Малая делает шаг в сторону выхода. Подхватываю на руки, услышав её немного возмущённый вздох. Обижается до сих пор. Губы дует.

— Слышал врача? Я же говорила, что Индира препарат в другом месте набрала и с готовым пришла! Картонку для отвода глаз на стол швырнула, — победно сверкает глазами. — Я не позволю ей…

— Понял. Я сам не позволю. Никому.

— Да? А как же сватовство? И выгодные родственные связи? — не унимается.

— Чё ты от меня услышать хочешь? Что я готов развязать вражду со своими по второму кругу? Ради тебя? — уточняю резко.

— Тебя интересую не я, а мой ребёнок.

— Мой.

Взгляды пересекаются. Надо же. Сталью режет. Пантера в ней проснулась, едва почуяв намёк на опасность ребёнку.

— Наш ребёнок, — говорит после паузы. — В нём от меня столько же, сколько от тебя. Кровь Алиева и Порохова…

Да, блять. Как и хотел. Гремучая смесь. Отравленная. Лишь бы выносила.

На мгновение задумываюсь, теперь можно ли Арину в дом вернуть?

Отношу во внедорожник, укладывая на заднем сиденье. В сторону отойти намереваюсь.

— Ты куда? — спохватывается.

— Позвоню. Уточню кое-что. Отдыхай, — пальцы тянутся погладить по щеке.

Цепляется за них. Трётся щекой, ластясь.

— Ты же не отдашь приказ убить своего друга, не поговорив с ним, так?

— Угомонись. Не о том перетирать буду…

Всё же желание потрогать хоть губами пересиливает. Наклоняюсь, смазанно цепляя губы. Отдираю себя с мясом — хочется большего.

Захлопываю дверь. Пятый расхаживает вокруг тачки.

— Куда?

— Резонно, — хмыкаю. — Куда, млять? Чё думаешь?

Разминаю шею до хруста.

— Перетереть надо с Ризваном. Вот чё, — сплёвывает в сторону. — Удачно всё так. Одно к одному и так быстро, что ни продохнуть, ни пёрнуть… — помолчав, добавляет. — Настораживает. Думаю, рано мы стукачка прикончили. Надо было его хорошенько тряхануть! — цыркает. — Млять, задним числом бы кое-что подправить… В точку били.

— Поясни.

Пятый закуривает и кивает рукой с зажжённой сигаретой в просвет между высотками. Там серая хмарь уступает место солнцу. Целая ночь пролетела.

— Пока ты с девчонкой в больничке тусил, я направил одного из своих тряхануть точку, на которую стукачок указал. Якобы Пороховский склад. И знаешь, чё? Пустота, паутина по углам. Давно он там шмаль не тарит. О-о-о-очень давно!

— Млять!

— Ага. По остальным точкам тоже направил. Но думаю, будет та же пустая хуета. Нас нагнули и без вазелина поимели… — нервно кругами расхаживает. — Как щенков.

— Немец?

Пятый плечами пожимает.

— Может, и нет. Выслужиться он хотел, да. О куске пожирнее мечтает. Но нас всех, как тупых, провели, этим куском бесполезного говна. Кинутого, как наживка.

— Им и пожертвовать не жалко, — наконец, до меня доходит. — В расход. Пушечное мясо.

— Порох мог припугнуть его. Семьёй. Ещё чем-то… В телефоне поколупался — тоже ни о чём. Ложные следы. Или мелочь, шпана, работающая на того, кого прикончили. Так, может, и на хача поклёп? Ну, если не во всём, то хоть в чём-то…

Мне тяжело к тем же выводам прийти. Разум всё расставляет по полкам. Раскидывает по сторонам весов. Но я доказательств своими глазами ещё не видел. Пока не проверю всё. Не уймусь. Точка.

— С Ризваном поговорю. Но после того, как все слова стукачка будут проверены.

— Ясен пень, — хмыкает Пятый и осекается, поймав взгляд. — Сделаю.

— На себя много не бери, Пятый. Мне в Ризвана, почти брата, не жаль было шмальнуть из-за подозрений в предательстве. В тебя — тем более.

Пятый яростно носком мокасин сигарету в асфальт втаптывает.

— Проверю. Отчитаюсь. Куда рванём? Дом или в отель какой забуриться?

— Дом, — после небольших колебаний отвечаю. — С охраны снять всех, кто с Немцем и с Ризваном близок.

— Оба пока под вопросом? — уточняет.

— Да. На карандаше. За Немцем приставь проследить. Незаметно.

— На пёрышке, — ухмыляется Пятый. — Погнали, значит. Мне ещё людей расставлять.

Малая уснула. Взглядом приказываю Пятому стартовать потише. Ехать плавнее. Чтобы не разбудил. Думал, она не уснёт. Но вымоталась. Тоненькая. Едва не светится насквозь. Сейчас, во сне — совсем девчонка. Вытягиваюсь. Она такая и есть. Хрупкая. Маленькая. Осторожно волосы снимаю, щекочущие ей нос. Откуда только нежность во мне наскребается крохами?

По приезду разворачивается бурная деятельность. Коней на переправе не меняют. Но нам приходится ломать порядок и выстраивать новый. На ходу.

Арина едва пошевелилась во сне и за шею руками обхватила, когда на кровать укладывал. Едва расцепил — хотелось рядом замереть.

Все на ногах. Кровь до сих будоражит от адреналина. Спустившись, замечаю прислугу. Арес стоит навытяжку, держа чашку с горячим, дымящимся кофе. Отхлёбываю пряную горечь.

— Объясни мне, старый, кое-что. Первое. О чём Нино сообщить хотела. Честно. Без пиздежа. И второе… — вытаскиваю телефон. — Почему камеры в доме картинку пишут, а звук внезапно пропал?

Арес вытягивается по струнке.

— Настройки иногда сбиваются. Вы же сами сказали, что нужно добавить камер. Я связывался с компанией. Они просили провести тестовую проверку удалённо. Возможно, что-то пошло не так. Не углядел. Виноват. Всё исправлю.

— Как удобно, — усмехаюсь. — Всё работать перестало в момент, когда меня здесь не было. Недоговариваешь, старый лис… — лицо старого слуги лишь темнеет. Мои догадки подтверждать не спешит. Но я уже кое-какие выводы сам сделал. — Что хотела сказать Нино? Позвать её?

— Не надо. У неё ноги совсем разболелись, — вздыхает старый слуга. — Девушка Арина в доме Алиевых — как яблоко раздора. Дочь врага. Мишень. Из-за неё могут погибнуть многие.

— Я твоего мнения спрашивал? — резко уточняю, ставя с грохотом чашку на стол. — Нет. Ты теперь не старый друг Бекхана в доме Алиевых… — взглядом его буравлю.

По-хорошему, нечего грузинам делать в нашем доме. Но Арес — старый приятель моего отца. Со школы дружили. Когда бизнес родителей Ареса прогорел до самого основания, и кредиторы начали трясти всех, отец расплатился по их долгам. Спас, можно сказать. Взамен Арес вызвался быть при отце. Поклялся, что будет верно служить до гробовой доски. Многие на отца косились и шептались из-за грузинской семьи в прислуге — не принято чужих брать. Но Арес и Нино хорошо служили. Преданно.

— Сейчас дом Алиевых — это я. Я сам себе и мать, и отец, и брат, которого никогда не было. Усёк? Я и есть Алиевы. В едином лице. И я давно не пацан, подтягивающий сопли, чтобы ты заглядывал ко мне из-за плеча на всё, что я творю. Я так делаю. Значит, нужно. Без твоих советов. Тем более, без твоего вмешательства.

Повисает вязкая тишина. Арес слишком долго служит — понимаю я. Возомнил себя кем-то вроде советника или почти члена семьи. Зря.

— И всё-таки я позову Нино.

Арес поднимает подбородок повыше, но остаётся стоять на месте. Отдаю приказ. Полная грузинка появляется через несколько минут. Несмотря на ранний час, уже полностью одета и без тени сна в глазах.

— В чём дело, Арес?

Опустившись в кресло, достаю из-за пояса джинсов пистолет. Щелчок.

Слуги вытягиваются. В глазах Нино появляется страх.

— Это лишнее, — свистящим шёпотом говорит управляющий. Бросает взгляд на сестру. — Ей же нельзя волноваться.

— В моём доме нельзя крысятничать. Инфу сливать. За моей спиной подсирать тоже нельзя… — поворачиваю дуло пушки в сторону Нино.

— Стойте! Рустам Бекханович! — выпаливает Арес. — Ей сесть нужно. Сесть. С сердцем может плохо стать.

— Надо же. За своих жопу рвёшь, Арес. Но меня предать решил. Внаглую. Думаешь, тупой? — повыше дуло поднимаю.

— Нет-нет. Нет… Я…

— Чётко. По делу. Кому и что сливал. Или в твоей семье станет меньше ровно на двух человек… И Тамару тоже под зад выпну. Всех вас… — обвожу дулом круг. — Выкурю, крысы помойные.