кончиков волос. Сгореть страшно и так сладко, что даже кричать нет сил. Глаза распахнуты до боли. Но ничего не вижу. Огонь тёмный полыхает. Как живой. Надавливает, Пожирает. Подчиняет.

И снаружи, и внутри он буйствует, когда Зверь своё семя горячим потоком в меня выплёскивает. Мощной струёй. Полноводной.

Потом падает на меня. Липко и влажно грудь к груди слепляется. На мгновение меня его весом придавливает могучим. Но потом он перекатывается на спину и меня поверх себя располагает. Обхватывает руками. Пальцы правой руки в волосы влажные зарываются. Ладонь левой руки по плечам и спине жар разносят.

— Ученица отменная. Пятёрка за траходром, — выдыхает хрипло и в глаза посмотреть заставляет. — Понесёшь — цены тебе не будет, Малая.

Глава 58. Арина

Дышать пока не получается. Хватаю губами воздух — он весь пропитан запахом случки яростной и животной. Щекой на грудь его укладываюсь. Мускусный запах хищника опаляет лёгкие. Пьянящий. Будоражащий даже сейчас. В нём целиком испачкаться хочется. Потереться и носить на себе. Дурь блаженная. Как можно так сексом одним в мысли глубоко проникнуть. Заклеймить. Поработить.

Глаза лениво закрываются. Вроде спала в дороге, а сейчас снова хочется глаза закрыть. В темноте спрятаться. Баюкать себя и тешить обманным миражом. Что по желанию всё, да по любви.

Врать хоть себе не стоит. Желание есть уже. Разбудил он во мне что-то. Показал, как небо вспышками озаряется, и теперь будет сложно поверить, будто без них — лучше намного.

Желание есть. Потребность. В крови. Под кожей.

Любви нет пока. К ней ещё шагать и шагать. Да и возможно ли это?

Он дышит глубоко и медленно. Кузнечные меха его мощных лёгких грудную клетку заставляют подниматься и опускаться. Вместе со мной. Спит, что ли?

Осторожно глаза приоткрываю. Не спит. На меня смотрит. Усмехается. По губами моим пальцем проводит.

— Сосаться любишь?

— Что?

— Во время траха в рот мне полезла. Сама. Любишь сосаться? Языком играть?

— Не знаю. Это само… Я ни о чём таком не думала.

Волосы мои перебирает нежно. Потом вдруг резко сжимает и заставляет голову опрокинуть.

— Не ври. Отвечай чётко, как есть. Нравится рот в рот?

Грудную клетку разворачивает так, что сердце тесно становится. Нравится ли мне целоваться? Не знаю. Торопливо вспоминаю прошлые свои поцелуи и тот, которым меня Зверь наградил.

Это же не поцелуй, а порабощение. Трах. Рот в рот. Так языком, как он, только трахают. Не меньше.

— Отвечай.

— Не знаю, — краснею. — Мало было, чтобы понять. Хорошо это или плохо.

— Слышь… Мы тут не на уроке этикета и морали, что такое хорошо, а что такое плохо.

Зверь лениво меня отстраняет и встаёт. Тело своё мощное показывает, демонстрирует во всей красе и ужасе. Потому что шрамы его глубокие и рваные пугают меня. И притягивают. Как бездна. Хочется трогать его. И тут же руки прятать за спину, чтобы не понял.

Но он резко оборачивается. Смотрит на меня. Кажется, понял всё, что скрыть пытаюсь.

— Есть хочешь?

— Нет, меня Пятый в кафе сводил. Накормил.

— Чем он тебя там накормил? Баландой? — хмурится. — Ты от меня понести обязана. Питание нормальное должно быть. Так что… Похаваешь ты. Наталья вроде жрать нормально готовит.

Зверь по комнате прогуливается, но одеваться не спешит. Агрегат его даже в спокойном состоянии величественно выглядит. Покачивается.

— Чё, рассматриваешь болт мой? Хочешь опять урок минета? Я могу обеспечить… Урок: самой раздраконить болт, чтобы каменным стал.

Опять? Но он только что кончил!

— Боже, — выдыхаю. — Ты не человек! Ты… машина. Робот. Терминатор.

— Твою щель сладкую готов сутки напролёт пропахивать. Узкая. Тесная. Моя…

Он к кровати подходит и переворачивает меня на живот. Руками задницу жадно мнёт. До синяков впивается пальцами.

— Одно место осталось неиспользованным. Между булок сахарных.

Я сжимаюсь резко и сильно. Он смеётся в ответ:

— Чё, ягоду свою от меня прячешь? Так ведь всё равно своей сделаю. Нашпигую.

— Не надо… Мне больно будет. Ты слишком огромный, — еле губами шевелю.

— Не скули, Малая! Твоя ягода желанная мной. Звезде конкуренцию составить может. Подстроится под мой калибр, эластичная. Потом сама ягодой подставляться будешь. Просить… Умолять побаловать тебя сзади.

В голосе его хриплые интонации проявляются. Он дышит чаще, начиная трепать меня по заднице. Шлепок отвешивает. Стон с криком срывает. Потом гладит бережно. И снова шлёпает.

— След чёткий остаётся. Кайфовый.

Вздыхает с сожалением.

— Ладно. Поднимайся. Умыться тебе надо. Одеться. Поесть…

Сам он лишь брюки небрежно натягивает. Пальцы крупные молнию вверх тянет. Я внезапно засматриваюсь на это. Как он прячет свой ствол, уже полувозбуждённый. Как пальцами бугор поправляет. Молния чиркает громко. Звук этот сладким кажется. Распаляющим. Я застываю, любуюсь им. Его пальцами рельефными, венами на запястьях. Торсом мощным. Пуговицей расстёгнутой. Бронзовым отливом смуглой кожи.

— Вставай.

Приходится подняться. Халат натягиваю и снова иду в ванную комнату, подхватив вещи приготовленные. Он следом. Ни на шаг не отстаёт. За мной по пятам следует. Более того. Закрывает ванную комнату изнутри. Раздевается.

— Проследить надо. Чтобы не вздумала семя своё вымывать из себя…

— Я даже не думала об этом. И не знаю, как…