Третья папка была историей города и Максим решил пока ее отложить.

Четвертая оказалась какой-то заковыристой бухгалтерской книгой. Максим ее полистал. Сообразил, что там как-то высчитывали сколько и какой член семьи получал из тех денег, что платил весь мир, и решил этим не заморачиваться. Вряд ли его станут обманывать, если решат платить.

В пятой, самой тоненькой папке, были какие-то бредовые теории о том, для чего в мир приходят демоны. Максим почитал, поудивлялся человеческой фантазии и тоже отложил эту папку.

В шестой папке оказался еще один сборник сказок. На этот раз междумировой. Там тоже говорилось о демонах, о способах борьбы с ними и были вычисления взаимосвязи между плотностью мира и частотой прорывов демонов. Связь определенно была — чем плотнее мир, тем реже появляются демоны. Сати даже несколько раз находили миры, где с демонами так и не научились бороться, если судить по тому, что никого и ничего живого там не осталось. В других мирах шла непрекращающаяся война. И лишь в немногих не плотных мирах умели закрывать разрывы, не давая демонам эту войну развязать.

Самой интересной оказалась седьмая папка. В ней говорилось о Большом Шторме. И Максим читал ее до глубокой ночи, пока не отрубился прямо за столом. Оказалось, Шторм, не смотря на то, что не обходит вниманием ни одного острова, на самом деле всегда движется по одному и тому же маршруту. Просто движется очень быстро. Даже пожелай кто-то, убраться с его пути бы не успел. Постепенно Большой Шторм накрывает весь мир, как шерстяная нить стеклянный шарик, и несколько дней держит его в своей власти. А потом столь же быстро куда-то уходит.

Это определенно что-то значило. Но Максим так и не сообразил, что именно. А потом на некоторое время об этом забыл. Или отложил загадку до тех времен, когда прочитает архивы внимательно, вдумчиво и целиком. Наверняка ведь что-то новое узнает.

А утром к Максиму пришел бледный и какой-то потерянный Лакья. Он довольно долго смотрел на подбородок племянника, ждущего, чтоб ему сказали, для чего надо было будить в такую рань. Потом перевел взгляд на стену. Пошевелил пальцами и спросил:

— Ты архивы прочел?

— Просмотрел, — честно признался Максим.

— Сойдет, — решил Лакья и махнул рукой в сторону общего коридора. — Пошли.

— Куда? — удивился Максим.

— Какая разница? — спросил дядя и опять пошевелил пальцами. — Для тебя никакой разницы.

— А, — сказал Максим, решивший все-таки не спрашивать, как давно Лакья навещал психиатра и куда дел справку о душевном нездоровье? — Одеться мне можно?

— Нужно, — обрадовал племянника Лакья. — Там холодно. Холоднее, чем здесь. Но оденься удобно, наверное, потребуется лезть на гору.

Максим удивился такой словоохотливости и пошел одеваться. О том, что никогда не увлекался скалолазанием, он решил не говорить. Если что, на месте обрадует.

Просто жутко надоели родственники вместе с их таинственностью и намеками. Неужели нельзя сразу сказать по-человечески. Или они думают, что он должен догадаться сам? Странные люди. Знать бы еще, о чем надо догадываться.

Увидев обещанную гору, Максим даже проснулся. Она была колоссальная. И, похоже, состояла из льда. Ну, или обледенела столь сильно, что существующем под ледяным панцирем камне даже сама давно забыла. Вершина горы скрывалась в облаках.

Максим так увлекся горой, что чуть не отстал от куда-то пошедшего Лакья. Шел он весьма уверенно, словно под ногами был не лед, а новенький гладенький асфальт. Максим, бросившись за ним, сразу же поскользнулся и чуть не свалился. Дальше он пошел осторожно, почти не отрывая ног от льда. А Лакья знай себе шагает и камешком на цепочке, открывающим временные порталы, помахивает.

— Мы куда? — спросил Максим, кое-как догнав дядю.

— Туда, — сказал Лакья, но направление движения не указал.

Максим его обогнал, посмотрел в лицо и тихонько выругался.

Лицо у Лакья было застывшее и ничего не выражавшее. Глаза закрыты. И на тебе, прет куда-то как танк.

Максим остановился, пытаясь все-таки что-то рассмотреть на дядином лице, и тот прошел мимо, словно племянника не существовало.

— Зараза, — сказал парень и побрел следом.

Лакья шел, шел и шел. Так долго, что Максим заподозрил — он собирается обойти гору по кругу.

А потом дядя резко остановился и застыл, словно встретился взглядом с василиском.

Максим немного потоптался на месте, походил туда-сюда, еще раз заглянул дяде в лицо.

Лакья стоял долго-долго, казалось, целую вечность. А потом ожил, зашевелился и указал пальцем на гору.

— Там.

Максим обернулся, полюбовался ледяным склоном и спросил:

— Что там?

— Разрыв.

Парень удивился, еще раз обернулся и посмотрел внимательнее. Но так ничего и не заметил.

— Где?

— Не на горе, рядом.

Максим попытался что-то рассмотреть рядом с горой, но так и не увидел знакомой дыры в пространстве.

— Маленький разрыв, — уточнил Лакья.

Максим вздохнул и, чувствуя себя тупицей, попытался присмотреться еще раз. И когда глаза начали слезиться и болеть, заметил легкую дымку. Словно кто-то оторвал крохотный клочок от облака и повесил его немного выше человеческого роста.

— Вот! — обрадовался парень, и Лакья одобрительно кивнул.

— Теперь запоминай, — сказал дядя, о чем-то подумав. — Первое, что ты должен научиться делать, это ощущать такие разрывы, а не искать их глазами. Причем ощущать на любом расстоянии.

Максим кивнул, закрыл глаза и попытался ощутить.

Почувствовал много холода и неудобство. Непонятное такое неудобство, для которого вроде бы нет причины, а оно все равно есть. Так Максим иногда себя чувствовал в общественном транспорте, и сестры дружно утверждали, что это реакция на чужой нехороший взгляд. Правда, сказать откуда идет это неудобство и дойти к его источнику, как это сделал Лакья, Максим бы не смог при всем желании. Он даже разрыв, к которому они пришли, постоянно терял из вида, и приходилось долго присматриваться, чтобы опять его найти.

— Ничего, — сказал дядя и мягко улыбнулся. — Это придет с опытом. Пока и так неплохо.

Максим кивнул, заподозрив, что Лакья очень хороший физиономист.

А потом они вдвоем закрывали разрыв, потому что дядя утверждал — Максим это умеет, у него это в крови. Это ведь даже не магия. Достаточно признать себя частью мира и все получится.

Максим признать себя частью мира так и не сумел, судя по тому, что не стал ощущать ледяную гору частью своего тела. Зато понял, что может избавиться от неудобства. Достаточно просто протянуть руку и сжать в ладони колючую снежинку, сминая ее и превращая в невидимую глазом точку.

— Интересно, — сказал Лакья и почесал затылок. — Очень интересно. Я могу прикасаться к разрыву только через меч.

Максим открыл глаза и посмотрел на улыбающегося родственника. Рядом с ним стоял меч в человеческом обличье. Тот самый меч, старый и ворчливый. И у парня появилось такое ощущение, что он что-то забыл.

— Вы что сделали? — спросил, глядя Лакья в глаза.

— Помогли и подтолкнули, — ответил меч. — Ты талантливый ребенок, но ленивый и недоверчивый.

— Вы меня загипнотизировали? — задал следующий вопрос Максим.

— Нет, — сказал Лакья и опять улыбнулся.

— Я помог твоему хаосу прикоснуться к миру не разрушая его, — сказал меч. — Скоро вспомнишь. И почувствуешь. И поймешь. Тебе это нужно.

— Психи, — восхитился Максим.

Проснулся Максим с больной головой, словно вчера опять напился, а поход к ледяной горе был всего лишь таким странным сном. Голова, правда, болеть перестала сама, и довольно быстро, парень даже не успел собраться на поиски доброй лекарки. А вот ощущение неправильности мира осталось. Причем неправильность был очень заметная. Взять хотя бы то, что время было ближе к обеду, а он еще не побывал даже в школе Коярена.

Странным так же было то, что никто его не разбудил. Даже девчонки ушли слушать очередную страшную историю о беременности без него. Впору было заподозрить худшее.